Выше головы! - Расселл Джонс

Через минуту я опустился назад в воду, стараясь сделать это по возможности неслышно.

— Так, значит? Пусть. Так лучше! Послушайте тоже, — Нортонсон перевёл дух. — Твой отец, Фарид, был очень хорошим человеком. И твои выходки этого не изменят. Реншу всегда будут помнить как достойного гражданина. А твоё имя… Тебя забудут через неделю, после того, как ты вылетишь отсюда. Там, на планете, ты уже никого не впечатлишь. Это здесь ты — особенный. Там ты будешь никем. И никто тебя не вспомнит — это ты понимаешь?!

Похоже, настал тот особенный момент, о котором я размышлял по дороге на «Тильду»: лейтенант Нортонсон вышел из себя. Совсем недавно я гадал, каково это будет. Теперь я слышал — и слышанного было достаточно, чтобы из всех сил захотеть это прекратить.

— Всё, чего ты добьёшься, это просто исчезнешь! — прокричал Нортонсон срывающимся голосом.

— Да не исчезну я! — не выдержал Фьюр. — Всех не вышлете! Хватит уже запугивать! И никто меня не забудет, понял?

Он сделал шаг к дяде, и тот отступил под этим напором.

— Мне плевать, что вы придумали, — продолжал подросток. — «Ржавь»? Хорошо! Выслать на планету? Ладно! Отправить к центровым? Я только «за»! Не ждите только, что я смирюсь!

— Слышал бы тебя Рен!..

Я не дал Нортонсону договорить — ткнул в панель под бортиком, и едва передо мной выдвинулись ступеньки, приподнялся повыше. Лейтенант стоял достаточно близко, и мне не составило труда схватить его за пояс — и перекинуть через себя. С оглушительным всплеском Нортонсон влетел в воду, окатив всех брызгами.

Следующий свой поступок я не смог бы объяснить даже Проф-Хоффу: отцепившись от ступенек, я соскользнул в воду и в два гребка оказался за спиной барахтающегося Нортонсона. Не успел он развернуться, как я обхватил его одной рукой за шею, а другой — вывернул тянущуюся ко мне правую руку, одновременно блокируя левую.

Нортонсон задёргался, но тщетно — он был слабее и мельче меня. Одежда сковывала его движения — я же был обтекаемым. И я был сильнее его настолько же, насколько «бэшка» был сильнее меня.

Максимальная глубина бассейна — четыре метра, но это под вышкой, а в секторе плавания — два и три десятых. Впрочем, достаточно, чтобы утонуть. Камилл бассейна отреагировал моментально, и едва лишь лейтенант начал погружаться, под наши ноги выдвинулась платформа с приподнятыми краями. Только тогда я отпустил своего «противника» и отплыл обратно к бортикам.

— Ты чего?! — завопил Нортонсон, вытаращив глаза.

Оставив его возмущение без ответа, я вновь выдвинул ступеньки и поднялся. Школьники ушли. Удивлённые инженеры пялились на барахтающегося лейтенанта Отдела Безопасности. Будь это ребята из другой службы, начались бы расспросы, но Внешний Ремонт приучал к выдержке. Они знали, что камилл бассейна способен следить одновременно за сотнями пловцов, так что с одним Нортонсоном наверняка справится.

— Я тебя… Ты… — Нортонсон начал успокаиваться.

Конечно, я напал на человека, и по правилам меня надо хотя бы припугнуть. Однако лейтенант не мог поднять эту тему, потому что знал, как именно я воспринимаю обещание «отключить».

— А ты что делаешь? — спросил я, подтянувшись и присев на бортик. — Чего ты здесь хотел добиться?

— Его вышлют, — просто сказал Нортонсон и, неловко загребая, поплыл в мою сторону.

Опираясь на ступеньки и мою руку, он вылез и принялся раздеваться. Рабочий комбинезон, рассчитанный на изменение сред, воду почти не пропустил, но оставаться в нём было неприятно. Один из инженеров молча протянул лейтенанту полотенце — и ушёл вслед за товарищами в сторону игрового поля.

— Знаю, — вздохнул я, продолжая сидеть на бортике. — Вышлют. Вправе. Думаешь, исправишь это, напомнив ему об отце? Думаешь, он забыл о своём отце?

— Я не понимаю, зачем он так… Он и Тьюр… Что с ними? Если бы я не уехал…

Последняя фраза прекрасно объясняла его состояние, но я не хотел повторения таких «объяснений». Это повредило бы Нортонсону.

— Вся школа не понимает, что с ними, — сказал я. — Думаешь, ты умнее? Сам всё исправишь?

— Я их дядя…

— Не единственный дядя. Ты слишком многое на себя берёшь. Вся школа голову сломала, выясняя, что с ними. Думаешь, не пытались повлиять?

— Я понимаю, — Нортонсон в растерянности стоял с мокрым комбо и ботинками в руках. — Я понимаю, но я же…

— Если ты хочешь помочь, помоги мне, — сказал я.

Мы обменялись взглядами. Возможно, для кого-то это оставалось секретом, но лейтенант имел чёткое представление, представителем чьих интересов я являюсь.

— Что я должен сделать? — Главе Станции Нортонсон доверял больше, чем школьным специалистам.

— Расспроси его маму. Их маму. Год назад… Полтора года назад он что-то задумал. Он мог упомянуть об этом дома. Как-то проявить это, проговорится. Фьюр или Тьюр. Пока они не начали искать сторонников в школе, они могли искать их дома.

Астрономия: Расчёт времени

— …Космическая эра ознаменовала новый отсчёт времени и новые правила в самых разных областях жизни. Например, новый год был перенесён на первое марта. Это было одно из самых спорных предложений! Потому что все привыкли, что первый месяц — январь. Хотя в названиях многих месяцев сохранилась староримская нумерация, по которой именно март был первым. Кто назовёт такие месяцы? Месяцы, по которым можно понять, что март когда-то был первым в году?

Я не знал, сколько человек из двадцати одного изъявили желание ответить — так или иначе, выбирал школьный логос. И он выбрал Теодора Ремизова.

— Октябрь! — выпалил Тьюр. — «Окто» значит «восемь». И ещё ноябрь… Нет, сентябрь — седьмой. September — сэптема. И декабрь! Потому что декада.

— Правильно! Молодец! — похвалил учитель.

«Когда это ввели?» — подумал я, внезапно вспомнив, что выбор ученика для ответа далеко не всегда принадлежал Искусственному Интеллекту, располагающему полным досье и актуальной статистикой и при этом лишённому сомнений. Интересно, как справлялись учителя раньше? Когда они выбирали сами, присваивая лишнюю власть и собирая симпатии и антипатии по поводу, имеющему весьма опосредованное отношение что к учёбе, что к воспитанию. Как они выносили это? Как удерживали в голове дополнительную информацию — кто захотел ответить, кто нет?..

— Более двух тысяч лет большинство народов отмечали новый год первого января, — продолжал тем временем учитель. — Такой порядок установил Юлий Цезарь, а впоследствии это распространилось на Европу и весь мир. Кто-нибудь может несколькими словами описать, кто такой Юлий Цезарь? Жюль?