Настоящий папа (СИ) - Шнайдер Анна

Но улыбка исчезла, как только она заметила стоящего в дверях Алексея.

9

Это был не очень приятный сюрприз.

Когда в вашу квартиру четыре года не ступала нога человека мужского пола, исключая сына и различных слесарей, обнаружить вдруг в дверях собственного коридора незнакомого мужчину — это не смешно, особенно учитывая степень моего раздражения и усталости.

Редакционные совещания всегда выматывают, а тут ещё и это…

Я даже узнала его не сразу.

— Вы кто?

Надо отдать ему должное — он продолжал вежливо улыбаться.

— Алексей, помните? По объявлению насчёт кота. Я забыл телефон на работе, когда поехал к вам, не видел ваших сообщений, поэтому был здесь к семи, как и договаривались. Мы с Киром мило пообщались, и теперь я уже ухожу.

Я открыла рот, чтобы возразить, но он махнул рукой, не переставая вежливо улыбаться.

— Всё в порядке, я сыт и доволен. Кирилл меня накормил, Фила — то есть, Финча — я увидел…

— Мам, он принёс твои любимые цветы, — вдруг сказал сын. — И торт, представляешь?

— Герберы? — удивлённо выдохнула я. — Тирамису?..

Кажется, Кирилл не сообщил Алексею об этом странном совпадении, по крайней мере если судить по его округлившимся глазам…

— Партизан, — пробормотал мужчина, а Кир почему-то широко и безумно хитро улыбнулся.

Ладно, это потом.

— Тогда тем более. Я сейчас помою руки и выпьем чаю, хорошо?

Они кивнули.

Надо же. Герберы и тирамису. Это что же за петрушка такая получается?

Вы можете представить подобное сочетание? Герберы вообще многие мужчины не воспринимают, мой бывший муж дарил мне исключительно розы, а герберы называл ромашками.

А уж тирамису… Его не так-то просто найти в магазинах, да и хороший тирамису — это скорее исключение, нежели правило. Я всегда делала этот торт на свой день рождения, а на день рождения Кира пекла «Прагу» — любимый торт сына. Он вообще любит всё шоколадное.

Я помыла руки, ополоснула лицо, чтобы выглядеть более свежей, прошла на кухню и начала хозяйничать. Включила чайник, поставила перед собой, Киром и гостем чашки, разлила заварку, нарезала торт.

Всё это время я ощущала на себе его взгляд. Взгляд Алексея. Он не был мне неприятен, он… просто был. Я его чувствовала. И даже удивлялась на себя — по идее, он должен был меня раздражать, но почему-то не раздражал. Наверное, я всё-таки слишком устала, уже не способна реагировать на внешние помехи.

Кир плотоядно косился на торт, и я, положив перед ним небольшой кусочек, строго сказала:

— Всё, хватит, а то уже поздно.

Он кивнул, взял ложечку, отломил немного, положил в рот и блаженно прищурился. Я засмеялась, села и сделала глоток чая.

Господи! Почему-то именно в этот момент меня захлестнула такая бешеная усталость, что даже в глазах потемнело. Я глубоко вздохнула, привычно заталкивая её в себя подальше, поставила чашку на стол и посмотрела на Алексея.

И растерялась.

Кажется, я всерьёз считала, что у него обычная среднестатистическая внешность? Может быть. Но глаза удивительные. Глубокого тёмно-карего оттенка, и как будто… понимающие.

Он и вправду смотрел на меня так, словно понимал, что я чувствую — поэтому я растерялась.

Выдавила на лицо привычную улыбку и спросила:

— Что же вы не пробуете торт?

— А вы? — он вернул мне точно такую же улыбку.

— Мне нужно было промочить горло, — ответила я честно. — Я часа четыре ничего не пила, просто не проглочу.

Я опустила глаза, отломила ложкой кусочек торта и отправила в рот, по-прежнему чувствуя при этом на себе его пристальный взгляд.

Тирамису был очень вкусный. Явно не из магазина, скорее всего, из какой-то хорошей пекарни.

— Вкусно, да, мам? — донёсся до меня будто бы издалека голос Кирилла.

— Пожалуй, даже слишком, — я улыбнулась сыну, а затем и нашему гостю. — Спасибо большое, Алексей. Я не ожидала.

Его взгляд потяжелел. Мне даже захотелось отвернуться. Что такое?..

