Гонка за счастьем - Светлана Павлова

Она хорошо помнила тот тяжелый эпизод из их жизни, когда он проходил через печатную травлю и полную изоляцию, — тогда только с ее помощью и с большим трудом ему удалось выскочить из депрессии, но в то время он был молод, в самом расцвете сил, да и удары не стоит сопоставлять — они качественно различны.

Ей было точно известно, что в каждом человеке имеются скрытые резервы и возможности, о которых он и сам не подозревает, они-то и проявляются в экстремальных ситуациях и полностью меняют жизнь, заводя иногда не туда, куда стоило бы…

Частично, и даже в очень значительной мере, она блефовала, и будь он менее расстроенным и подавленным, без труда смог бы заметить это… Чего стоило, например, набрать номер доцента Кравцова? Бедняга не только не имел отношения к их истории, но даже и не подозревал о существовании беременной девицы…

Да и массу другой информации перепроверить не составляло никакого труда, и замечательно, что он этого не сделал, иначе все могло бы пойти по непредсказуемому пути, поэтому нельзя было упускать время и давать ему передышку… Наоборот, нужно было напрячь все силы и внушить, что там ему — не место… для чего стоило сгустить краски и намалевать картину пострашней, чтобы максимально восстановить его против этой особы и полностью лишить возможности налепить дальнейших глупостей. Что она и сделала…

А далее следовало соблюсти меру и не перегибать палку, хотя и очень хотелось — уж больно нелегко дались ей на сей раз ее мифические сдержанность и хладнокровие. Поэтому пора было перейти к утешительной части и к плану, который она уже четко продумала.

— История, конечно, грязная, но далеко не уникальная, скорее даже — банальная, сам знаешь — бывают положения и похуже…

— Что же может быть хуже?

— Да тебе не хуже моего известно, что в жизни, к сожалению, частенько приходится преодолевать немало неприятного и тяжелого — несправедливость, предательство друзей, обман и интриги единомышленников, незаслуженную обиду, болезни и, что гораздо страшней, смерть родных и близких людей… согласись, что боль утраты и невозможность ничего исправить страшнее трепа за спиной.

— Да лучше сдохнуть самому, чем жить со всем этим…

— Перестань драматизировать, раньше надо было думать. Все забудется.

— Ты не понимаешь, такое — не забудется, на этот раз мне — крышка…

— Брось нагнетать. Тоже мне, катастрофа… Ты пережил настоящий ужас — смерть родителей… если помнишь, тебе это далось нелегко, но ты как-то постепенно приспособился к факту их смерти и научился с ним жить… А здесь никто умирать и не собирается, наоборот, все очень даже живы… а живые люди иногда совершают ошибки…

— Но это — не ошибка… это — грех, подлость…

— Подлость? И с чьей же, позвольте спросить, стороны?

— А тебе нужно расшифровывать? Изволь — со всех сторон, и с ее — так действовать, и с моей — ввязаться в эту историю…

— Нечего заниматься самоистязанием и примерять на себя маску классического опереточного злодея, в данной инсценировке таких претендентов — двенадцать, ты смешен, но не страшен, и твоя роль не главная.

— Но ведь будет ребенок… А вдруг…

— Никаких вдруг. Да, тебя пытаются запугать и навесить чужой грешок, но заметь — не только тебя… Это не что иное, как грубый и пошлый наезд, и сработал он почему-то только в твоем случае, все остальные не заглотнули наживку… Дай семейке от ворот поворот, сразу. Учти, зазеваешься — хомут тебе обеспечен.

— Даже если отец… и не я — как она будет жить дальше? Без средств, без помощи, сама — совсем еще ребенок… Господи, что я наделал, как я мог?!

— Прекрати рыдать… или, может, тебе ее так жаль, что ты совсем не прочь взвалить все на себя… готов даже продемонстрировать собственной дочери, да и всей Москве, колясочку с чужим вопящим младенцем? Готов жить в общей норе? Только представь себе эти картинки, а заодно и весь набор, который сюда прилагается, — очереди за молоком, мокрые пеленки, бессонные ночи, грязь, запахи, да не забудь к главному скандалу добавить и более мелкие, ежедневные, бытовые вульгарные разборки — вместе с зычным голосом, дешевыми сигаретами и таборными манерами безумной цыганки-тещи… Не дай им сделать из тебя дурака, не выставляй себя на всеобщее обозрение… если станешь посмешищем, можешь на меня больше не рассчитывать, выпутывайся сам.

