Тросовый талреп - Сэм Льювеллин

— Теперь там гостиница, — пояснил Эван. — Вы когда-нибудь слыхали о Дэвиде Лундгрене?

Если вы интересуетесь кораблями, или судебными процессами о кораблях, или и тем и другим, то о нем нельзя было не слышать. У Лундгрена было свое представление о море: в каждой бухте и в устье каждой реки должен быть магазинчик по продаже разных морских принадлежностей, и каждый такой магазинчик должен принадлежать ему. А в последнее время, по слухам, Лундгрен проявлял интерес к производству нового поколения сверхскоростных прогулочных судов. Чарли Эгаттер и я полагали, что «Зеленый дельфин» придется вполне ему по вкусу. Лундгрен был невероятно богат, невероятно властен, а еще он был слегка норвежцем. Газетчики его любили, но люди, с которыми он имел дело, обычно проявляли меньше энтузиазма.

— Лундгрен купил Дэнмерри в прошлом году, — сказал Эван. — Превратил этот дом в гостиницу, уговорил всех своих помощников поселиться там. Они единственные, кто может себе это позволить.

— Он один из тех, с кем я намерен был повидаться, направляясь сюда, — сказал я.

— В самом деле? — На какое-то мгновение Эван слегка растерялся. — Видите ли, я как раз собирался туда за пивком. Пиво у них дорогое, но сам дом уж больно хорош.

— А кто его построил? — спросил я.

— Один малый по имени Райт Большой был человек, друг королевы Виктории. Хотел себе сделать тихое убежище для отдыха.

— Он, должно быть, был Построен примерно в то же время, что и Кинлочбиэг?

— Семья Райтов провела долгое время в Дэнмерри, — сказал Эван.

— А как насчет Бучэнов из Кинлочбиэга? Тоже давнее владение.

Эван покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Мой старик купил дом в тысяча девятьсот тридцать четвертом году. Он на рыбной ловле заработал уйму денег. Начал с рыболовного паровичка, неподалеку от Абердина. Ловил рыбу, покупал рыбу, продавал рыбу, а закончил консервированием рыбы. В тридцатые годы, во время кризиса, он сделал себе миллион на дешевой сельди. Но есть миллион или нет миллиона — никто из этих шотландских ублюдков не замолвил за него даже словечка, потому что он был всего лишь Джоко Бучэн с причала Альберта. — Эван скорчил гримасу. — Шотландия — это и сегодня феодальная страна, а тогда она была много хуже. Они задирали носы, когда видели, что идет Джоко Бучэн. Веселились. — Эван аккуратно высыпал порцию табака на бумажку и принялся сворачивать сигарету. — Покурите?

— Бросил, — сказал я. — Поэтому ваш отец и приехал сюда? Чтобы избавиться от всего этого?

— Трудно сказать, — ответил Эван. — Он был забавным малым, мой старик. Любил рыбную ловлю. «Флору» он строил как яхту, но в самый последний момент велел строителям забыть об огромных отдельных каютах и оставить побольше места для рыболовных принадлежностей. Затем купил себе дом и десять тысяч акров земли, потому что подсчитал: если у него будет десять тысяч акров, то он никогда не встретит такого человека, который бы не работал на него. А когда ему становилось скучно, он принимался ловить акул рыболовными сачками. В масле, вырабатываемом из акульей печени, полно витаминов. Вот потому-то теперь и есть причал в Лодже. — Он лизнул бумажку, склеил и закурил папиросу. Дым болтался в рыжей бороде, пока ветер не утянул его в окно рулевой рубки. — После того как отец пробыл здесь пару лет, он отказался от своего уединения и отправился в гости к Райту. К внуку того, первого, Райта. Как сосед к соседу. А у этого парня дома гостил кое-какой народ: Фред Астор, Освальд Мосли...[1] Ну, знаете, такой маленький кусочек тридцатых годов... Райт спустился к причалу в Дэнмерри в сопровождении всех своих гостей, чтобы встретить моего старика. Ну, старик был, конечно, очень доволен и горд. Он подогнал «Флору» к причалу, но когда ступил на берег, Райт и все его шикарные гости выставили вперед свои указательные и большие пальцы с этакой военной точностью и зажали носы.

Теперь замок уже можно было разглядывать без бинокля. И мне больше не нравился его помпезный вид.

— Тогда мой старик подошел к Райту и сшиб его с причала в воду, — тихо продолжал Эван. — А потом он поплыл прочь, обратно в Лодж, и никогда больше его нога не ступала на этот берег.

Эван помолчал, вглядываясь в приближающийся берег Дэнмерри. И потом сказал с горечью:

— У меня было несколько отчаянных ссор с этим старым ублюдком. На почве экологии. Он был готов убить все, что ходит, летает и плавает. И считал меня правым троцкистом. Но с тех пор, как он умер, мне нравится заходить в роскошную столовую Дэнмерри и немного поплевать там на паркет. Так просто. Памятуя прошлое.

