Мечта некромантки - Арьяр Ирмата

Еще я успела заметить, как он глянул мельком на протянутый Азиром пергамент (и когда демон успел состряпать?) и капнул кровью из уколотого демонским когтем пальца, наверняка превратив каплю в подпись. Рядом одновременно вспыхнула черным пламенем подпись Той Стороны. Пергамент тут же раздвоился, один экземпляр исчез, а второй свернулся в трубочку и обвился черной змеей ленты, на одном ее конце вспыхнула мглистым сгустком адова печать и тут же превратилась в змеиную голову с разинутой пастью. Пасть щелкнула огненными зубами и захлопнулась, зажав собственный хвост. Мерзость! И не подсмотреть теперь!

Прежде, чем за мной захлопнулась дверь, папик, забыв о разлитом на полу, незаметно преобразованном мной спирте, выщелкнул искры на свечи, стоявшие на вершинах пентаграммы.

Ох и полыхнуло по всему кабинету, словно вулкан взорвался!

От беззвучной ярко-синей вспышки я ослепла на несколько минут и хватала ртом внезапно исчезнувший воздух, пока легкие не наполнились.

Когда темные пятна в глазах поблекли, я рванула в кабинет.

Пусто.

Ни демона, ни мага.

Тишина. Только сорванная решетчатая створка с выбитыми стеклами заунывно скрипела, качаясь на одной петле, да где-то далеко взахлеб выли собаки.

Комната выглядела нереальной: свечи испарились, зато зыбко светился голубой дым над оплывшей бронзой пентаграммы; искорками мерцал голый камень стен, а немногочисленная мебель покосилась так, словно забыла, какой формы должны быть стол, кресла и шкаф с книгами. Фолианты спеклись в огромный монолит. Я растерянно коснулась их ладонью – ледяной холод. К счастью, особо ценные магические раритеты отец не держал в комнате для вызова демонов.

Боги, о чем я думаю! О каких-то плесневелых книгах! У меня отец пропал!

Не должно быть такого эффекта от какой-то горючей лужицы. Да и чему там гореть, если я алкоголь преобразовала? Или… или я в заклинании ошиблась? Не может быть! Совсем не может! Я уже десять лет его применяю, ни разу не ошиблась!

И голубого сияния быть не должно, это я знала точно – не первый раз некромант при мне демонов восвояси отправлял.

Но он еще ни разу их не сопровождал за порог!

Нет, я, конечно, не идеальная дочь. Но вот так запугать меня каким-то «серым зеркалом», грядущим безумием, концом света и сбежать?!

Или… черного мага похитила Та Сторона? Зачем? Им-то как раз сейчас это невыгодно. Кто будет выполнять договор?

И тут я вспомнила, что в случае невыполнения договора по любой причине, даже преждевременной гибели некроманта, за его долги перед Той Стороной расплачиваются его наследники, если не оговорено иное. До сорокового колена, пока не выплатят долг. И никакой страховки Той Стороной не предусмотрено, и никакие обстоятельства демонов не разжалобят. Подписал договор кровью – исполняй, пока твоя кровь течет в этом мире в жилах потомков.

Знать бы еще, что в том договоре!

Меня привел в чувство посторонний звук. Каскад чудных звуков скрипки, доносившихся из сада. Маэстро Дальег, давно привыкший к внезапным громам и молниям в башне черного мага, как ни в чем не бывало играл Лунный ноктюрн.

Глава 3, в которой на далеком острове Чеврабин появляется танцующий маг, способный зачаровать даже суровых чеврабинцев

Год моей странной жизни в этом мире превратился в постоянное бегство. Забиться в какую-нибудь нору и спокойно искать способ вернуться домой невозможно: если не менять образ, чужое лицо врастет, и я никогда уже не верну своего, даже не вспомню.

А после того, как я попал в ловушку и долгое время был заключен в какую-то мерзкую статую, я потерял себя. Кем я был? Как оказался в этом мире? Блондин я или брюнет? Высокий или низкий? Какого цвета глаза?

Уже не помню.

Но это не страшно. Главное – я знаю, куда возвращаться. И помню, что стоит попасть в свой мир, вернется и память о самом себе.

Но за целый год я не нашел дорогу домой. Не к местным же магам обращаться со своей тайной. Сколько я их тут встретил, – ни у кого не оказалось ни знаний, ни сил. Они даже погодой управлять не могут. Да что погодой, даже собственным настроением!

