Мир, где тебя нет (СИ) - Дементьева Марина

— Ты не мог этого сделать.

Тень Демиана отозвалась коротким смешком. Эхо пустого пространства превратило эту усмешку во вздох, долгий и рваный.

— Я уже и сам не знаю, что я могу.

Ответить на это утверждение Трею было решительно нечем, и разговор нравился ему всё меньше. Разве свести всё к шутке, что он и попытался.

— Боги, Дем, ну что ты как мальчишка, в самом деле. Ещё б на крышу забрался.

— Матушкино наследие, полагаю.

Трей запнулся, сообразив, что ничегошеньки не знает о матери Дема. Но спросил не о ней.

— Так это правда, про ваш уговор с Аргаем?

Кажется, Магистр пожал плечами.

— Боюсь, Великий князь останется разочарован итогами нашей сделки.

— Что ты имеешь в виду? — напрягся Трей.

Демиану, как всякому повязанному с магией, было чревато пренебрегать обещаниями. Или сведения герцога Нолана оказались недостоверны?

В следующую долю мгновения Демиан уже стоял напротив. Светлее в галерее не стало, но теперь Трей видел, что последние месяцы и происшествие в храме не обошлись Магистру даром. А ещё...

— Бездна забери... Дем, что у тебя с глазами?..

Демиан, не ответив, заслонился рукой. Отвернулся, навалившись ладонью о стену. Постоял так, склонившись, точно перебарывая приступ незнаемой болезни. Чутьё Трея однозначно указывало на то, что происходит что-то неладное. Но будь он проклят, если понимает, что именно.

Спустя минуту неподвижности и трудного дыхания Демиан отнял руку, и глаза у него были совершенно обычные — усталые, обведённые серой пыльцой застарелой бессонницы.

Демиан положил ладонь ему на плечо и сжал пальцы.

— Брат, ты нужен мне в Телларионе. — Прочёл невысказанный вопрос. — Здесь ты закончил. Мы получили ответы всех, кто имеет вес. Закручивается такая карусель, что все, кто ещё рассчитывает остаться в стороне, скоро взмолятся о помощи. И мы предоставим её, разумеется. Но уже на наших условиях. Каждый владетель без исключения, все примут участие.

Усталость усталостью, но хватка Магистра ничуть не ослабла. Трей поморщился, когда пальцы в серебряных перстнях впились в плечо. Не замечая того, другой рукой Демиан рванул ворот.

— Не знаю, на что я надеялся, но я не справляюсь. Уже не справляюсь. Вы нужны мне... ты и она.

— Дем... что тебе нужно наверняка, так это сон, хотя бы шесть часов кряду. Не пробовал? Можешь вспомнить, когда вообще спал последний раз?

— В Бездну сон.

— Еда и поменьше вина, хоть это едва ли всерьёз тебе угрожает, — продолжил Трей, сколь мог убеждённо. — Да ещё толковый лекарь. Ты болен, братишка, а я ни демона в этом не смыслю...

— В Бездну лекарей, Трей.

— Дем, — ровным тоном произнёс маркиз, пытаясь освободиться, но проще было разъять капкан. — Ещё чуть, и ты мне кости раздробишь.

Магистр выдохнул проклятье и с видимым усилием разжал пальцы и отвёл руку.

Трей с опаской повёл плечом, что назавтра разукрасится всеми цветами радуги. Что за твари покусали Дема?

— Не хочу думать о том дне, когда я окончательно перестану это контролировать. — Демиан странно усмехнулся. — Но приходится.

— Демоны меня забери, Дем, да объясни толком, что происходит!

Магистр отступил вглубь галереи, туда, где тьма была почти непроницаема даже для глаз ведьмака.

— Телларион, Трей. Там я расскажу тебе обо всём.

***

— Они умерли, — произнесла Ниери без выражения. — Они просто умерли.

И забрали с собой все ответы, — досказала за неё Диана. Всю правду о том, что в действительности испытывали к своей выжившей дочери, сердечной и преданной — к другим, к подруге и обожаемому мужу... не к ним. Испытывали ли они любовь — или ненависть, или то и другое вместе, ведь в родительской привязанности первое порой неотделимо от второго. Успели простить её или ушли, удержав в себе обиду, — их непредумышленная месть заключалась в том, что Ниери никогда не узнает об этом.

Как они не узнали о ней.

