Нулевая история - Уильям Гибсон

прислонил тубу к пассажирскому сиденью, взял деньги и закрыл дверь. Сверток

полупрозрачной белой бумаги выглядел значительно безопаснее.

Автомобили выезжали на автостраду. Милгрим прошагал по хрустящему под

подошвами гравию пятнадцать футов, разделявших его и вывеску на доме. Над

курсивно-голубой надписью «СЕМЕЙНЫЙ» он обнаружил надпись «ГОРОД НА

КРАЮ», на которой осталась лишь немного шелухи от красной краски. В самом низу

было написано «РЕСТОРАН». Нижняя левая сторона вывески когда-то была окрашена

черной краской, с нарисованными как будь-то детской рукой, и тоже вроде бы красной

краской, силуэтами трех домов. Солнце и дожди основательно зачистили картинку

чтобы быть в чем-то уверенным. Справа, немного другим голубым, нежели

«СЕМЕЙНЫЙ» были нарисованы полуабстрактные представления холмов и возможно

озер. Если судить по названию, то местечко это было неподалеку от официальных

городских окраин.

Кто-то, из тишины по-видимому запертого здания резко стукнул в по зеркальному

стеклу, похоже кольцом.

Милгрим послушно подошел к двери, держа приподнято, словно скромный скипетр, в

одной руке милимметровку, в другой, точно напротив, виниловый конверт.

Дверь открылась внутрь, явив Милгриму мощную фигуру футбольного игрока со

стрижкой «порно Восьмидесятых». Ну или кого-то, похожего на футбольного игрока.

Высокий, длинноногий молодой человек с исключительно огромными плечами. Он

отступил внутрь, приглашая Милгрима войти.

- Привет, — произнес Милгрим, шагнув в теплый, неподвижный воздух, хранящий

смесь ароматов годами работавшей кухни и промышленных средств дезинфекции.

- Я привез тебе деньги.

Милгрим продемонстрировал пластиковый конверт. Здание в настоящий момент

похоже никак не использовалось, хотя и выглядело готовым к заселению в любой

момент. Законсервированный «Город на краю», как Б-52 в пустыне. Он увидел пустую

стеклянную голову автомата для продажи шариков жевательной резинки, на подставке, заканчивающейся коричневой трубой-гармошкой.

- Положи их на стойку, — ответил молодой человек.

Он был одет в голубые джинсы и черную футболку, и то и другое похоже содержало

сколько-то процентов волокна Спандекс. На ногах у него были черные спортивные

кроссовки, на вид казавшиеся тяжелыми. Милгрим отметил на шве правой штанины

узкий, четырехугольный, необычно низко расположенный карман. Защелка из

нержавеющей стали прочно удерживала в нем большой складной нож.

Милгрим выполнил указание, попутно разглядев хром и бирюзовый кожзаменитель

целого ряда прикрученных к полу стульев вдоль стойки, верх которой был покрыт

бирюзовым же композитом Formica. Он слегка развернул бумагу, пояснив — «Мне

нужно сделать трассировку. Это лучший способ определиться с подробностями.

Сначала я сделаю несколько фотографий.»

- Кто в машине?

- Мой друг.

- Почему ты не ездишь за рулем?

- Управление в нетрезвом виде, — ответил Милгрим и это была правда… По меньшей

мере в философском смысле.

Молодой человек молча обошел пустую стеклянную витрину, где должно быть когда-то

лежали сигареты и сладости. Оказавшись напротив Милгрима, он нагнулся под стойку

и вытащил что-то в мятом белом пластиковом пакете. Пакет он бросил на стойку а

пластиковый конверт с деньгами запустил по стойке на другой конец,

продемонстрировав явно отточенный многократным исполнением моторный навык,

который его тело выполнило автоматически, в то время как сам он продолжал

наблюдать за Милгримом.

Милгрим открыл пакет и достал оттуда пару сложенных, неглаженных брюк. Они были

медно-бежевого оттенка, который еще называют коричневый койот. Развернув их, он

положил их на плоскую поверхность Formica, достал из кармана куртки камеру и начал

фотографировать, используя вспышку. Он сделал шесть снимков спереди, затем

перевернул брюки и сдела шесть снимков сзади.

Затем сделал по одному снимку четырех вместительных карманов. Положил камеру, вывернул брюки наизнанку и снова начал снимать. Упаковав камеру он аккуратно

расправил штанины, по прежнему вывернутых брюк на поверхности стойки, расправив

поверх них первый из четырех листов бумаги. Одним из графитовых стержней начал

обводить край изделия.

