Коммуналка - Елена Крюкова

Часть вторая

АЛЕКСАНДРА

— Санька… Дура моя, че плачешь?..

— Как я буду встречать Новый Год… Как…

— Ну, как — обыкновенно. Елочку нарядишь. Телик врубишь… Тебя никуда еще… никто… не приглашал?..

— Степка… Ты же знаешь — че спрашиваешь… Я с тобой хочу…

— Со мной?.. Да брось ты… Со мной не выйдет. Я в другие места иду.

— Степушка… Зачем в другие… Мы же — с тобой…

— Прекрати. Ты меня уж всего обревела. От меня в ресторане уже бабьими слезами пахнет. Ты как фонтан Бахчисарайский.

— Степушка… Я трехслойный торт испеку… Я уж и бутылочку купила — твой любимый “Белый аист”…

— Одной мало. Это на один хамок.

— Еще достану… Степонька… А мне пить уже нельзя.

— Че городишь?..

— Степ-ка… Я ведь…

— Ну, ты… крольчиха!.. Как это я не подрассчитал… Или ты — меня обманула?..

— Я не хотела!..

— Врешь, хотела. Хотела, лягушка. Встречай теперь Новый Год… вдвоем. А я пошел. Мне пахать в кабаке надо.

— Сте-пуш-ка… Я ведь и имя ему… уже придумала…

САНЬКА БЕРЕМЕННАЯ

Там, в животе — ворохнулись клюв и крыло…Вылетит, вылетит мой птенец — не поймаю…Степушка, так в белом мире жить тяжело —Вот и дошла, дошла до самого краю…Я одинокая баба! Бастыл, бобыл…Пухлые губы горят вишневою краской…Степка, да ты ж меня никогда не любил —Только сыпал дождем золотую ласку…Горной вершиной живот мой в ночи застыл.Я не могу в одиночку. В петлю залезу.Мне без ребенка постыл белый свет, постыл! —Будто на кухне железом скребут по железу…Да, поднимаюсь тестом! Да, буду копна!Да, молоком намокнет рогожа платья!Только уже на сем свете я не одна —Вот они, вот они, вот же — твои объятья!Вот из чего зарождается этот комокЖизни огромной: из ребер, входящих в ребра,Из черепахою — жестко — сплетенных ног,С дымом табачным исторгнутых слов недобрых!Я-то вкусила все в этом мире, все —Бог с ним… не надо про это, что я вкусила!Степушка! Катится времени колесо —От колыбели скрипучей до бедной могилы…Катится?! Вот я качусь — наперерез!Я от любви понесла — так я жить оставлюГлаз моря и волос золотистый лес,Эту живую кроху, жадную каплю!Знаю, Степка, тяжелую бросишь меня —Бросишь, я знаю… спасешь драгоценную шкуру…Скажешь: избавься?.. — не проживу и дня.Следом за ним уйду. Такая уж дура.Да, уж такая, Степка,                           такая мать!Мать я! И только мать! Никакая не баба!Бабу ты мог ночьми напролет обнимать.Мать — на объятье — лишь улыбнется слабо…Есть эта радость — все радости — побоку: прочь!..Кислого съесть бы…                     Сама я себе — незнакома…

Знаю: Рождественская — моя! — будет ночь!

Степка. Ведь ты не придешь — к окошку роддома.

— А ты куда, старуха?.. Че тебе здесь надо?.. Это не собес, это квартира.

— Я к ним пришла.

— Баушка! Да ты че-то спутала. Здесь такие не живут и не жили никогда.

— Я к ним пришла.

— Мамка!.. Мамка!.. Глянь, какая-то к нам старушка приблудилась, вся коричневая, стра-ашная!.. На ней балахон, а на ногах — как у дяденьки — сапоги разбитые!..

— Я к ним пришла.

— Бабулька… Ты че… тут забыла?.. Ты — на мою мать похожа как две капли… Выпей с Гончаровым!.. Душу уважь…

— Я к ним пришла.

— Бабушка, проходите на кухню, там тепло, я окна сегодня ватой заложил, ко мне бы можно было, да нельзя, у меня там преферансисты, накурено, так грязно, так неприбрано, так…

— Я к ним пришла.

— Че тебе здеся надо?.. Че здеся надо, старая карга?.. Уж больно ты цыганского виду… Проваливай!.. Того гляди, самовар мой в подоле унесешь… Иконку — украдешь!..

— Я к ним пришла.

— Тамарка, может, это к нам тетя Дуся из Павлова приехала?..

— Я к ним пришла.

— Господи, Господи, с нами крестная сила, спаси и сохрани, Паня, да какие у нее глаза страшные, сгинь, пропади, нечистая сила, обереги нас, сила Божия, помилуй нас, грешных…

— Я к ним пришла.

— О, bonne soire, la grande Morte! Pardonnez-moi… в кладовке живу… угостить нечем…

— Я к ним пришла.

ТРОИЦА КОММУНАЛЬНАЯ

(САНЯ, СТЕПКА И СТАРУХА-СМЕРТЬ)

— Наш чай, нам на веку сужденный,Мы в холода испили весь.Мой мир. Мой слабый, нерожденный.Еще — во мне. Пока что — здесь.