— Я тоже, — ответил он вдруг, поднял чашку и сделал глоток. И только я хотела спросить, чего он не ожидал, как Кирилл встал из-за стола.

— Ладно, мам, я пойду к себе. Я там математику на завтра не доделал.

Я с беспокойством взглянула на часы над кухонным столом.

— Кир, уже поздно…

— Там недолго, — он махнул рукой, — полчаса, потом умываться и спать.

— Хорошо, — кивнула я. — Только следи за временем, пожалуйста, а то завтра будет сложно вставать.

Мне вообще-то не очень хотелось, чтобы сын уходил с кухни. Глупо, но я в эти недолгие минуты, что мы сидели, мирно пили чай и ели торт, чувствовала Кира своим живым щитом. Словно он защищал меня от этого мужчины, от его пронзительного взгляда, от… меня самой.

Чем дольше Алексей смотрел на меня, тем сильнее его взгляд проникал мне под кожу. Она начинала зудеть.

— Вы сказали, что тоже не ожидали. Не ожидали чего?

— Всего, — ответил, наклонив голову, ложкой подцепил кусочек торта и отправил его в рот. — Кир накормил меня вкусным ужином, Филька… Финч здесь вполне счастлив и доволен…

Он на миг запнулся, будто бы хотел сказать что-то ещё, но потом улыбнулся и просто спросил:

— Можно мне ещё чаю? Совсем немного. И я пойду.

Я кивнула.

10

Анна была очень уставшей. Смертельно уставшей. Усталость прослеживалась в каждом её движении, в дыхании, во взгляде. И, вероятно, если бы на месте Алексея был какой-то другой человек, он бы ничего не заметил, но…

Просто он слишком часто видел подобное в собственном детстве. Женщина-камень. Несгибаемая и не сдающаяся. Женщина, для которой показать собственную слабость значит почти то же самое, чем для древнего самурая была потеря своего вассала. Позор и харакири.

Как же она похожа на его мать. Умру, но не признаюсь, что устала, что тяжело, что мечтаю только об отдыхе. Нет, близким людям она могла признаться, но точно не чужому мужчине.

— Как вы всё-таки умудрились его потерять? — спросила Анна тихо, наливая Алексею вторую чашку чая. Вообще-то он давно не хотел ни есть, ни пить… но уходить он тоже пока не хотел.

Нечестно, да. Но ещё несколько минут…

— Я рассказывал… Я Фильку… Финча не терял, — он усмехнулся. — Мне по долгу службы иногда приходится ездить в командировки, и если раньше я жил один, то с этого года вот пришлось озаботиться вопросом — с кем оставить кота. У меня не очень много знакомых, кому я мог бы доверить…

— Не сказала бы, что ваш выбор был удачным, — хмыкнула Анна, вновь усаживаясь за стол.

— Он был единственно возможным для меня на тот момент, — мягко возразил Алексей. — Кристина — моя сестра, самый близкий мне человек. Ей всего восемнадцать, она, конечно, несколько безответственная… Но я уверен, что со временем это пройдёт. Она очень расстроилась, когда Финч потерялся, искала его. Мне не сказала — как она выразилась, «чтобы ты не переживал в командировке». Она просто забыла закрыть балконную дверь, а балкон не застеклён, вот Финч оттуда и вывалился. Упал, заорал и побежал куда-то. Она сама, говорит, за ним чуть вниз не сиганула.

Алексей невольно вспомнил, как сестра винилась, что потеряла его кота, как плакала и переживала. Он тоже на неё очень рассердился поначалу, но простил. Кристина была ответственнее многих своих сверстников, и это стечение обстоятельств многому её научит.

— У вас большая разница в возрасте.

— Пятнадцать лет. Даже почти шестнадцать. Когда я был уже большой бугай, мама второй раз вышла замуж. И родила… Хотя ей тогда было за сорок. Так что да, в то время как мой возраст уже оставляет желать лучшего, Кристинка всё ещё девчонка.

— Она живёт одна? Из вашего рассказа мне показалось, что да.

— Одна, — кивнул Алексей. — Так получилось. Несколько лет назад умерла наша мама, а затем и Тинкин отец, мой отчим. Рак.

Анна не сказала ни «сочувствую», ни «соболезную», но взгляд её наполнился горечью. Алексей привычно сглотнул накатившую вдруг боль, улыбнулся и продолжил: