Последний раунд - Леонид Енгибаров

ЗВЕЗДНЫЙ ДОЖДЬ

Однажды в Ереван, когда с гор спустилась осень и улицы города стали коричнево-золотистыми, приехал клоун. Не знаю, может быть, он влюбился в длинноногую и смуглую девчонку, а может, это сказка… Но правда, что он уехал с глазами, полными осенних дождей.

Выжженная солнцем долина в горах. Желто-серые скалы выше становятся фиолетовыми, искрящимися на солнце драгоценными вершинами.

Я и горы. Только горы и я.

Мудрые вечные горы, окружающие меня со всех сторон, закрывающие от остального мира, оставившие только голубую льдинку неба и флейту — ручей. Мудрые горы. Дают человеку звенящее одиночество, чтобы он понял: один он никто…

Я живу в уютной долине Арарата. Долина эта, как чаша, края которой — горы. Я живу в ладонях земли. Я живу в израненных ладонях АБОВЯНА.

Весной Ручеек выбился из-под горы и понесся, журча, вниз по лужайке.

— Я самый-самый, — запел он, хотя что это такое, еще не знал. Ручеек был молод и мог стать любимым, даже самым-самым. Перед ним был огромный лес, за которым — поле, потом опять лес и опять поле, деревни и города и много еще чего удивительно красивого и трудного на земле, по которой так легко скакать, потому что она покатая, покатая…

А чтобы не погибнуть и добраться до прекрасного синего моря, нужно пробиваться через бурелом, выдерживать засуху, поить людей и животных, вертеть мельничные колеса, быть храбрым водопадом, сливаться с другими и идти к Морю…

— Нет, — подумал Ручеек, — я самый необыкновенный!

И свернул к большой Реке. Он незаметно юркнул в нее и спокойно поплыл вместе с ней к Морю.

А она, широкая душа, даже и не заметила…Она тащила корабли, давала свет, стерегла карасей и сомов от рыболовов и кошек. Да мало ли у нее было забот… Так прошли весна, лето, наступил сентябрь, и Река разлилась — впереди показалось Море. Тут Ручеек отскочил в сторону и зазвенел:

— Я самый необыкновенный: я пробился к Морю!

Но вдруг увидел, что таких «необыкновенных», которые прятались в Реке, очень много…

А все почести, мосты и набережные люди отдали Реке, которая делала обыкновенные нужные на земле дела. Обыкновенные.

И вообще, обыкновенное — необыкновенно.

Я над пропастью между Нет и Да.

От твоего Нет я иду к своему Да по тонкому канату, сплетенному из желаний, робости и любви. Он дрожит и качается, а надо мной бездонное Одиночество и Да, которое казалось таким заманчиво близким. Теперь кажется недоступным.

Но я иду, балансируя тяжеленным шестом — Гордостью. И старый добрый вальс Надежды, который всегда звучит при исполнении сложных номеров, придает мне силы. Я иду, стараясь не смотреть вниз и не думать, что вдруг, пока я иду к твоему Да, кто-то уже поднялся к тебе, подставив для этого лестницу Благополучия. Мне все труднее и труднее, меня качает ветер отчаяния и когда он становится невыносимым, ты вдруг совершенно неожиданно сама устремляешься ко мне.

Я роняю тяжелый шест. Ты обнимаешь меня, и мы падаем, или летим — какая разница — на одну из ярких звезд, что ждут нас включенные в ночной бесконечности августа.

— Милый, — говоришь ты, гладя мои волосы, — разве можно было так рисковать, ты мог бы сорваться в ужасное Одиночество. Глупый, зачем все это?

— Но ведь ты сама сказала вначале Нет, и мне пришлось смертельно рисковать.

— Разве сказала? — удивляешься ты, — я что-то не помню.

Эту правдивую историю мне рассказал слепой музыкант на краковском бульваре. Ах, как часто наша быстротечная жизнь зависит от одного слова, взгляда…

Вам, мой дорогой читатель, я думаю, не надо объяснять, кто такая королева Ядвига?

Я так и предполагал. Ну, а кто такой шут Алекс, блиставший при лучших дворах Европы?

Ладно, ладно, верю.

Итак, случилось это в замке королей Ягейло. Что бы вы сделали будучи на месте Алекса, если бы вам, после концерта, на котором вы блистали, самая неприступная красавица, королева Ядвига, сделала ресницами вот так? Этот знак и доныне в моде, но первой, как утверждают историки, им овладела Ядвига (а уж ее придворные историки, без сомнения, самые объективные). Алекс был молод и красив. Не верьте, будто шуты были горбатыми и уродливыми. Ох уж эти мне историки…Нет и еще раз нет.