          — Ты, Санька… Плачешь, мерзнешь, бредишь…          Взаправду: к бабам с животом          И на кобыле не подъедешь…          А что же будет там… потом?..

— Ох, Степушка… гляди — старуха!..Лицо — землистее земли.Каким прозваньем люди глухоЕе когда-то нарекли?..

          — Ну, Александра… Подь поближе.          Ее узнал. Какая мгла          В очах. Я ничего не вижу.          Она пришла. Она пришла.

____________

Был накрытый багряною скатертью стол.На столе возлежали на блюдах объедки.За стеною — скандал упоительный шелВо бескрылой семье куропатки-соседки.Золотела в кольцом застывающей тьме,Как горящая бочка, настольная лампа.И за старым столом, как на нарах в тюрьме,Положивши на скатерть не руки, а лапы —Дрожью пленных зверей, ядом гона полны,Болью жизни, что бродит винищем — в бутылях! —Трое молча сидели. Без слез. Без вины.В полумраке каморки навеки застыли.

Молодая девчонка с тугим животомПотянулась за курицей, что на тарелке…Парень с голою грудью, с дешевым крестомНалил водкой дешевой стальные гляделки.Головы он налево не мог повернуть.А по левую руку Старуха сидела.И лицо ее было — коричневый путьГрязью, кровью, снегами пропахшего тела.

Вместе с бабой брюхатой сидела она.Вместе с парнем, раскосо глядящим по пьяни.И была со стаканом рука холодна.И морщинистых уст — не сыскать бездыханней.Был подковою конскою рот ее сжат.Но услышали двое из мрака и хлада:— Вам во веки веков не вернуться назад.Вы уйдете со мной.Я беру вас, ребята.

Будет каждый из вас моей силою взят.Не ропщите. Живому роптать бесполезно.Все равно никому не вернуться назад.

…Лей же, Степка, вино                    в глотки горькую бездну,

Шей же, Саня,                  роскошный и дикий наряд —Чтоб гудеть-танцевать!..                   А метель подпояшет!..

Все равно никому                   не вернуться назад.Я — Старуха. Царица.                  Владычица ваша.

— Зинаида! А Зинаид! Нет, ты поглянь только! Санька-то!..

— Да уж и козе понятно.

— А похудела!..

— И-и, Тамарка. Да ить она всю дорогу два пальца в рот вставлят. У тебя-та вот этак не было. Ты ходила — кум королю.

— Че ж она не избавляется?..

— Мать-героиня!.. Вертихвостка!.. Навертела…

— Как ты думаешь, Пань, теперь Степка женится на ней?..

— Степка?.. Да он дурак, што ли!.. Он себе таких Санек найдет — цельный хоровод!.. И вокруг него запляшут…

— Гуляла-гуляла — и нагуляла-таки…

— Дите родить-та легше легкого, а ты взрасти его!.. А кормежка!.. А куды она с ним — одна!..

— На нас рассчитыват. Мыслит: народу много, небось помогут!..

— Хитрюга!.. На чужих холках хочет покататься!..

— А как таится, как таится, бабыньки, если б вы видели! Я тута из кухни сковороду с капустой несу, а она мне навстречу вывернулась. Белая — ну чисто бледная поганка. И улыбается криво. Хорохорится!.. А я ей так впрямую рублю: “Уж не залетела ли ты, Санечка?..” “Нет, — жмется, — это я штой-то в столовке плохое скушала…” А капусту мою из сковородки учуяла — аж белки закатила!..

— Стыдно ей.

— Умела гулять — умей гордо живот носить! Цаца тарасиховская!..

— Итальянка наша…

САНЬКА У КИСЕЛИХИ ПЕРЕД ИКОНОЙ

Милая ты моя, Киселиха!..Видать, жила я люто, лихо —Живот растет не хуже опары,А я в зеркале черна — старее старой…Пальцы обожгу о твою магаданскую кружку                                   с грузинским чаем…Вот так мы до рожденья их лелеем-качаем —В люльках кухонь, в колыбелях метелей,В сиротстве нагретых утюгом одиноких постелей…Милая ты моя, Киселиха!..Видать, я уж такая зайчиха-волчиха —Ребенка нажила, а сама вот-вот с ума спячу:За полночь подушку грызу, вою в нее, плачу…У тебя иконка есть. Дай помолюся.Вон она тихо сидит — матерь, Мария, Маруся.Чай, тоже рожала. Может, услышит?От нимбов тусклых — печкою пышет…Колени подогну… Упаду — как на горох, на гвозди…За стенкой гонят твист — у Тамарки гости…По коридору крик: Петьку опять бьет Анфиса…Батареи ледяные — Паня, дохлая крыса,Еле топит… Котлы аварийные в котельной…Ну, Киселиха, — у тебя такой затхлый дух постельный,Топор можно вешать… Богородице, Дево!У каждой молитвы — одинаковы припевы…Пошли мне легкие роды! А коли не сможешь —Пошли мне легкую смерть — да ведь ты не поможешь,Картинка сусальная,                    стрекоза на булавке,                                  фольговая обертка!..…Не верю. Не верю. Нет веры. Это — хуже аборта.

“Милый, любимый мой Степочка!