Обитель Варн - Райдо Витич

- Долго загорать думаешь? - спросил Игнат, подходя к машине. Облокотился на капот, недовольно поглядывая на Лису. - Стрельбы не отменяли, агент Лиса.

- Для кого как, - мило оскалилась девушка, убирая фуражку с лица. - Далилу, смотрю, освободили, Голубя, Гаспара. Кто еще? А-а, Василек и Медуза. Пошлешь им порицание по Визиону?

Игнат отвернулся. Посмотрел на отстреливающую последние мишени молодежь и вспрыгнул на капот рядом с Алисой:

- Устала?

- Хочу ясности.

- Не положено.

- Мне? - ехидно прищурилась девушка, взглядом намекая на их давние отношения.

- Это в прошлом, Лиса, - ответил Гнездевский и задумался. Устроился удобнее, оглядел девушку, широко улыбнулся, потянувшись к ней. - Хотя, я не против возобновить их. Сколько раз уже предлагал... Надумала?

- Лучше под танк, - бросила Алиса, села, чтоб "ласковое" лицо капитана не маячило перед ней.

- Хамишь? Ох, смотри, кончится мое терпение, - предостерег тот, не скрывая разочарования и недовольства.

- Думаешь, не переживу... как Далила?

- Причем тут Далила?

- Она погибла? Где, как?

- Не много ли хочешь знать?

- Ответь. Всего один раз скажи правду, - повернулась к мужчине Алиса. Она готова была простить ему многое за минуту откровения, пусть горькой, но правды. Но Игнат давно забыл о том, что это такое. Ложь для него была привычна и тем приятна, красива, вкусна.

Он скривился:

- Много будешь знать...

- Отправишься к усопшим героям - товарищам. Ясно, капитан.

- Что тебе ясно?! - разозлился тот. - Много разговариваете, лейтенант. Встала и пошла ...

- Палить по мишеням. А зачем? Чтоб вопросов не задавать?

- Чтоб форму держать! И не забывайся!

- Хорошо.

Алиса неожиданно для капитана вытащила пистолет из наплечной кобуры и прямо с машины выпустила всю обойму в ползущие мишени молодых и старых бойцов, ни разу не промахнувшись. Потом с той же невозмутимостью поменяла обойму, вложила пистолет обратно и опять легла на капот. Старики развернулись и поаплодировали. Молодые внимательно оглядели ее и попытались воспроизвести то же мастерство стрельбы и наплевательство физиономий. Получилось так себе.

- Зеленые совсем, - с сожалением качнула головой Алиса. - Положат ведь их, Игнат. Или засыпятся.

- Не засыпятся, - буркнул тот, отвернулся, сделав вид, что сильно заинтересовался пейзажем каньона.

Девушка насторожилась: пятеро спецов ушли в неизвестность, пятеро сопляков прибыли - что же такое затевается, что СВОН потребовалось мясо? А иного вывода не получалось. Алиса почувствовала непреодолимое желание сделать еще пару выстрелов - в сердце капитана и в лоб. И никаких вопросов - ответов, чистое самоудовлетворение.

- Тебе кошмары не снятся, капитан? - спросила с яростным шипением. - В гости покойники не приходят? Все те, кто убит тобой или по твоему приказу. А ребята, твои бойцы, с которыми ты вместе пил, смеялся, спал? Скольких ты уже на тот свет отправил, мило улыбаясь в лицо и выдавая нечто патетическое, при этом прекрасно осознавая, что они смертники? Скольких, а? Десять, пятьдесят? Сто? Совесть не мучает?

- Совесть - сказка для гражданских, а нам ее по уставу иметь не положено...

- Вот ты ее имеешь с утра до ночи.

- Не тявкай! Много рассуждать стала, - прищурился Игнат.

- Что, уставом и это запрещено?

- Достала ты меня, Лиса, смотри, разозлюсь, а то и обидеться всерьез могу.

- Угрожаешь? - криво ухмыльнулась девушка.

- Предупреждаю. Достала меня твоя философия! Приказ есть приказ. Не тебе и не мне его обсуждать. Кто бы говорил о кошмарах с невинноубиенными в главной роли. У самой взвод жмуриков за спиной марширует, не меньше, а ту да же - в рассуждения.

Алиса скрипнула зубами, вперив в капитана немигающий, красноречивый взгляд. Они смотрели друг на друга всего минуту, но каждый понял - о перемирии и добрых отношениях речи быть не может. Они враги, и кто кого - у кого ума и хитрости больше.

"Жаль пускать тебя на мясо, но ты сама мне выбора не оставляешь" - говорил взгляд Игната.

"Порву я тебя, капитан. Утоплю лично. За всех. За все разом. Быть тебе моим последним объектом" - говорил взгляд Алисы.

Игнат нахмурился, по лицу прошла судорога сомнения, и вновь оно разгладилось, взгляд стал спокойным, по-отечески добрым:

- Устала ты. Давай организую тебе отпуск на пару недель. Настроение поднимает, мысли оптимистические появятся. Смотрю, совсем тебя хандра замучила, на старших по званию уже замахиваешься. Так и до трибунала недалеко. Нет, серьезно, сразу после стрельб лети в Любицы...

- Почему именно в Любицы? - прищурилась Алиса, пытаясь по лицу и взгляду капитана понять причину его лояльности. Ведь фактически открыто перчатками обменялись и каждому ясно - война. Значит, перехитрить решил? Посмотрим...

- Прекрасный, тихий городишко. Лучшего для отдыха не найдешь. Я сам, грешен, собрался туда на днях. Билеты вон в бардачке лежат. А не получается пока. Так что лети, лейтенант, отдыхай. Я позже присоединюсь, - улыбнулся заискивающе. - Не прогонишь?

- Ну, что ты милый, - протянула Алиса: присоединяйся, голубок. В приятном для тебя городке все точки над "и" и поставим.

- Вот и славно. Оторвемся, душа моя, вволю.

Скатился с капота, залез в салон и вытащил билет.

- В аэропорту тебя встретят, отвезут в Любицы, прямо до гостиницы. Уверен, тебе понравится.

Алиса внимательно посмотрела на него:

- Мне уже нравится.

Только вопрос беспокоит - почему именно Любица?

Глава 15

Он хотел всего лишь развеяться, забыться, но сердце, стряхнувшее наледь прожитых лет, лишало возможности вернуться в состояние беззаботной расслабленности, надменного равнодушия, что позволяла Бэф бесстрастно взирать на мир людей, от души веселиться, глядя на их деятельность, пародию, на ту мораль, что проповедуют, на маски лиц, диссонирующие с мыслями.

Совсем недавно он любил бродить по улочкам городов, подшучивать над людьми, подслушивая их мысли. Ему нравилось снимать с человеческих лиц фальшивые маски, оголять истинную суть, как нравилось смотреть на шедевры живописцев. Кисть художника фантастически точно передавала забытые Бэф чувства. Он мог часами стоять у полотен Эль Греко, Боттичелли, Васильева, Веласкес, ловя малейшее движение души, рожденное от полотен гениев. Мог улететь в Санкт-Питербург специально лишь для того, чтоб посетить Эрмитах, пройтись по Ботаническому саду. Или в Венецию, чтоб покормить голубей на площади, посидеть в кафе на набережной. В такие минуты он почти чувствовал тепло солнечных лучей, что заливали улочки древнего города, почти ощущал дуновение ветра: и понимал радость озорных мальчишек, играющих у фонтанов.

Этой малостью он жил и порой верил, что жив.