— Но нельзя же ее бросить совсем… я так не могу — просто взять и отмахнуться…

— И не нужно отмахиваться, просто не суйся в дела, решить которые тебе не под силу. И вообще, предоставь-ка ты это дело мне, я уж точно сумею найти способ все уладить без скандала. В конце концов, всегда есть одно безотказное средство — материальная сторона, и здесь никаких сложностей не будет, я знаю, как такие вопросы решаются — давно на них собаку съела. Послушай меня и поверь: я уже немного отошла от первого шока и теперь думаю только о тебе и о семье, поэтому и готова все взять на себя. Да, я абсолютно убеждена, что смогу сделать все правильно, причем, сама, без твоего участия. Применю, как и раньше, «индивидуальный подход», а сей интерес, я думаю, заботит и утешит их больше всего остального, — Калерия передохнула, налила два бокала вина, отпила из своего бокала, а второй поставила перед ним. Он залпом выпил его.

Казалось, он отупел настолько, что снова перестал слышать ее… Да, блудить, конечно же, легче, чем расхлебывать. Она понимала, что взваливает на себя, ведь с таким грузом придется теперь жить не только ему, но и ей… Каждому в отдельности, и обоим — вместе. Что же теперь ждет их?..

Утешало то, что пройдет время и многое забудется, многое, но не все, тяжелые воспоминания, конечно, останутся, она знает это не из чужого опыта — сама в свое время проходила через кошмар принятия трудного, раздирающего душу решения, а позже пережила и нервный шок, но нашла в себе силы подняться.

Она ли не понимала, что он сейчас чувствует! Что ж, сам полез на рожон, нечего было начинать играть в игры, которые ему вообще не по зубам… На жену нет ни сил, ни времени, а тут распалился до того, что забыл о предосторожностях. Пусть теперь выслушает все, что у нее накипело…

За эти годы она прекрасно изучила его характер и знала, что его барские замашки не перешибить никакими эмоциональными вспышками. Он не только не умел преодолевать трудностей, его пугали даже самые незначительные проблемы, при всех его других достоинствах и талантах, он — ленив, безынициативен, самолюбив и трусоват. И при таком вялом багаже — чрезмерно самолюбив и фанатически упрям. Поэтому она и сыпала фактами ему в лицо, не пытаясь смягчать их неприглядной сути — не стоило прикрывать пошлость и грязь флером, пусть поймет, на что нарывался и во что вляпался. Чем примитивнее — тем доходчивее.

Сказано немало, и пока, кажется, она не переборщила — он молчал и не сопротивлялся…

Главным сейчас оставалось одно — не выпустить ситуацию из-под контроля, дать ему почувствовать, что она — его союзница и единственное спасение, и, судя по его пришибленному виду, ей снова это вполне удалось. Да, она интуитивно все правильно поняла и верно просчитала, как себя вести — не встала в позу оскорбленной добродетели и не толкнула его на необдуманный шаг. На карту ведь поставлено слишком многое — спасение его самого, их семьи, а для этого стоило забыть о себе, своих обидах — снова, как раньше, поставить стеклянную перегородку и все силы направить на то, чтобы действовать, действовать… Она сумеет выиграть эту схватку, ее стойкие шереметевские гены не должны подвести и на этот раз.

Неожиданно ей пришло в голову, что дожимать лучше этапами — пусть проведет бессонную ночь и еще больше раскиснет, тогда легче будет заставить его сделать последний шаг, который, по ее плану, должен поставить последнюю точку в этой истории.

Так что же у нее в активе? Он разбит, по всей видимости, поверил или, по крайней мере, ухватился-таки за ее версию и, кажется, на решительные действия уже не способен… Теперь нужно немного подождать, дать ему, а заодно и себе, небольшую передышку, что равносильно укреплению собственных позиций, ведь ясно — если он ничего не предпринял с ходу, то вряд ли найдет в себе силы сопротивляться и дальше… скорее всего, у него уже не хватит духу решиться на что-то непредсказуемое позже. Пусть побудет наедине с ушатом грязи, вываленным на него, и обдумает все эти дивные детали и перспективы… побольше помучается… А закончит она — завтра, выдав ему очередную порцию.

— Иди спать, ты же на себя не похож. Да и я устала.

После разговора Калерия поднялась в спальню. Все удалось лучше, чем можно было предположить, — она была на высоте, ни разу не сорвалась, стоит себя с этим поздравить. Но напряжение и усталость дали о себе знать — ее колотило, поднялась температура, начались острые боли в желудке, как всегда, приходящие во время стрессов — пришлось принимать аспирин и но-шпу.