Тросовый талреп - Сэм Льювеллин

Глава 3

Причал встретил нас запахом торфа и мокрых сосновых иголок. Я шел следом за Эваном вверх по мокрой дорожке. Мы пролезли через калитку в изгороди, защищавшей от диких оленей, и начали спускаться вниз по зеленому туннелю, образованному зарослями рододендронов.

Дорожка делалась все уже и превратилась в тропку, которая повела нас опять вверх через заросшую камышом лужайку к фасаду дома под высокой шиферной крышей, одной из тех, что видна из залива. Я скосил глаза на свисавшие низко скаты крыши. Ощущение было такое, будто мои глазные яблоки налиты расплавленным свинцом.

Когда я начинал свою юридическую карьеру, старый Артур Сомерс гонял меня по самым разным адресам, и я быстро понял, что о человеке можно очень многое узнать по его дому. Дом Эвана выглядел весьма странно. Слуховые оконца на левом скате крыши были перекошены и рамы в них еле-еле держались. Зато оконца на правом скате оказались в полном порядке и даже были недавно покрашены. Справа от входной двери красовалась ухоженная, без единого сорняка цветочная клумба с большим кустом фуксии и какими-то редкостными травами. А слева от двери была голая земля, где сорняки перемешались с заостренными обломками шифера.

Эван с треском распахнул дверь ногой. Я увидел просторный холл, сосновые панели, оленью голову на стене и бухарский ковер на полу, весь словно бы просоленный и износившийся до состояния желтовато-коричневой дорожной карты.

— Снимайте пальто, — распорядился он.

Дверь другой половины дома открылась, и выглянула молодая женщина.

— Вот и Фиона, — сказал Эван.

— Ты мог бы не вышибать каждый раз дверь ногой? — спросила Фиона.

Голос у нее был резким, как у всех американцев с западного побережья.

— У нас небольшое повреждение, — сказал Эван. Женщина строго посмотрела на меня. У нее были темные волосы, постриженные на простой манер — этакий мальчик-паж, — загорелое лицо с высокими скулами, на щеках и на носу веснушки. Джинсы и вязаная шерстяная кофта из множества разноцветных ниток выглядели как-то успокаивающе для моих измученных глаз. Счетчик в моей голове сложил вместе эту кофту и эту прическу и нашел, что вид хозяйки дома выливается в кругленькую сумму.

— О? — только и сказала она, глядя на меня, как на приблудную собаку, почему-то принесенную ей в подарок.

— У меня ушиб вот здесь! — выпалил я, демонстрируя ей свою злосчастную голову.

Все получалось как-то по-дурацки. Я почувствовал себя совсем ослабевшим, на висках выступил противный липкий пот.

— Мы столкнулись по касательной, — пояснил Бучэн. — Гектор вывалился за борт, а мистер Фрэзер прыгнул в воду и спас его.

— Где? — спросила она, и наконец-то ее вопрос прозвучал заинтересованно.

— К северу от Арднамеркена, — ответил он.

Глаза у нее были серо-зелеными. Секунд десять они пристально глядели на меня. Если бы кто-то другой посмотрел на меня подобным образом, я бы разозлился. Она смотрела так, словно пыталась приподнять крышку с моих мозгов и заглянуть внутрь.

— Весьма любезно с вашей стороны, — сказала она.

На ее лицо наконец прорвалась улыбка. «Прорвалась» — единственное слово, которое здесь подходит. Эта улыбка преобразила ее. Осветила все лицо, завлекла в какую-то тайну, сделала меня словно бы кем-то из этой шайки.

— Садитесь, — предложила она, указывая на кресло в холле. Я сел. Она прошлась по моей голове жесткими пальцами, уверенными в том, что так и надо обращаться с пострадавшим.

— Вы медсестра? — спросил я.

— Я вязальщица, — отозвалась она мгновенно. — Не разговаривайте.

Что ж, меня упрашивать насчет молчания не надо. Она нащупала шишку за левым ухом. Надавила посильнее, но я смолчал, несмотря на острейшую боль. Я чувствовал себя немного неловко. В моем кругу, если находили раненых незнакомых людей, тотчас вызывали врача.

— Жить будете, — объявила она. В голосе никакого сочувствия, только насмешка. — Обед готов.

Мы вошли в обшитую сосновыми панелями столовую с окнами на залив. За обедом Эван рассказал Фионе о том, что произошло. Они вели себя друг с другом как давно женатые супруги, но на руке Фионы не было обручального кольца. Я чувствовал себя за столом неловко: пользуюсь их гостеприимством, хотя ничем этого не заслужил. Мое чувство собственного достоинства было уязвлено.

— Итак, — сказала Фиона, когда я принялся за бекон, — что же вы там поделывали, плавая один-одинешенек посреди ночи?

Я прожевал кусочек бекона, ощущая полное отсутствие аппетита.

