Упрямый Галилей - Игорь Дмитриев

Ситуация осложнялась и тем, что надвигавшаяся из Германии эпидемия бубонной чумы летом 1630 года дошла до Тосканы. Болезнь почти три года свирепствовала на севере Италии, унеся в могилу треть населения Венеции, половину жителей Милана и три четверти в Мантуе. Во Флоренции в 1630 году жертвами болезни стали 7000 человек, 10 % населения. Еще во время страшнейшей эпидемии чумы 1346 – 1349 годов, унесшей четверть населения Европы (около 25 миллионов жизней), дож Венеции распорядился, чтобы всех прибывавших из зараженных местностей держали в изоляции 40 дней, поскольку именно столько времени Христос провел в пустыне. Отсюда и возникло слово карантин (quaranta по-итальянски означает «сорок»). Это мера предпринималась и в последующие столетия, что, разумеется, сильно осложняло жизнь в стране [рис. 2.8].

Зараженных отправляли в госпитали, их вещи сжигались, а дома вместе с проживавшими там родственниками и домочадцами заболевшего заколачивались досками, и обитателям такого дома не разрешалось в течение 22 дней выходить на улицу, казенную еду им доставляли в корзине, которую поднимали к окну. Светские власти пытались воспрепятствовать скоплениям людей, тогда как церковь, наоборот, устраивала процессии и собирала большие толпы во время богослужений. В разразившемся конфликте светские власти Флоренции проявили жесткость и объявили всеобщий карантин, который должен был начаться 25 декабря, но был отложен до 22 января, поскольку к Рождеству не удалось все подготовить к его проведению. В самом начале марта 1631 года мужчинам было разрешено покидать дома, для женщин и детей карантин продлили до 22 апреля.

Рис. 2.8. Фрагмент картины Бенедетто Бонфильи «Мадонна Милосердная (Madonna della Misericordia)». 1464.

Первоначально это полотно находилось в перуджинской церкви Сан-Франческо-аль-Прато, в настоящее время – в расположенной неподалеку капелле Сан-Бернандимо Сиенского. По преданию, полотно было создано для избавления от чумы 1464 г. и затем помогало городу во время других эпидемий. Приведенный фрагмент изображает ангела, поражающего стрелой смерть

Причину болезни тогда не знали, и средства профилактики и лечения предлагались самые фантастические. Так, дочь Галилея, Мария Челеста, советовала отцу принимать каждое утро кашицу, приготовленную из орехов, инжира, листьев руты душистой, соли и меда, запивая стаканом хорошего вина. Однажды в эту кашицу была добавлена даже черная икра745. Конечно, от чумы это не спасало, но здоровью не вредило. Самым же надежным во время эпидемий оказывалось древнее правило – cito, longe, tarde, то есть бежать из опасного района как можно быстрее, дальше и возвращаться как можно позже. Сын Галилея Винченцо так и сделал – вместе с беременной женой спасался в горах, а годовалого Галилеино оставил в Беллосгвардо, у деда. Но не все следовали древнему рецепту. Фердинандо II, великий герцог Тосканы, не стал укрываться от мора в одной из своих загородных вилл, но остался во Флоренции, чтобы утешить и поддержать граждан города. Он вместе со своей свитой обходил улицы пешком, поскольку все лошади, кареты и прочие средства передвижения знати были на время эпидемии отданы на общественные нужды.

Поскольку связи с Римом из-за эпидемии чумы и карантинных мер резко ухудшились746 и о пересылке объемной рукописи в римскую типографию747, равно как и о поездке в Рим для наблюдения за процессом печатания, не могло быть и речи, Галилей стал подумывать об издании «Dialogo» во Флоренции. На том же настаивал и Кастелли (письмо Галилею от 24 августа 1630 года748), ссылаясь также на мнение Висконти.

Галилей обращается к отцу Мостро с просьбой разрешить публикацию «Dialogo» во Флоренции. Выданный Риккарди Imprimatur имел силу только в пределах Папской области, поэтому Галилею нужно было получать новое разрешение в столице Тосканы. Но он мог это сделать и не спрашивая разрешения у Риккарди и тем не менее обратился к нему. Почему? Только ли по соображениям этикета? Чуть ниже я вернусь к этому вопросу. А пока отмечу следующий факт: Галилей в конце августа или в самом начале сентября 1630 года передает свою просьбу к отцу Мостро через Кастелли. Почему Галилей считал, что использование Кастелли в качестве посредника поможет решению вопроса, не очень ясно.

21 сентября 1630 года Кастелли сообщает Галилею ответ Риккарди:

[Управляющий Апостольским дворцом] сказал мне, что при встрече с вами было договорено: вы вернетесь в Рим и сами внесете несколько небольших исправлений в предисловие и в саму работу (lei sarebbe ritornata in Roma, e che si sarebbero aggiustate alcune coselle nel proemio e dentro l’opera stessa), но в силу невозможности приехать из-за продолжающейся [эпидемии] чумы будет достаточно послать экземпляр книги сюда в Рим с тем чтобы мы с монсиньором Чамполи внесли необходимые исправления. Как только это будет сделано, вы сможете печатать книгу во Флоренции или в другом месте, где вам будет угодно749.