Ему нравилось делать это. В душе его при этом воцарялся внутренний покой. Когда-то

его откомандировали в Hackney к портному, который занимался подгонкой, чтобы он

провел послеобеденное время как раз вот за таким занятием. И оно ему понравилось.

Это было освященное веками средство похищения информации. Это было как

срисовывание контура надгробной каменной или бронзовой плиты в соборе. Средне-

твердый графитовый карандаш, если его правильно использовать, захватывал каждую

деталь шва и строчки. Все, что потребуется изготовителю копии образца одежды, чтобы воссоздать не только общие очертания, но и характер и детали конструкции.

Пока он работал, молодой человек открыл конверт, распаковал пачки банкнот и

тихонько пересчитал их. — «Нужен клин,» — сказал он когда закончил.

-Пардон?- Милгрим остановился. Пальцы его правой руки покрывала графитовая пыль.

-Клин,»- молодой человек складывал деньги обратно в голубой конверт. — «Где

внутренняя поверхность бедер. Он нужен, если ты собираешься заниматься

скалолазаньем.»

-Спасибо, — Милгрим показал измазанные графитом пальцы. «Ты не мог бы

перевернуть брюки? Не хочется оставлять на них следы графита.»

-Дельтой до Атланты, — Слейт передал Милгриму конверт с билетом. Он опять оделся

в невыразимо раздражающий костюм, с причудливо укороченными брюками, который

почему-то забыл одеть в Миртл Бич.

-Бизнес класс?

-Тренировочный, — ответил Слейт, выглядел он при этом явно удовлетворенным. Он

передал Милгриму второй конверт. — «Из Бритиш Мидланд до Хитроу.»

-Тренировочный?

Слейт нахмурился — «Бизнес класс.»

Милгрим улыбнулся.

-Он хочет чтобы ты встретился с ним, сразу по прилету.

Милгрим кивнул, и сказал — «Пока.» Он повесил красную тубу на плечо и направился

к стойке регистрации. В другой руке он держал сумку, направляясь прямо под очень

большой флаг штата Северная Каролина, композиция которого показалась ему странно

Исламской, с ее пальмовым деревом и полумесяцем.

3. Пыльные клочья

Она проснулась в серых сумерках, слоями лежащих на шторах и драпировках. И

лежала уставившись в тусклый анаморфный вид повторяющихся инсектоидных

картушей, уменьшающихся и искажающихся по мере приближения к потолку. Полки с

предметами, какие можно увидеть в журнале Wunderkammer. Различного размера

головы, мраморные, из слоновой кости и из позолоченной бронзы. Ничем не

декорированный круглый низ клетки библиотеки.

Она посмотрела на свои часы. Чуть после девяти.

Она выбралась из кровати, в своей футболке Bollards, размера XXL надетой на

невелюровую пижаму, и вошла в ванную, высокую, глубокую бухту из не совсем белой

плитки. Чтобы включить громадный душ, потребовались такие же усилия как и

раньше. Викторианский монстр, его оригинальные краны представляли собой

неуклюжие латунные узлы. Горизонтальные, четырехдюймовые никелерованные трубы

с трех сторон как будь-то образовывали клетку. На трубах было удобно греть

полотенца. На этом фоне, листы стекла дюймовой толщины со скошенной кромкой

выглядели вполне современно. Оригинальный распылитель душа диаметром тридцать

дюймов, располагался прямо над головой. Скинув футболку и пижаму, она надела

одноразовую шапочку и забралась в кабину. Намылилась ручной работы мылом с

маркой Корпуса, которое едва едва отдавало огурцом.

Душевую кабину она сфотографировала своим iPhone-ом. Кабина напоминала ей

машину времени Герберта Уэлса. Возможно эта кабина уже существовала, когда он

начал писать ту часть, которая должна была стать первым романом.

Пока вытиралась и наносила на кожу увлажняющий бальзам, слушала сквозь богато

украшенную бронзовую решетку радио BBC. Ничего катастрофического, равно как и

ничего сколько-нибудь хорошего, с момента, когда она последний раз слушала новости, не произошло. Банальщина, образца начала двадцать первого века, замешанная на

спирали смертельного подтекста.

Она сняла шапочку для душа и покачала головой, волосы еще хранили остатки

волшебной работы стилиста из салона в Селфридже. Она любила обедать в обеденном

зале Селфриджа, выходя наружу через черный ход, чтобы удержаться от падения в

коллективный транс шопоголизма. Хотя это было одним из ее любимых занятий в

универмаге.

Гораздо сильнее она была подвержена шопоголистическим приступам в небольших