Лучшие клоуны — Алекс же был лучшим из всех — всегда были гибкими и стройными, мимами и акробатами, острыми на язык и быстрыми на удар шпаги. Далеко за полночь кончился бал в старинном замке королей Ягейло. Разошлись по отведенным покоям гости, разъехались ближние соседи. Алекс сделал то же самое, что сделали бы и вы: придерживая у бедра кинжал, он тихо пробрался по анфиладам полутемных комнат в покои королевы. Королева, вся в белом, воздушном (волосы, плечи, свечи, зеркала — это постарайтесь представить себе сами), повернулась на тихие шаги Алекса и…

Нет, вы не угадали. Она взволнованно выдохнула:

— Охрана!

Алекс вздрогнул и быстро исчез, как и появился. На этом кончилась блистательная карьера клоуна Алекса. Королева не могла простить, что он, с его тонким музыкальным слухом, не понял ее, она же сказала:

— Ах, рано!..

Да, чуть было не кончилась карьера Алекса, но он был человеком творческим и быстро освоил новую тональность.

Это было давно, но ничего в этой истории не выдумано, да и зачем.

Однажды я встретился с лестницей. Это была лестница, ведущая вверх, по которой так часто скатываются вниз. Мы долго беседовали с ней, и я многое понял из ее рассказов. Ошибаются те, кто думает, что главное в жизни человека — дороги. Нет, главное — лестницы, по ним мы поднимаемся и спускаемся (не всегда и не все самостоятельно), по лестницам мы карабкаемся, а иногда счастливо взбегаем, перепрыгивая через две ступеньки к прекрасным мраморным площадкам успеха, порой таким непрочным. Оттуда мы больше видим, и все видят нас.

После чего очень важно бывает определить, стоит ли подниматься выше и по какой лестнице, или лучше вызвать лифт и передвигаться то вверх, то вниз, в зависимости от механизма моды, общественного мнения, да мало ли чего, что управляет капризным лифтом. Есть еще любители взбежать, отдав все силы сердца и мозга, на самый верх самых коварных и шатких лестниц, а оттуда съехать по перилам, испытывая наслаждение от оваций за безрассудство и храбрость. Здесь есть опасность не удержаться в конце и шлепнуться, но у того, кто спускается по перилам такой лестницы, дух захватывает и кружится голова. А аплодирующие? Они же собираются не ради падения. Да, главное в нашей жизни — лестницы, потому что ведь в конце любая дорога — это та же лестница, только вначале незаметная. И особенно опасны кривые, когда из-за поворотов не чувствуешь, что опускаешься все ниже и ниже. Вот что рассказала мне старая лестница, ведущая вверх, которая очень страдала, когда по ней скатывались вниз. Не обижайте лестницы!

Дорога — это единственное, что тебе никогда не изменит. Наскучит уют, остынет любовь, и останется только Дорога, и где-то далеко впереди — Надежда, что будет любовь, покой… А сегодня ты снова в Дороге, и с тобой снова Тревожность. И не лги себе: без нее ты не можешь. Любовь и покой — это только мираж, без которого не бывает Дороги.

К художнику пришла старость. Стало болеть сердце. Художник вышел из дома, поправил длинные пряди седых волос и, прищурив глаза от солнца, пошел к своему другу каменщику.

— Здравствуй, Акоп, — сказал художник, — мы дружим с тобой много лет и многое знаем, ты — о камне, я — о человеческом сердце. Людские сердца бывают самые разные. Бывают чистые, как горный хрусталь, бывают драгоценные, излучающие свет, как рубин, бывают твердые, как алмаз, или нежные, как малахит. Я знаю, есть и другие, пустые, как морская галька, или шершавые, как пемза. Скажи, мастер, из какого же камня мое сердце?

Каменщик раскурил трубку и ответил:

— Твое сердце из туфа. Ты не должен печалиться, что оно не такое твердое, как алмаз. Туф — редкий камень, он дает людям тепло, а болит твое сердце потому, что туф ранимый и все невзгоды оставляют на нем свои следы. Туф — это камень для тебя, для художника.

Они еще долго сидели, глядя на город, раскинувшийся перед ними, прекрасный, туфовый, хранящий в своих строениях сердца его создателей — каменщиков и художников.

В конце длинной дороги Жизни есть маленький кабачок Старость. Там приятно попивать сухое вино, вытянув усталые ноги к каминной решетке. Сюда часто забегают пропустить свой первый стаканчик и набраться мудрости те, у кого вся дорога впереди. И надо следить за собой и не хватить лишнего, чтобы не наболтать, им чего — про ветер и бури, а то они, чего доброго, не выйдут отсюда. Как смешно они сейчас петушатся, не зная, что дорога до этого кабачка страшна, порой опасна. А им сейчас все нипочем.