Юность Лагардера - Поль Феваль

— Что с вами? — спрашивает она.

— Есть одно препятствие, — отвечает он с поклоном. — Законы Берегового братства запрещают мне жениться на испанке… И я не смею злоупотреблять…

Она не дает ему закончить. Нежные руки обвивают его шею, а в ушах звучит жаркий шепот: — Что с того! Будем счастливы!

VIII

ПЕРСТ БОЖИЙ

«Положительно, Маленькая Королева принесла нам удачу, — размышляла громадная и благодушная мамаша Туту. — С тех пор, как наш Анри выудил эту девчонку из зловонной Сены, народ валит к нам валом…

Милашка нравится всем — и бездельникам, и солидным людям. А сборы как возросли!

Она и танцует, она и поет! Посылает воздушные поцелуи с изяществом феи. До чего прелестна эта сиротка! Ее манерам позавидуют многие ребятишки из тех, что растут под крылом любящей матери».

— Верно я говорю, господин Изидор?

Тот, к кому она обратилась, с великим тщанием брился неподалеку и от неожиданности порезал щеку. Паяц, как известно, был чувствительнее кошки и, кажется, начал дрожать, едва появившись на свет. Его пугало абсолютно все. Анри говорил о нем: «Даже тени своей боится!» И в словах этих заключалась истина. Не случайно он вздрогнул от испуга при звуках знакомого и, можно сказать, родного голоса. Выругавшись про себя, он ответил вопросом на вопрос, не теряя добродушия и с изрядной толикой здравого смысла:

— Может, вы что-нибудь добавите, мадам Роза?

— С какой стати? — насупилась мамаша Туту.

— Гм! — скорчил гримасу неподражаемый мим. — Должен признаться, ваш вопрос повис в воздухе…

Повелительница собачек глядела на него озадаченно, но наконец, осознав свою оплошность, расхохоталась.

— Ваша правда! Я говорила сама с собой, и вы не знаете, о чем я думала. Но ответьте же мне, дражайший Плуф, согласны ли вы, что наши дела идут превосходно с тех пор, как у нас появилась милая Армель?

Плуф покачал головой. Смачивая слюной царапину, он протянул своим гнусавым голосом:

— Превосходно, да! На мой взгляд, даже слишком хорошо!

— Что вы такое говорите! — возмущенно пробасила Роза Текла.

На сей раз клоун скорчил самую жалостливую мину.

— Подобно здоровью, которое являет собой переходное состояние к болезням и смерти, успех предвещает неминуемое разорение и безденежье. Нас ждут тяжкие испытания. Так устроен мир.

— Скучный вы человек! — с насмешкой молвила Роза Текла.

— Зато я хорошо знаю жизнь, — стоял на своем Плуф. Мамаша Туту пожала плечами, а мим снова взялся за бритву.

Вот уже несколько дней он хандрил, не желая признаться в том самому себе. Его мучили неясные странные предчувствия, и он повторял:

— Что-то должно произойти… что-то случится, и это изменит все.

Господину Плуфу для счастья необходимо было ощущение уверенности и постоянства. Если жизнь шла заведенным порядком, он был готов признать, что человек может сносно существовать в этом лучшем из миров. Что делать? Его заячья натура требовала покоя.

Пока славный малый изнывал под гнетом мрачных дум, во дворце Сен-Мара только и разговоров было, что о «Театре Маленькой Королевы». Госпожа Миртиль, слушая донесения своих bravi, прикидывала, как же выпутаться из неприятного положения, в которое ее поставили эти олухи и растяпы, упустившие добычу.

Что предпочесть? Подстеречь юного Анри и девчонку, схватить их и тут же отправить на Тортугу? Или же разделаться с ними здесь, в Париже?

Но в любом случае дело надо было кончать. Она улыбалась своим приспешникам, мысленно повторяя: «Армель и ее горбун должны исчезнуть. В любой момент они могут донести на меня, и тогда хлопот не оберешься! Мальчишка, может быть, и не знает, кто нанес удар, но девчонка вряд ли забыла, как ее отец вошел в „Сосущего теленка“. Следовательно, они должны замолчать навсегда! Неприятности мне ни к чему».

…В этот день солнце светило так ярко, что наярмарке и особенно у театра мамаши Туту собралась толпа, еще более многочисленная и веселая, чем обычно.

Армель уже закончила выступать, а господин Плуф, насмешив публику до слез, выкрикивал своим гнусавым голосом:

— Входите, дамы и господа! Входите, не пожалеете! Всего за два соля[49] вы увидите незабываемое зрелище! Вас ждет мамаша Туту, женщина-пушка! У нее такие ручищи, что она может свернуть шею немецкому рейтару, если тот к ней сунется! Мамаша Туту, чтобы вы знали, удостоилась чести выступать перед их величествами шахом персидским и султаном суданским! Ни в Персии, ни в Судане они такого не видывали! Мамаша Туту покажет вам своих восхитительных пуделей, которым нет равных по учености и уму!

Пока зрители, разинув рот, внимали клоуну, а тот зазывал их, строя уморительные гримасы, к «Театру Маленькой Королевы» незаметно подобрались два головореза: Жоэль де Жюган и Эстафе. У каждого из них под мышкой был небольшой сверток, обернутый в дерюгу.

Обойдя толпу зевак, они оказались у двух крытых фур, за которыми располагался сам театр и подмостки, где в этот час собрались все участники представления, окружив господина Изидора.

Театр, коль уж мы согласились именовать его так, представлял собой обширный шатер из полотна, натянутого на тонкие столбики. Внутри, на деревянном помосте, возвышавшемся над землей, стояли длинные скамьи, выкрашенные зеленой краской.

Подручные госпожи Миртиль, приподняв полотна шатра, быстро юркнули под помост и занялись весьма странным делом.

Под дерюгой у них оказались небольшие ведра с темной вязкой жидкостью. Это было изобретение мужа Миртиль: с помощью вещества, состоявшего из смолы, дегтя и камеди[50], было легче легкого поджечь даже отсыревшее дерево.

Сравнить его можно только со страшным греческим огнем, наводившим ужас на европейцев со времен крестовых походов, ибо неверные одержали благодаря ему множество побед, и само море воспламенялось при соприкосновении с этой горючей смесью.

Достав кисти, слуги Злой Феи щедрой рукой намазали столбы, балки и поперечины.

Затем они подлезли под фуры и торопливо забрызгали колеса, а также днища повозок.

Завершив свое черное дело, они оставили ведра, в которых еще темнело немного жидкости, под подмостками и опустили в одно из них конец длинной веревки, пропитанной серой.

Не обращая внимания на лай собак, почуявших чужих, они обменялись улыбками, от которых содрогнулся бы любой смельчак.

Госпожа Миртиль будет довольна!

И, конечно, она не поскупится в благодарность за такую важную услугу! Два негодяя счастливо засмеялись, предвкушая поживу, а глаза их горели алчным огнем…

Воспламеняющая жидкость была так хороша, что на Тортуге члены братства частенько пользовались ею, чтобы поджечь вражеские корабли.