Человечье мясо - Аркадий Белинков

- Теперь хорошо? - спросил я.

- Самый раз, - ответил клиент.

- Скажите пожалуйста, - начал я, - вы не находите, что концепция звездных туманностей не приближает нас к решению вопроса о генезисе первичного белка? А?

- Потише, пожалуйста, - попросил клиент, - глаз выдавите. И еще, пожалуйста, ногу немного подвиньте, а то у меня это ухо больное. Большое спасибо.

- Извините, - сказал я. - Так как же насчет белков?

- Насчет белков, видите ли... - промямлил пациент, - это лишний раз доказывает правоту марксизма-ленинизма. Глаз! Глаз!!

- Извините, - сказал я. - Совершенно верно. Это, конечно, еще лишний раз подтверждает правильность нашего родного марксизма-ленинизма. А как вы рассматриваете проблему более упрощенного получения изотопа урана? Вот как в газете, в которой было завернуто ваше мыло, написано об этом, прочтите, пожалуйста.

- Не выйдет, - сказал клиент. - Как раз оставил очки в предбаннике. Как думаете, не сопрут?

- Ну, что вы, - воскликнул я, - у нас этого не было. Раньше, конечно, при царизме бывало, а сейчас, во все годы существования советской власти никогда. К сожалению, я тоже без очков. Черт, очки потерял! Понимаете, сегодня у меня день, полный самых удивительных приключений, во время одного из которых я потерял свои очки. Очень обидно: хотелось почитать, что пишут в газете, в которую завернуто ваше мыло, про изотопы урана. Может, вы знаете?

- Э-э... Видите ли...- невнятно пробулькал клиент,- возьмите, пожалуйста, у меня изо рта мочалку, а то у меня руки в мыле. Большое спасибо. Э-э... Видите ли, именно проблема более упрощенного получения изотопа урана лучше всего доказывает незыблемую силу марксизма-ленинизма.

- Совершенно верно, - сказал я. - Именно эта проблема доказывает незыблемость. Вас как, можно шайкой по голове для массажа, товарищ доктор?

- Нет, - сказал клиент, подумав, - не надо шайкой по голове. - Потом добавил: - Я не доктор. Я критик.

- Что? Ах! - воскликнул я, и шайка, выскользнув из моих рук, все-таки с громом промассировала критика по башке.

- Простите, - сказал я, - тогда понятно.

- Что? - поинтересовался критик.

- Я говорю: очень рад отмывать от грязи советского критика!

- Большое спасибо! - сказал критик.

- Вы из каких же будете? - осведомился я, - из критиков-космополитов или из критиков-патриотов?

- Что?! - заревел клиент, - я критик-космополит?!

Он замотал головой, и шайка зазвенела на ней, как колокол.

- Я первый начал разоблачать этих ничтожных антипатриотов! - гремел он, - а какой-то, извините, банщик, который даже не может прочитать газету, в которую я заворачиваю мыло, смеет так меня оскорблять!!

Он сдернул с головы шайку и, вскочив, приблизил свою заляпанную мылом морду к моему носу.

- Ермилов! - закричал я.

- Белинков! - закричал он. И с громким воплем мы разлетелись в разные стороны.

Глава X

Шипя мыльной пеной, я влетел в топчущееся в предбаннике стадо с намыленными головами, мотавшимися с блеянием из стороны в сторону. Распихав баранов и колотя их по бараньим мордам, я вырвался из бани.

Опять за моей спиной кричали: "Держи-и-и!.."

Теперь у меня ничего, кроме программы с аморфной позитивной частью, не было. У меня не было ни рукописей, ни библиотеки, ни жены, ни очков, ни даже домашней туфли с оторванным каблуком, погибшей в неравном бою с банщиками. Я был сам собой. Человек и концепция. Человек-борец с врагом-государством. Его концепция была справедливее и гуманнее концепции государства. Но концепция государства была сильней его концепции. И поэтому был не прав он, а не государство. Государство с менее справедливой и гуманной концепцией бежало за ним, громко крича: "Держи-и-и!!" В истории нет ни умных, ни глупых, ни справедливых, ни гуманных концепций. Есть концепции сильные и слабые. Концепция Алариха была сильной, и поэтому она победила умную Римскую империю. Что касается ее ума, то когда она победила, ум сразу же был доказан всеми при ближайшем участии самих римлян. Силой можно заставить сделать все. Даже гениальные симфонии, поразительные фрески и прекрасные отречения сына от отца. Под авторитетным воздействием силы самая губительная идея обретает как-то не бывшую ранее заметной убедительность и приобретает адептов с докторскими диссертациями и избирателей, с воодушевлением опускающих в урны свои бюллетени. Чему мы имеем большое количество примеров в прошлой и настоящей истории народов.

И поэтому не было ничего удивительного в том, что за моей спиной раздались крики: "Держи! Держи его! Хватай! Чего глаза пялишь, за ногу его хватай!"

