Нулевая история - Уильям Гибсон

— Это в прошлом, к тому же весьма недолго.

— Степень неоспоримой прославленности, — сообщил он с видом врача, совершенно

точно установившего диагноз.

Некоторое время молчали. Холлис делала вид что просматривает несколько первых

страниц Таймс пока не появилась итальянская девушка и похожий на нее довольно

симпатичный темноволосый юноша. Завтрак они принесли на темного дерева подносах

с латунными ручками. Расставив приборы на низком кофейном солике, девушка и ее

спутник удалились. Взгляд Бигенда на какое-то время сосредоточился на движении

бедер уходящей девушки.

— Мне очень нравится полный английский завтрак. — сказал он.

— Требуха. Кровяная колбаса. Фасоль. Бекон. Вы были здесь до того, как они изобрели

это? — спросил он. — Вы должны были.

— Была, — призналась она, — Я была очень молодой.

— Даже тогда, — сказал он, — полный английский завтрак был гениальной вещью.

Он нарезал колбасу, которая выглядела как ливер, сваренный в желудке небольшого

животного, коалы например.

— Есть кое-что, с чем вы могли бы нам помоч, — сказал Бигенд загружая в рот кусок

колбасы.

— Нам.

Он дожевал, кивнул и проглотил еду.

— Мы же не просто рекламное агентство. Вы же знаете это. Мы трансформируем

восприятие брэндов, предсказываем тенденции, управляем производством,

реконструируем развивающиеся рынки и вообще мыслим и планируем стратегически.

— Что случилось с заказчиком, который заплатил нам за полные права на песню

«Одному трудно»?

Бигенд погрузил тонкую полоску тоста в жидкий желток поджаренного яйца примерно

наполовину, прожевал его, проглотил, вытер губы салфеткой и спросил — Вас что это

беспокоит?

— Это были большие деньги.

— Это Китай. — ответил он. — Автомобиль, для которого мы сделали рекламу, не

вышел на рынок. Не захотел.

— Почему?

— Проблемы с дизайном. Очень основательные. Правительство решило что это не тот

автомобиль, который Китай должен выводить на мировой рынок. По меньшей мере не

на фоне нескольких скандалов по поводу испорченных пищевых продуктов и прочей

всякой всячины.

— Он действительно был настолько плох?

— Безоговорочно плох. — Бигенд ловко управляясь вилкой перемещал запеченые бобы

на тост. — В конце концов им не нужна была ваша песня. — сказал он. — насколько

мы знаем ответственные за проект руководители до сих пор живы и здоровы. Для всех

заинтересованных сторон результат выглядит вполне оптимальным.

Он взялся за бекон. Она ела свои хлопья с фруктами и смотрела на него. Он ел быстро, методично подпитывая свой неутомимый многоцилиндровый метаболизм. Она никогда

не видела его усталым или выбитым из колеи разницей во времени после перелета. Он

похоже жил в своем собственном временном поясе.

Он закончил завтракать раньше ее, промокнув тарелку дочиста последней половинкой

треугольного, с золотистой корочкой Кабинетного тоста.

— Трансформация восприятия брэнда. — сообщил он.

— Да? — ее бровь поднялась.

— Истории. Потребители покупают не столько товары, сколько интересные истории.

— Это не новость. — сказала она, — Я и раньше слышала об этом. — Она глотнула

остывшего кофе.

— В какой-то момент эта идея становится самоисполняющимся пророчеством.

Дизайнеры придумывают персонажей с историями, для которых потом придумывают

товары. Стандартный подход. Похожие обобщенные процедуры в брэндинге

существуют для создания чего угодно. Новых товаров, новых компаний.

— И это работает?

— Еще как работает, — ответил он, — неоспоримый факт. Только есть нюанс. Как

только вы изобретаете новый способ делать что-нибудь, происходит смещение границ.

В другие места и точки пространства.

— В какие?

— В те, в которых вы оказались, — ответил он.

— Я нигде не оказалась.

Он улыбнулся. Зубы его, как обычно сверкали неестественной белизной.

— У вас бекон в зубах застрял, — сказала она, хотя никакого бекона там не было.

Прикрыв рот белой, льняной салфеткой, он попытался найти частички

несуществующего бекона. Затем опустил салфетку, показав зубы в широкой гримасе.

Она так же оскалилась в ответ. — Я думаю вы достали его. — сказала она с сомнением.

— А ваше предложение мне неинтересно.

— Вы представитель богемного сословия, — сказал он, складывая салфетку и

пристраивая ее на поднос, за своей тарелкой.