— Герцог Нолан... его люди так скоро всё разузнали. Оказывается, это так просто, если ты — герцог Нолан, — шептала молодая маркиза. — Они ведь никогда не скрывались. Может, ждали, что я их отыщу... Ему обо всём донесли, герцогу Нолану то есть, а он тотчас же позвал меня... тогда позвал и всё мне рассказал. Так, знаешь, с пониманием. Оказывается, он такой великодушный человек, отец Трея, никогда бы прежде не подумала, ну, там, в Кармаллоре... да что это я: ты ведь и сама знаешь. Так вот, мама — она давно умерла. Больше десяти лет назад. А отец — совсем недавно, вскоре после нашей с Треем встречи... Если б я захотела, ещё успела бы разыскать его, ну, понимаешь... может, он бы тогда дольше прожил, как думаешь? или ничего бы это не изменило?

После недолгого нервного возбуждения Ниери как будто обесцветилась и заключила блёкло:

— Но я не захотела. Я и не помыслила даже об этом. У меня был Трей, и он узнал меня. А потом он сказал, что любит меня. Любовь — это какая-то болезнь? Вроде той душевной хвори, от которой лечат в храмах? Падучая или кликушество, или что-то такое... любовь — красиво звучит и выглядит не так отталкивающе, но суть схожа — она отнимает рассудок. Замыкает взгляд на единственном человеке, вроде как прорезь в шлеме: можно смотреть лишь под одним углом, а всё остальное становится невидимо...

— Если так, то вы с Треем, по крайней мере, оба смотрите под одним углом.

Ниери подняла на подругу опустошённый взгляд.

Моя бедная погасшая искорка. Ей потребуется немало сил, чтобы собрать себя заново, — с грустной нежностью подумала Диана. — Сил, чтобы творить, и той самой любви, чтобы творение вышло завершённым и цельным.

— Ты бы так не поступила. Безоглядно, не задумываясь о том, что станет после. О том, что так неправильно...

— А как правильно, Ни? — Диана взяла подругу за плечи. — Сделанного не исправить, надо жить с тем, что осталось. Ведь что-то же осталось?

Глава седьмая. Память

(Телларион. Конец осени — начало зимы 992-го)

Дорога в Телларион заняла меньше секунды. Впервые Диана перемещалась при помощи амулета. Это было странное и страшное чувство неконтролируемого полёта, и стало понятно, отчего даже некоторые маги, например, мастер Коган, всеми правдами и неправдами избегают столь сомнительного удовольствия.

Диане казалось, что она летит на немыслимой скорости, раскручиваясь при этом, как снаряд из пращи. Ложные ощущения веса тела, верха и низа, потерянное равновесие и исчезнувшее зрение и слух — всё это разом. Она не решалась открыть глаза, убедиться, что всё это безумие осталось только в её воображении.

— Слишком рано, — ругался над ухом Трей, и Диана стала помалу ощущать удерживающие её — кажется, практически на весу — руки. Ноги по-прежнему ей не принадлежали. — Что за неугомонная девчонка, а ещё герцогиня... Сидела бы с Ниери за пяльцами... хотя нет, тебе и этого пока нельзя. Отлёживалась бы в отцовом замке да слушала чтение горничной какого-нибудь никчёмного романа — вот на ближайшие недели самое для тебя подходящее занятие. Спору нет, головой ты приложилась очень кстати, но могла бы и повременить с подвигами.

К Диане возвращалось зрение и остальные чувства. Она предпочла не тратить дыхание, изобретая ответ на тираду Трея, и дышать через нос.

Вечерело, и Телларион посверкивал, как леденец. Здесь стихийник своим завершением открывал Врата зимы, и следующий за ним месяц осени принадлежал только формально. Трей ещё поворчал для приличия и перестал изображать строгого старшего братца.

— Ого, а времени зря не теряли! — одобрительно присвистнул сын Нолана.

Диана кивнула. Говорить после перемещения по-прежнему не хотелось. В Хетани она описала Трею масштаб разрушений в защите Теллариона, и теперь оба были приятно удивлены проделанной за их отсутствие работой.

Границы новой и старой кладки так просто и не отыскать. Телларион зарастил пробоину, и о ней напоминали только сложенные на землю строительные леса. Диана вновь увидела прорванную границу, и крылатые тени, вздымавшие людей на гибельную высоту, и то, как обрушилась башня, и неподвижные тела, чуть дальше, чем теперь громоздились леса. Трей, кажется, что-то вынес из её молчания и плотнее сомкнул губы. Он больше не улыбался.