Напролом - Евгений Сухов

После этого воры еще минут сорок обсуждали текущие дела в регионах, как вдруг Дядя Толя впервые за все это время раскрыл рот:

— А что это, Варяг, я сегодня не вижу тут Плешивого? У него в Мурманске неотложные дела? Или он заболел?

Владислав ответил не сразу. Он единственный в этом зале, за исключением, понятное дело, Филата, знал, по какой причине Плешивый отсутствует на большом сходе. Сегодня рано утром ему из Мурманска позвонил Сержант и поведал о страшной и нелепой кончине тамошнего смотрящего. Но почему задал этот вопрос Дядя Толя? Что-то не помнил Варяг, чтобы Дядя Толя и Заворотов корешились: на зоне они вместе баланду не хлебали и на воле у них никаких совместных дел не было. Тогда что же? Намек на то, что Дядя Толя в курсах? Что у него свои источники информации, связанные с Норвежцем? И что в войне, объявленной Михаилом Таганцевым Филату и Варягу, он, Дядя Толя, хоть и не участник, но сочувствующий лагерю противника? «Ладно, поглядим», — подумал Варяг и с потяжелевшим взглядом ответил уклончиво:

— У него в городе проблемы серьезные возникли… Дядя Толя, после того как тут закончим, останься, есть разговор. На четверть часика, не больше.

Еще с полчаса побазарили, и наконец всем стало ясно, что пора приступать к голосованию.

— Если никто не предлагает другую кандидатуру, то… — начал было Варяг, как его перебил все тот же неугомонный старик Лафа:

— Почему ж нет? Есть! Я вот хочу выбрать в смотрящие твоего другана закадычного Закира Буттаева! Он вор авторитетный, правильный, много чего сделал.

Не сидел, правда, давненько… Но это дело поправимое. При нынешней власти-то!

По залу волной пробежали смешки. Варяг улыбнулся и мягко осадил воронежского шутника:

— Знаешь, Егор Карпыч, теперь всем нам долгие прогулки на воле не гарантированы. А что до Закира, то его все уважают, но… думаю, он и сам не согласится. — Варяг не лукавил. Вчера вечером у него был долгий разговор с дагестанским вором, который подробно рассказал ему о своих проблемах в Махачкале и попросил поддержки, а Варяг, в свою очередь, осторожно прощупал мнение Закира о сегодняшнем сходняке. Тот однозначно высказался за Филата. — Так что за твое предложение спасибо, конечно, но вряд ли его стоит даже обсуждать. Уж ты извини…

Голосовали слаженно и быстро. Весь сход, за исключением двух голосов «против», высказался за передачу контроля над общаком Роме Филатову, смотрящему по Петербургу.

— Ну, как же, теперь наш лозунг: «Вся власть — питерским!» — пошутил во всеуслышание Лафа, и тут уж все сидящие за столом грохнули дружным смехом.

* * *

Варяг уединился с Дядей Толей в кабинете рядом с банкетным залом. Владислав не стал тянуть резину и положил перед вором ксерокопию документа, которую ему три дня назад передал Виноградов. Это был отчет агента ФСБ, осуществлявшего наружное наблюдение за Анатолием Борисовичем Маркутиным 1940 года рождения, уроженцем села Бобрушево Вологодской области. Варяг красным фломастером отчеркнул на полях абзац, где говорилось о том, что вечером 17 ноября в ресторане аэропорта Шереметьево-1 объект наблюдения вместе с гр…. (имя было вымарано черной краской) стали очевидцами катастрофы самолета «Ту-134», выполнявшего рейс по маршруту Москва — Санкт-Петербург. Подробно, поминутно, были описаны действия объекта наблюдения и его спутника.

Дядя Толя, слегка изменившись в лице, злобно бросил листок на стол.

— Ну и что? Чем ты меня пугнуть хочешь, Варяг? Тем, что за мной хвост? Так за мной эти хвосты мотаются, уж почитай, лет десять. Как и за тобой, как и за всеми нами, законными ворами… Да, было, сидел с друга- ном в ресторане, салат жрал. Катастрофу ту видел, было. И что с того? Там, в ресторане, пятьдесят человек катастрофу видели, а в аэропорту — тысячи свидетелей было. Что с того?

 — А то, Толя, — жестко проговорил Варяг, — что, сдается мне, ты думал, будто в том самолете я сижу, и хотел удостовериться, что я погиб при взрыве, чтобы доложить своему… Или кто ему докладывал — тот лысый хрен, что с тобой салат «Цезарь» жевал? Дядя Толя засопел, раскрыл рот, чтобы сказать что- то, но Варяг не дал ему слова вставить.