— О чем это вы?

— Вы вряд ли когда-нибудь держались за должность на работе. Вы фрилансер. И

всегда были фрилансером. Вы не аккумулируете ничего недвижимого.

— Нельзя сказать что я никогда не пыталась.

— Нет, — согласился он, — но даже когда вы пытались, вы вряд ли делали это от всего

сердца. Я сам такой.

— Хьюберт, вы самый богатый человек из всех, кого мне доводилось когда-нибудь

встречать. — Она знала что в буквальном смысле это не было правдой, но прочие ее

знакомые, которые могли бы быть более обеспеченными чем Бигэнд, были не в пример

значительно более скучными людьми. Он был самым проблематичным из всех богатых

людей, которых она знала.

— Это побочный эффект, — заметил он с осторожностью. — Один из побочных

эффектов моей фундаментальной незаинтерисованности в богатстве.

В действительности она конечно верила ему, по меньшей мере в этом утверждении.

Свою способность рисковать он эксплуатировал на полную катушку. И как раз из-за

этого, как она знала по собственному опыту, находиться рядом с ним было просто

небезопасно.

— Моя мать тоже была из богемы, — сказал он.

— Федра, — почему-то вспомнила Холлис.

— Я сделал ее старость настолько комфортабельной насколько это возможно. Для

представителей богемы это не характерно.

— Вы молодец.

— Рег соответствует образу успешного представителя богемы, вам не кажется?

— Я думаю так оно и есть.

— Он всегда над чем-то трудится Рег. Всегда. Всегда это что-то новое. — Он смотрел

на нее сквозь тяжелую серебрянную посуду. — А вы?

Она поняла что в этот вот момент он ее подловил. Глядя как-то прямо внутрь ее.

— Нет, — сказала она, потому что в самом деле больше и сказать было нечего.

— Вы должны быть чем-то заняты, — сказал он, — Самое интересное конечно в том, что неважно чем вы будете заняты. Что бы вы не делали, поскольку вы художник и

артист, принесет в мир новую, созданную вами вещь. Так же, как это произошло в

последний раз, помните? Вы написали книгу.

— Но вы обманывали меня, — ответила она, — Вы притворялись издателем журнала, и

я писала для него.

— Я почти и был издателем журнала. У меня же были сотрудники.

— Один человек!

— Два, — сказал он, — включая вас.

— Я не могу так работать, — сказала она, — я не хочу.

— В этот раз будет по-другому. Нынешний случай менее… рисковый.

— Хотите сказать что национальное агентство безопасности или кто-то там еще не

прослушивал ваш телефон и не читал вашу электронную почту?

— Но мы же знаем теперь, что они всех читали и прослушивали.- Он ослабил свой

бледно-золотистый галстук. — Тогда мы не знали.

— Вы знали, — сказала она, постараясь передать в интонации что указывает

персонально на Бигенда. — Вы догадывались. Или даже обнаружили.

— Кто-то, — ответил он, — разрабатывает нечто, что может служить доказательством

возможности передачи видения брэнда новым способом.

— Из ваших уст это звучит как похвала.

— Достаточно прямолинейно-провокационное использование негативного поля, —

сказал он, еще более одобрительно.

— Кто?

— Я не знаю, — ответил он. — Я не смог найти. Я чувствую что кто-то читает и

понимает мою схему игры. И возможно дополняет ее.

— Отправьте Памелу, — предложила она. — Памела разбирается во всем это. И кое в

чем еще. У вас есть как минимум небольшая армия людей, понимающих все это.

Должна быть.

— Так ведь в этом-то и проблема. Поскольку они «понимают все это», они не могут

увидеть границу. Они не хотят искать новое. Но хуже всего то, что они будут топтаться

прямо на том, что мы ищем и раздавят его своей посредственностью, которая у них

развита до навыков профессионала. — Он коснулся сложенной салфеткой своих губ, хотя на ее взгляд в этом не было никакой необходимости. — Мне нужен джокер. Мне

нужны вы.

Он откинулся в кресле и стал смотреть на Холлис в точности так же, как он

рассматривал аккуратную, удаляющуюся задницу девушки итальянки, только в данном

случае она знала что секс здесь совершенно ни при чем.

— Господи, — неожиданно произнесла она, одновременно желая стать очень очень

маленькой. Настолько маленькой чтобы завернуться в клубок пыли, венчающий

стимпанковый лифт, между наконечниками фильтров, цвета пробкового дерева.