Покоренная поцелуем - Донна Валентина

Она притворялась, что слушает болтовню Филиппа, а сама в это время наблюдала, как они отвозят от дома другие ведра, содержимое которых вначале было похоже на болотную вонючую грязь, и воображала, что в результате от Ротгара ничего не останется, — нечего будет предъявлять перед Хью.

Филипп все болтал, а Мария гадала, какой может быть цвет волос у Ротгара Лэндуолдского.

У нее не было никаких сомнений в отношении цвета глаз — они были голубые, постоянно голубые эти глаза англичан, хотя, конечно, оттенок их менялся.

Негромкий голос сэра Уолтера заставил умолкнуть Филиппа и нарушил ее праздную созерцательность — Теперь сакс никого не обеспокоит, миледи.

— Уолтер! А я и не знала, что ты вернулся! — Мария, схватив за руку этого пользующегося ее полным доверием рыцаря, подвела его к Филиппу:

— Позаботьтесь, чтобы Филипп как следует отдохнул в тепле перед отъездом в Стиллингхэм.

— Но мне хотелось увидать этого сакса…

— Вы будете тихо сидеть возле камина, а я буду сторожить свою даму. Уолтер произнес эти слова таким тоном, который не вызывал никакого желания с ним спорить. Мария пыталась скрыть улыбку, когда Филипп, недовольно ворча и шаркая ногами, пошел прочь, словно наказанный отцом нашкодивший мальчишка. Даже Филипп Мартел не мог преодолеть его бесстрастной, флегматичной решимости до конца исполнить порученное задание. Слава Богу, этот Уолтер, который долгие годы служил у ее отца, перешел на службу к Хью как раз перед славной победой, одержанной норманнами. В нынешние, пропитанные насквозь предательством времена, не так просто сыскать честного человека.

Уолтер сказал, что теперь сакс никого не обеспокоит. И вправду, нос Марии больше не морщился от запахов, исходивших от тела Ротгара. Но что-то внутри нее восставало при виде его беспомощности и кротости. Она вспоминала, как она опустилась перед ним на колени, вспоминала тот мимолетный, иллюзорный момент, когда вдруг вообразила, что он станет на ее сторону, защитит ее от Гилберта, придаст ей сил, чтобы она смогла разоблачить коварство Гилберта и организовать эту встречу с Хью. Теперь, под наплывом безотчетных чувств, она хотела все это сделать ради него, Ротгара.

Его рыжевато-коричневые, с золотистым отливом волосы не были похожи на норманнские жесткие прически. Они не желали лежать ровно у него на лбу, и вместо этого образовали целый ворох неукротимых, довольно плотных, мокрых после купания колечек. Кожа у него на лбу и вокруг глаз была темной, как у человека, проводящего немало времени на солнцепеке, а его подбородок и впавшие от голода щеки были огненно-красного цвета после того, как ему сбрили бороду.

Он стоял, и Мария впервые увидела в таком положении Ротгара Лэндуолдского. Рядом с ним все его пленившие норманны казались карликами, если бы только у него, как верно заметил сэр Данстэн, не был такой вид, словно он сто лет не ел. Кроме того, он не мог до конца выпрямиться, он все время сгибался в талии, словно только что получил сильный удар в живот. На нем была туника рыжевато-коричневого цвета с голубым оттенком и, хотя ее расцветка и размер вполне ему соответствовали, она висела на нем, как дурно скроенная крестьянская блуза, хотя плотно, как и требуется, облегала его широкие плечи.

Одной рукой он оперся о крышку массивного дубового стола. Марии показалось, что Ротгар просто боялся потерять равновесие.

— Вы можете ходить? — спросила она, надеясь заполучить предлог для невыполнения своего обещания отвести его к Хью.

— Да, могу. — Это был даже не голос, а лишь шепот, исходивший из глубины его горла. Мария обменялась недоверчивым взглядом с сэром Уолтером. Покачав головой, норманнский рыцарь подошел к нему и схватил его за предплечье. Ротгар увернулся, но при этом чуть было не упал на пол.

— Вы с трудом даже стоите, не говоря уж о том, чтобы ходить, — заметила Мария.

— На голодный желудок много не находишься. После этих слов у него в животе сильно заурчало. Ротгар схватился за Уолтера одной рукой, а второй старался не потерять равновесия, чтобы не упасть. Вдруг он ей улыбнулся. Вот он стоял перед ней, человек, едва не умерший с голоду, в плохо подогнанной одежде, отвратительно побритый и постриженный, но в выражении этих искривленных, умаляющих собственное достоинство, дергающихся губ она видела все свойства человека, который когда-то был правителем Лэндуолда.

Его жалкий вид пробудил в ней чувство сострадания.

— Я прикажу принести вам еду, — сказала она, удивляясь внезапно возникшей сухости во рту, и до сих пор не теряя надежду отложить встречу, которую сама обещала организовать.

— Боюсь, я нахлебался во время мытья воды, словно рыба, которую снова выбросили в воду из сетей и это заставило вновь заработать мой желудок.

Мария вдруг вспомнила эту грязную, вонючую воду, которую носили из купальни, и ее сразу же стошнило. Она быстро поднесла пальцы к горлу.

Кажется, он понял причину ее реакции.

— Нет, нет миледи. Я пил чистую воду, и только потом смывал ею грязь.

— Вы, я думаю, можете теперь съесть немного хлеба.

На него, казалось, снизошла задумчивость, словно он мысленно совершал путешествие в другом пространстве и времени.

— Я не стану, миледи, есть, пока не станет известна моя дальнейшая судьба. Было бы ужасно… неприятно вначале снова приучить желудок к добротной пище, в которой тебе потом все равно откажут.

Его слова намекали на тот тяжкий опыт, на те жестокие лишения, через которые ему пришлось пройти. Все это она была в состоянии только вообразить. Его неожиданная осторожность пробила похожий на сон туман, который окутал все ее существо при первом, брошенном на этого человека, взгляде. Она не должна забывать ту угрозу, которую он представлял для них, и не кудахтать над ним, как курица-несушка, не воображать, что он желает ей успеха в ее борьбе с Гилбертом. Однако он мог бы пойти на это, принимая во внимание, какая судьба ожидает его, попади он в руки Гилберта. Его могли запереть где-нибудь и держать там, покуда он не умрет с голоду, либо вышвырнуть вон из Лэндуолда без средств к существованию, — такие последствия вполне реальны после предпринятых ею шагов по представлению его Хью.

— В таком случае пора идти, — сказала она. — Хью, господин Лэндуолдский нас ждет.

Тут она поняла, что голубые английские глаза могут выражать куда более острое отчаяние, чем перед угрозой голодной смерти.

Мария пошла впереди Ротгара. Она делала какие-то странные рывки и постоянно оборачивалась. Хотя его походка не была столь целеустремленной, как ему бы того хотелось, все же он, спотыкаясь, выдерживал ее темп, хотя вечно бдительный сэр Уолтер несколько раз врезался в него сзади. Он старался предотвратить столкновения с ней, и такое занятие по крайней мере отвлекало его от необходимости озираться вокруг, жадно поглощать взглядом то, что больше ему не принадлежало, и ему оставалось глядеть только на Марию.