—Попал ты, Дядя Толя, в переплет. Похуже, чем друган твой Кайзер. Тебя на коротком поводке водит один хмырь из гэбэ и на меня науськивает, а в это же самое время другой хмырь из гэбэ наружку к тебе приставил, так что каждый твой шаг мне известен становится… Тебя это ни на какие мысли не наводит?

Владислав откровенно блефовал — ему надо было внушить старому вору мысль, что он, Варяг, все ходы его заранее знает и просчитывает свои ответные, так что Дяде Толе нет никакого резона продолжать играть свою подлую игру.

- — Я не спрашиваю, кто тебя ведет на поводке. Я только узнать хочу: неужели ты думаешь, что тебе удастся меня на тот свет спровадить, а самому общак подгрести под себя? Неужели ты настолько наивен, что полагаешь, будто твои гэбэшные хозяева отдадут тебе семнадцать миллиардов баксов в полное пользование? Ты же помнишь, какая драка шла за этот общак последние полтора года? Сколько крови было пролито, сколько жизней загублено?

— Я на общак не претендую! — глухо брякнул старый вор. — И ты об этом прекрасно знаешь! Я вон сегодня хоть слово тебе поперек сказал? Захотел ты поставить на общак своего человека, Филата, так я ж за него самолично и проголосовал!

Варяг покачал головой:

— Потому как ты же старый волк, умный, опытный. Если б я в том самолете тогда сидел — никто не знает, как бы ты себя повел на таком вот сходе. Ведь выбирать нового смотрящего так и так пришлось бы. И сомневаюсь я, что ты бы за Филата голос тогда отдал. Сомневаюсь. А теперь про Мурманск… — вдруг резко сменил он тему беседы. — Ты знаешь, что там за дела варятся?

Дядя Толя от прямого вопроса несколько опешил. Потрогав себя за правую, покалеченную в давнишней драке щеку, ответил медленно:

— Слыхал. Как не слыхать? Война там будет. Уже идет. Плешивому не сладко придется…

— Ему уже кисло, — перебил его Варяг. — Вчера вечером грохнули Плешивого.

— Грохнули? — встрепенулся Дядя Толя. — Как? Где?

— На стрелку пошел. А на стрелке его грохнули… Ты помнишь, чтобы такое когда-нибудь бывало — чтобы законного вора, смотрящего, позвали на толковище и там завалили?

— Ну, там лихие пацаны орудуют… — неопределенно покрутил рукой у виска Дядя Толя. — И что теперь будет?

- Теперь вот что будет. Теперь туда вмешаться надо. Я не стал сейчас этот вопрос на сходе поднимать, но с людьми поговорю… Этого так оставлять нельзя. За смерть законного вора, тем более регионального смотрящего, виновный должен ответить сполна. Мы давно живем по новым правилам, но воровские законы наши никто не отменял. Воровская Россия какая была, такой и осталась — суверенным государством внутри государства. Она живет по своему кодексу морали и чести, по своим традициям и обычаям. И хоть я теперь формально не смотрящий, но как стоял горой за воровскую честь, так стоять и буду. С тем пониманием и помру. За смерть Плешивого я сам буду мстить. Чтобы всякой шелупони было неповадно. Вот и весь мой сказ.

Варяг встал, забрал со стола ксерокопию и двинулся к двери. На ходу, вполоборота повернувшись к Дяде Толе, заметил:

— Война между нами закончилась, Дядя Толя. После смерти Кайзера закончилась. Точка. Тем более я больше не смотрящий по России… И делить нам с тобой нечего.

Глава 23

Закончив подводить глаза, Марина снова пристально вгляделась в свое отражение в зеркале. Танька пообещала сегодня стаю крупняка — богатых щедрых клиентов, поэтому все должно быть на высшем уровне.

Девушка поднялась с пуфика, на котором сидела перед трюмо и, встав вполоборота к зеркалу, тщательно оглядела себя со спины. Одета она была лишь в узкие трусики. Подмигнув отражению, сказала:

 — Ну что, господа, разве это не шикарная фигура? За обладание такой красавицей можно выложить немало. Не так ли? А то и жениться впору!

Хлопнула входная дверь. Танька пришла. Марина взглянула на часы. Сейчас возмущаться начнет. «Времени уже нет, а ты все еще не одета!» — такими будут ее первые слова. Еще и коровой обзовет.

В комнату вошла высокая эффектная брюнетка, приблизительно Марининого возраста, ну, может, немного постарше. Длинные волосы были распущены и доходили до середины спины. Красивое скуластое лицо было ярко, но умело накрашено.