– Ты меня слышишь, Анри? – гаркнул на ухо скрипач Рипс, составлявший ровно половину нашей труппы.

Я поморщился. Анри – это не мое имя. Я не помнил своего, и придумывал новое для каждого моего нового попутчика. Только Рипс знал Анри. Исчезнет попутчик, исчезнет и имя. Обычная подстраховка для такого, как я, пришельца.

– Ну куда я денусь, старик?

– И в этом твоя вина – в том, что никуда не денешься из этой вонючей дыры. Из-за кого мы тут застряли, а?! Ты обещал мне больше не танцевать на свадьбах, парень! – голос старика сорвался в визг, короткие серые космы стояли дыбом, а блеклые глаза налились кровью. Ух, как сердит. Откуда столько злости в артисте, любимце муз? Скрипачу полагается быть чутким и возвышенным.

Я пожал плечами:

– Это была помолвка.

– Какая разница, если результат тот же? – старик в отчаянье воздел длани к дырявому гостиничному потолку. – Девичьи слезы, разрыв, возвращенные кольца. Нас опять чуть не побили! Нашел с кем связываться – с пиратами!

– Но ведь не побили же. Успокойся, Рипс. Лучше выпей.

– Ни за что! – а бутыль уже булькала над кружкой, и напарник заметно подобрел. – Будешь?

Я кивнул:

– Запах не плох.

– Да отличное вино! Кейское, из капитанских запасов, в знак благодарности прислал за разбитое сердце, – скрипач подмигнул, с наслаждением посмаковал глоток и совсем повеселел. – Нет, ты мне скажи, раздолбай этакий, других девок на той пристани мало было? Танцевать больше не с кем? Почему именно эту девку выбрал? Невесту! Как ты узнал, что у них обоих сердце не лежит друг к другу?

Едва сдержав очередное пожимание плечами – так нервный тик легко заработать – я взял кружку, отпил. Неплохое пойло для этого мира. А уж в городке, где мы застряли, такого не найти даже в доме городничего. Знаем, плавали на званый ужин.

– Друг мой Рипс, я уже тысячу раз говорил, сам не понимаю, как это происходит. Знал бы, не пришлось бы так часто покупать инструмент.

Вру и не морщусь. Все равно не объяснить, чужой я тут.

Лежит у них сердце – не лежит, а расчет вернее. Зачарованные успевают опомниться и подумать о своей выгоде, и тогда нас только быстрые ноги, да верный нож спасают.

А вот имуществом приходится жертвовать. Деремся, чем придется, даже тщедушный Рипс то и дело трясет стариной. За лето у него уже третий инструмент разбит о чью-то голову, правда, не самая лучшая скрипка. Свое лучшее сокровище он не рискует доставать на наших представлениях, а играет по ночам будто бы сам себе, а на самом деле с одной лишь целью – не дать мне выспаться.

– Рожу-то нонешнюю покажи, – поставив кружку, Рипс требовательно уставился на мою маску, все еще скрывавшую лицо, хотя мы давно забились в свою комнатушку на втором этаже портовой таверны, дрянную и блохастую, как бродячий пес.

Что еще плохо при моей жизни – возвращаться в прежнюю гостиницу, где у нас был приличный номер, мне уже нельзя: рожа перестала соответствовать. А в маске по такому маленькому городишке, где все всех знают до седьмого колена, не походишь. Популярность – замечательная вещь для пополнения кошелька золотом, но очень неудобна для личной жизни и жизни вообще.

– Зеркало дай, Рипс.

Скрипач вытащил из-за пазухи дамское зеркальце в крикливой, инкрустированной лазурью и хрусталем оправе, и я, сняв маску и черный парик, тщательно изучил отражение. Ну и рожа. Чужая, но это не успокаивает – мне же с ней жить теперь. Соломенные вьющиеся волосы, бледная кожа, длинный и тонкий нос, капризные губы сластолюбца и мягкий безвольный подбородок. Интересно, этот аристократ еще жив, или давно сгнил в могиле, разбив сердечко голубоглазой пастушке, согласившейся даже на брак со старым пиратом, пусть и знаменитым?

– И что она в нем нашла, чтобы так любить? – риторический вопрос отражению.