Я завернул в переулок и заскочил в подворотню.

Мимо меня, пыхтя, прошлепало толстое буро-розовое мясо с розовыми ляжками, оставляя за собой мыльные кляксы. И все стихло.

Когда эта клякса на истории русской литературы скрылась из глаз, я вылез из подворотни.

Вечерний город завыл, заворочался и задышал, коротко и часто. Площади оскалили челюсти, утыканные электрическими лампами. Стада самцов, самок и детенышей их, влетевших в ущелья улиц под прикрытием сумерек и тумана, убивали, грабили, насиловали, доносили, допрашивали и поджигали, строя свое счастливое коммунистическое завтра.

- Караул! - кричали они.

- Дави его промеж ног! Дюжее!

- Да здравствует наша могучая Советская армия!

- Сапоги упор, сапоги! Прямо, как есть, с живого ходу!

- Режут!!

- Дсржи-и-и! - прокричали сзади меня. Я вздрогнул и бросился вперед.

По дыханию, топоту и силе порыва, опытом познавший многие тезисы бытия, я понял, что за мной гонится цех банщиков, стая милиционеров, Президиум Союза советских писателей и представители обществ содействия.

- Не уйдет, - сдавленно продышал банщик, нажимая.

- Куда ему! - прохрипел автор популярных в народе симфоний.

Я задыхался.

- Марианна, - хрипло шептал я, - я погибаю. Что будет с тобой?! Кто спасет тебя, любимая?!

Щелкнули зубы за моей спиной, когти рванули мое плечо, и я, взвыв, метнулся в сторону и упал. С визгом затормозило автомобильное колесо у моей шеи. И кто-то, схватив меня за ноги, вытащил из-под автомобиля. Я сидел на мостовой и, лязгая зубами, озирался.

- Зарезал! Зарезал! - заорал чей-то пропитой голос.

- Ну как? Ничего? - спросил, нагнувшись ко мне, молодой человек из добровольного общества содействия. - Не зашибло?

- Ничего, в мякоть попал, - ответила, сочувственно посматривая на меня, красивая молодая женщина.

- Вы дальше бегите! - скомандовал кто-то, - а мы тут сами справимся.

Он нагнулся ко мне и спросил:

- В каком направлении он скрылся? Вы только укажите, а сами не тревожьтесь. Мы вас сейчас устроим, товарищ Ермилов.

- Что? - спросил я и поднял глаза.

- Я говорю, укажите нам, куда он скрылся.

- Кто? - спросил я.

- Ну, этот, как его...

Сзади раздались голоса хорошо мне знакомых членов Президиума Союза советских писателей: "...Аркадий Белинков, космополит и выпендреш формалистов!"

- Хорошо, - сказал я и протянул руку в ту сторону, куда прошлепало розово-бурое мясо с толстыми ляжками, принадлежавшее Владимиру Владимировичу Ермилову, экс-редактору "Литературной газеты" и лауреату.

Взревев, цех банщиков, стая милиционеров, Президиум Союза советских писателей и представители обществ содействия ринулись вперед. А я, ставший Владимиром Владимировичем, экс-редактором и лауреатом только потому, что хитро оказался не впереди, как полагается убегающему, а позади, был сдан под присмотр, за моим едва не раздавленным колесом здоровьем, случайно оказавшейся в погоне молодой женщине, покрасневшей от удовольствия быть полезной русской литературе в лице ее замечательного представителя В. В. Ермилова.

Глава XI

В это мгновение вдали раздался дремучий рев, и молодая женщина, обернувшись к своему мужу, низким, звучным голосом с тихой радостью сказала:

- Пойман. Все кончено.

- Бежим. Дорога каждая минута! - вскочив с мостовой, воскликнул я,

Молодая женщина улыбнулась и посмотрела на меня светящимися глазами.

- Сюда, - сказала она и, отворив дверь, пропустила меня вперед.

Глава XII

- Вона! - взвыл вырвавшийся вперед банщик, заметивший топающее посередь проспекта голое мясо. Увидев, что их усилия не пропали даром, цех банщиков, стая милиционеров, Президиум Союза советских писателей и представители добровольных обществ нажали еще крепче и, рванув что есть силы, навалились на бегущего.

- Кар! - пискнул он, сшибленный ударом по башке, и, оказавшись на мостовой, громко добавил: - ул!!

- Попался, голубчик! - визжала толпа, притопывая танец победы. Попался! Ха-ха-ха! Стервятина!!

- И здоров бегать, паскуда! Ишь, какой конец отмахал.

- А жирный-то, жирный! Глянь-ка, цицки-то висят, як у бабе!

- Это не я!! - обомлев, заорал Владимир Владимирович. - Это он!! Я всегда правильно делал! Спросите у Ковальчик!

- Нет, брат, шалишь, теперь, брат, не то, - подвывая от счастья победы, тихонько сказал один доброволец и, изловчившись, как двинул Владимира Владимировича сапогом в пах.