Мачты на якорной стоянке вырастали все выше и выше над серой стеной скал, укрывавших их с юга.

— А что же на это мог бы сказать мистер Лундгрен? — спросил я. — На плевки?

Из тех слов, что я услышал в ответ, стало ясно, что плевки на роскошном паркете были из того разряда вещей, по поводу которых мистер Лундгрен не будет поднимать лишнего шума.

— У мистера Лундгрена есть свои основания поддерживать хорошие отношения с местными жителями, — сказал Эван, и в его бороде сверкнули желтые зубы. — В особенности со мной. Вон, видите... — Он показал в сторону моря. За неясными очертаниями островов какое-то длинное, громоздкое транспортное судно направлялось на север. — Идет, чтобы загрузиться в каменоломне. А потом направится на юг, уже с грузом.

— Что вы имеете в виду?

Эван выбросил самодельную сигарету в окно и сказал:

— Он купил гору. Бен-Дуб. Кубическая миля гранита. Строит свои магазинчики морских принадлежностей из этого материала, отправляет его во все края. Я просматривал «Морскую вахту», в которой пишут про грязную воду, дохлых тюленей, вообще про разную дрянь. Несколько сот парней здесь, в округе, проводят свою жизнь, пытаясь превратить соленую воду в денежки, и не думают о соседях. Лундгрен свою политику знает. Он знает, что может столкнуться с трудностями, если я подниму шум про грязь из его каменоломни. Но там у него тридцать рабочих мест, и я чертовски хорошо знаю, что никто из них меня не поддержит, если я это сделаю. Поэтому я и не поднимаю особого шума. Лундгрен сбрасывает свои отходы в море, ну а я дразню его этими крошечными плевками. Вы бы могли это назвать каледонской ничьей.

Мы миновали оконечность волнореза, горизонтального отростка серой скалы, наращенного большими кусками гранита, тесно сцепленными известковым раствором. Суда, стоявшие на якорной стоянке, выглядели сверхшикарно. Я обратил внимание на черный катер с длинным кормовым подзором и изогнутым носом.

— Это «Астероид», — сказал Эван. — Маленький прогулочный катер Лундгрена. Стоимость содержания на уровне моста Форс. Давайте-ка посмотрим, дома ли хозяин.

Мы пришвартовались к причалу и сошли на берег.

Глава 4

Дорожка из плотно утрамбованного гравия, опоясывая западный берег якорной стоянки, вела к двойным воротам из позолоченной стали, вделанным в высокую гранитную стену. Мы вошли в ворота и продолжили свой путь среди разных сортов рододендронов и еще каких-то огненно-красных цветов, поднимающихся вверх, к террасе. Двое садовников усердно пропалывали сорняки. Они поздоровались с Эваном так, словно бы очень хорошо его знали и даже любили. На террасе были расставлены столы с зонтиками-навесами, их бахрома беспокойно трепыхалась на ветерке. За высокими застекленными окнами располагался длинный бар, отделанный красным деревом. Бармен был, как и положено, в белом кителе.

— Он слямзил этот бар с ипподрома «Эйнтри», — сказал Эван.

Бармен увидел нас и приветливо кивнул:

— Доброе утро, мистер Бучэн.

Его чуть-чуть сузившиеся глаза на большом круглом лице заставили меня усомниться в искренности приветствия. Эван заказал пару пинт пива. Помещение было высоким, в стиле времен короля Эдуарда, с большими темными голландскими морскими пейзажами на фоне красных клетчатых обоев, а над дверьми крест-накрест висели старинные шотландские мечи.

— Когда Райт разорился, в этом здании сначала была гостиница, — сказал Эван, облокачиваясь на стойку бара. — Потом здесь располагались коммандос. Позже помещением завладел какой-то немец, который застрелился. А затем — Лундгрен.

Высокие застекленные двери открылись, и вошел невысокий, плотный, круглолицый мужчина с рыжеватыми волосами. На нем была шерстяная фуфайка и выцветшие красные брюки яхт-клуба Уоттса.

— Легок на помине, — объявил Эван и представил нас друг другу: — Гарри Фрэзер, Дэвид Лундгрен.

Мы обменялись рукопожатиями. Рука Лундгрена была маленькой, горячей и сухой. Лицо ярко-красное от солнца, курносый нос и бледно-серые глаза. Он выглядел как викинг в миниатюре.

— Заглянули выпить по пинте, — сообщил Эван. — Выпьете с нами?

— Спасибо, — сказал Лундгрен. Бармен принес ему в бокале что-то прозрачное, с ломтиком лимона. Вероятно, тоник. Лундгрен был не похож на человека, начинающего пить с утра. — Итак, вы остановились в Кинлочбиэге?