Итак, если принять версию Риккарди, то Галилей, будучи в Риме, получил от управляющего Апостольским дворцом либо предварительный, или, лучше сказать, условный Imprimatur, либо вообще никакого. Но как бы то ни было, Риккарди ждал от Галилея рукопись (замечу – всю рукопись!) с внесенными в нее новыми исправлениями. Думаю, свидетельство Риккарди заслуживает большего доверия, чем рассказ Галилея в его письме Чьоли от 7 марта 1631 года. Тосканский математик либо что-то забыл или перепутал (что маловероятно), либо сознательно изложил госсекретарю более приемлемую для себя версию событий. Если принять версию Риккарди, то становится понятным, почему Галилей обратился к нему (причем не прямо, а через Кастелли) за разрешением печатать «Dialogo» во Флоренции.

На мой взгляд, события развивались следующим образом. Галилей, не получив твердой поддержки со стороны Урбана VIII, попросил своих высокопоставленных друзей «помочь» напечатать «Dialogo», а говоря проще – оказать давление на цензоров, чтобы те как можно быстрее выдали Imprimatur. Кроме того, он договаривается с Чези о том, что тот вместе со своей Accademia dei Lincei возьмет на себя все хлопоты и финансовые расходы по изданию «Dialogo». Риккарди, скорее всего, действительно выдал Галилею в июне 1630 года Imprimatur, о чем свидетельствует не только цитированный выше фрагмент из письма Галилея Чьоли, но и более раннее письмо ученого генуэзцу Джовани Баттиста Бальяни от 6 августа 1630 года, где, в частности, сказано:

…Наконец преодолев некоторые трудности, я получил ее [рукопись «Dialogo»] с разрешением и подписью падре Мостро, управляющего Апостольским дворцом. В другое время года я бы задержался там [в Риме] и напечатал ее [книгу] или же передал [рукопись] в руки князя Чези, который позаботился бы о ней, как он заботился о других моих работах. Но он заболел (si sentiva indisposta) и, что хуже всего, он, как я понял, при смерти (когда Галилей писал эти строки, он не знал, что Чези уже неделю как скончался. – И.Д.). Поэтому я ищу печатника здесь [во Флоренции], но не могу найти ни [подходящих] шрифтов, ни [умелых] наборщиков, а нынешние времена не позволяют мне думать о Венеции. Пожалуйста, сообщите мне, как в этом отношении обстоят дела у вас [в Генуе], чтобы я мог принять какое-то решение750.

Однако говоря о получении разрешения на печатание своей книги, Галилей в обоих цитированных выше письмах умалчивает о выдвинутом Риккарди условии – текст рукописи с новыми исправлениями и добавлениями должен быть привезен Галилеем в Рим для цензурного просмотра и получения окончательного разрешения на издание. Галилей же, внеся в текст книги ряд дополнений и исправлений, по-видимому, решил, что этого достаточно и все дальнейшее – дело Чези. Именно глава Accademia dei Lincei должен был, по мнению Галилея, наблюдать за печатанием книги, оплачивать счета и вести переговоры с Риккарди, если у последнего появятся какие-либо претензии и вопросы. (Хотя не исключено, что Галилей пообещал Риккарди сделать все необходимые исправления в рукописи и привезти ее осенью в Рим на просмотр751.)

Смерть князя и эпидемия чумы похоронили все Галилеевы замыслы. Стало ясно – надо было либо ждать изменения ситуации, либо печатать книгу во Флоренции. Но просто так взять и напечатать ее там, даже не поставив в известность Риккарди и тем самым не сдержав данное ему слово, было невозможно (даже если допустить, что Галилей, используя свои связи и свое положение при тосканском дворе, добился бы у флорентийских цензоров разрешения на издание «Dialogo» и при этом Риккарди, что уж совершенно неправдоподобно, до выхода книги в свет так ничего и не узнал бы о готовящемся издании). Тосканский virtuoso мог перед кем угодно делать вид, что получил окончательный Imprimatur, но только не перед Риккарди. Поэтому Галилею пришлось обращаться к отцу Мостро. Обратиться к нему официально Галилей не мог, поскольку знал, что Риккарди тут же спросит про рукопись, тогда как Галилей был убежден, что по крайней мере в основном тексте работы (то есть не считая ее вводных разделов и заключения) все исправления уже сделаны, и далее идти ни на какие компромиссы не желал. Посредничество Кастелли в таком деле могло бы пойти на пользу. В самом деле, отец Бенедетто вхож в придворные римские круги, ему, как человеку простому и бесхитростному, наверняка всё скажут прямо, а кроме того, Кастелли, если понадобится, всегда сможет защитить интересы Галилея. Тем более Кастелли сам написал Галилею, что «Dialogo» следует издать во Флоренции, и Висконти его поддержал752, так почему бы теперь отцу Бенедетто не поделиться своими соображениями с Риккарди, ведь именно от последнего в то время зависела судьба Галилеева детища.