Столичный оборотень - Олег Овчинников

– Закурить?

Вопрос вверг меня в кратковременный ступор. Я все-таки поднял глаза на того, кто спрашивал, рассмотрел заодно его спутников и многое понял.

Ты в Питере, напомнил я себе. Так что закурить у тебя наверняка найдется, как минимум, полпакетика. Вот только жалко тратить сортовой можжевельник на эту публику, да и поможет ли? По хищным взглядам, по худым скуластым лицам и одинаковым бутафорским улыбкам, было видно, что жаждут они не столько покурить, сколько пообщаться. Натуральная гопота, в Москве такая встречается реже.

И все-таки я решил поделиться частью запасов со своими новыми знакомыми. Вдруг отстанут? «Дудок» я им, конечно, не дам, не для того собирал и заботливо модифицировал, обойдутся и папиросами.

В рюкзачке нашлась початая пачка «Беломора», заблаговременно избавленная от табака, которого я, к слову сказать, не переношу совершенно; от никотина меня в лучшем случае тошнит. Я выщелкнул из пачки две пустых гильзы, раздал хозяевам неопознанных кроссовок, подцепил ногтями третью и, уже вытаскивая, обнаружил на бумажном фильтре отчетливо пропечатанное число «10».

– Черт! – обругал я, на этот раз – себя.

Просмотрел! Забыл золотое правило: десятка притягивает ментов, поэтому десятку ломай и выбрасывай!

Что я незамедлительно и сделал.

– Это че? – ломким голосом спросил один из парней, самый младший на вид, недоуменно протягивая мне обратно пустую «беломорину».

– Ты че, издеваешься? – поддержал его второй, от подбородка до ушей покрытый крупными конопушками.

Тоже не местные, устало подумал я и попытался было объяснить, что должным образом оформленная папироса ценится среди людей знающих гораздо выше, чем пачка «Кэмэла» или «Мальборо-лайт», однако не успел.

– Издеваешься, да? – перебил меня конопатый.

– Тихо-тихо-тихо, – негромко сказал старший и предостерегающе поднял руку, но конопатый уже ударил меня в район солнечного сплетения.

Его кулак угодил точно в спрятанный под рубашкой бронзовый «пацифик», к которому я так и не собрался припаять снаружи дюжину стальных шипов поострее – как раз на такой случай. Добро должно быть хотя бы с зубами. И хоть бил конопатый скорее нервно, чем сильно, но сидя на узкой спинке нелегко удержать равновесие, так что я сверзился со скамьи спиной вперед, в последний момент сообразив убрать голову, и от удара о землю несколько секунд не мог вдохнуть.

«Ненавижу гороскопы!» – подумал я и осторожно потер ладонью грудь, на которой наверняка остался красный четырехпалый след, как будто по мне пробежался бронзовый голубь мира весом в пуд.

Со своего лежачего места я хорошо видел, как по ту сторону скамейки ADADIS наседает на конопатого.

– Ты че, а? Ты че? – с неодобрением допытывался он.

– А он че? Че он? – оправдывался конопатый, тыча пальцем в мою сторону.

– Ребята, – тихонько позвал я, едва смог наконец вдохнуть, и, когда все трое обернулись ко мне, вежливо попросил: – Занимайтесь любовью, а не войной!

– Чего? – пискляво переспросил младший.

– Идите на…! – перевел я для непонятливых.

У конопатого от такой наглости отвисла челюсть.

– Ах ты, Тарас! – оскалился он, когда снова обрел дар речи, и, запустив зачем-то руку в карман, начал обходить скамейку.

– Снова не угадал! – парировал я и, не дожидаясь новых версий, с очень низкого старта пустился наутек.

Первые несколько метров я преодолел на четвереньках, потом перевалился через оградку, отделявшую сквер от проезжей части, рухнул на тротуар, поднялся и побежал. Слаженный топот трех пар кроссовок, звуки тяжелого дыхания и не отличавшиеся разнообразием выкрики придавали мне сил. На Рубинштейна я выскочил, как сержант-инструктор, совершающий марш-бросок во главе группы новобранцев. Правда, сержант был явно не в форме.

Впрочем, на улицу Рубинштейна, в пятидесяти метрах от бара «Моллис», в котором, кстати, разливают лучшее в Питере ирландское пиво, выбежали только мои подопечные и, должно быть, сильно удивились, не обнаружив меня. Сам я тем временем находился в районе Петровского бульвара и, привалясь к стене ближайшего дома, пытался вспомнить, действительно ли этот случай переброса за сегодня – первый, которому я искренне и безоговорочно рад.

Радоваться мне пришлось недолго. Ровно до той минуты, когда по противоположной стороне бульвара, воя сиреной и окрашивая задымленный воздух в красный и синий цвета, пронеслась белая «шестерка» и святой Георгий с водительской дверцы как-то странно посмотрел на меня. Как-то слишком уж победоносно.

Со временем мои периодические экскурсии в город на Неве стали обычным делом. Я больше не считал себя шизофреником – после того, как отправил из Питера телеграмму-»молнию» на собственный адрес и час спустя расписался в ее получении. Впоследствии адресов у меня стало два.

Как персонаж комедии Бомарше, я постоянно сновал между «здесь» и «там», нигде не задерживаясь на время, достаточное, чтобы пустить корни. Зато я имел уникальную возможность наблюдать, как год от года меняются сразу два крупнейших мегаполиса страны. Правда, иногда испытывал проблемы с ориентацией – откуда это и куда меня перенесло. Километровые очереди в Макдональдс и первый наборный щит с рекламой «Кока-колы» над площадью Восстания, реконструкция храма Христа Спасителя и возобновление богослужений в Казанском соборе, подтопленная Василеостровская и июльский ураган, горящие Мариинка и Манеж – все это для меня явления одного порядка.

Откуда и куда – еще полбеды, но вот о чем я совершенно не имел представления, так это ЧТО или КТО переносит меня из пункта А в пункт Б. Я «перекидывался» довольно часто, но ни разу – когда мне действительно этого хотелось. Мне больше не надо было приезжать на вокзал и совершенно не имело смысла напряженно думать о конкретной точке, где я хотел бы оказаться, воссоздавая по памяти лужайку на Марсовом поле или вид со смотровой площадки на Воробьевых горах. Место и время переброса никогда не зависели от моей воли. Иногда, засыпая в своей каморке на Электросиле и просыпаясь на покрытой росой скамейке в ботаническом саду МГУ или перекидываясь с москворецкого пляжа на берег Финского залива и оказываясь в одних плавках под проливным питерским дождем, я чувствовал себя монеткой, которую подбрасывает могучая рука судьбы.

Орел – Москва.

Решка – Питер.

Или наоборот.

…Они все-таки загнали меня! Измотали, как гончие – подраненную дичь.

Не подозревая о существовании друг друга, действуя независимо друг от друга, но так слаженно, точно обменивались сообщениями по какой-нибудь сверхмощной рации с дальностью действия в семь сотен километров: «Молот, молот. Я наковальня. Дальше объект ведете вы».