— Плыл на своей яхте, чтобы повидаться с одним приятелем, — ответил я.

— И кто же это? — спросил Эван.

Я был удивлен, увидев, как вдруг сузились его глаза. С чего бы такое недружелюбие?

— Проспер Дюплесси. Он живет выше по побережью.

— Тот самый, который устраивает приемы? — уточнила Фиона. Я кивнул. Она сказала именно то, что люди обычно говорили о Проспере. А бекон явно не понравился моему желудку. Больше всего мне бы хотелось отправиться в постель.

— Ну а чем вы зарабатываете себе на жизнь? — продолжала расспрашивать Фиона.

— Я адвокат, — ответил я.

— Адвокат по каким делам?

Она смотрела не на меня, а в окно. Кажется, ее заинтересовала рябь, которую оставляла на зеркальной воде залива голова тюленя. Я перестал быть героем происшествия, начались вежливые беседы.

— Моя специальность — разводы, — сказал я.

Она одобрительно кивнула, словно бы ее подозрения подтвердились. Мне даже захотелось перед ней оправдаться, но одновременно я почувствовал тошноту. Пришлось поспешно встать из-за стола. Шатаясь, я вышел через парадную дверь наружу, где меня и стошнило прямо на рододендроны. Фиона явилась следом за мной.

— У вас сотрясение мозга, — объявила она. Ее голос чуточку смягчился: приблудная собака оказалась больной. Я стоял, наклонившись над рододендронами, и чувствовал, что выгляжу в ее глазах не лучшим образом. — Вам нужно отправиться в постель, — распорядилась она.

По узкой лесенке Фиона отвела меня наверх, в непритязательную спальню, где пахло старым ковром. Я лег на железную кровать и сказал, что со мной все в порядке и что я хотел бы чуть попозже взглянуть на повреждения, нанесенные моему судну. Посередине этой фразы я и выключился, словно лампочка.

Когда я проснулся в чужой спальне, мое сознание уже работало вполне нормально. Часы «Роллекс» показывали одиннадцать. В ванной я обнаружил бритву и кисточку для бритья. Лицо у меня длинное и худое, поэтому я не произвожу впечатления этакого здоровяка. А в это утро оно выглядело еще хуже обычного: бледное, с мешками под глазами, с густой щетиной. А сами глаза куда-то провалились. Словом, явное сходство с испанским бандитом. Я слегка улучшил свой вид с помощью бритвы и спустился вниз по лестнице. Фиону я отыскал в большой сырой кухне, увешанной мотками шерсти.

— Вы представляете себе, насколько повреждено ваше судно? — спросила она.

Я пожал плечами.

— Гектор все сделает. — Она помолчала. Ее серо-зеленые глаза смотрели на меня в упор. — Позавтракайте со мной. А потом можете позвонить своим друзьям.

Я хотел было сказать, что избавлю ее от своего присутствия, как только смогу связаться с Проспером. Он сразу же приедет и заберет меня. Но я должен был позаботиться о «Зеленом дельфине» и о ремонте. На верфи Невилла Спирмена в Новом Пултни были ангары с подогревом и опытные лудильщики. Мой друг Чарли Эгаттер мог пройти по этой верфи с зажмуренными глазами. А здесь я бы не нашел ни того ни другого. Но все дело в том, как доставить яхту в Новый Пултни. Ремонт, кажется, превращался в проблему.

Яичница с беконом на этот раз осталась в желудке. После завтрака я позвонил Просперу.

— Пр-р-ривет! — воскликнул он.

Семья Проспера приехала с Мартиники. Он прожил в Европе уже пять лет, но все еще говорил так, словно каждый день полоскал горло ромом. — Где ты, черт подери, находишься?

Я спросил адрес у Фионы. Она как раз выжимала моток шерсти в дымящуюся кастрюлю. Откинув с лица свои черные волосы, Фиона сказала:

— Кинлочбиэг-Лодж.

— Кинлочбиэг-Лодж, — повторил я в телефон.

— Боже мой! — произнес изумленно Проспер. — Чем же ты там питался? Водорослями?

— Яичницей с беконом, — ответил я.

— Ну-ну... Они там носят сандалии.

Я посмотрел на ноги Фионы. Никаких сандалий. Отличные туристические ботинки. Довольно долго я объяснял Просперу, что со мной случилось.

— Тебе еще повезло, что ты пока живой, — сказал он. — Если хочешь заработать деньги, надо действовать поосторожней.

Проспер оказывал на меня плохое влияние. Но он ведь был самым старым моим другом. Шесть недель назад в Бристоле, когда он приезжал купить вина в «Эвери», мы с ним заключили пари. По пять тысяч фунтов поставили на победителя гонки «Три Бена», в которой участники сначала соревновались в скорости на воде между подножиями трех самых высоких гор на побережье в Западной Шотландии, а потом надо было по суше добираться до их вершин.