Вода в озере никогда не бывает сладкой - Джулия Каминито

что нарушила свое же собственное правило, встреча с тем, что представлялось нам избыточным, неоправданным, выбивают меня из колеи, я, точно кукла с кудрявыми локонами и кружевами на юбке, молча сажусь за стол, а они продолжают суетиться, отцовское кресло со стуком врезается в деревянную ножку, кухня похожа на черную дыру, которая засасывает нас, ее гравитационное поле не позволяет нам двигаться.

Потребовалось немного работы руками, череда проклятий, перестановка мебели в поисках отверстия, в которое можно просунуть провод от антенны, пересмотр наших потребностей, возведение импровизированного алтаря – и вот телевизор находит себе место в гостиной у стены, на двух ящиках из-под фруктов, в которых мать обычно хранит лук и картошку; она взяла проволоку, связала их между собой ловкими быстрыми движениями, в ее воображении они уже обрели декор и пестрят цветами, посаженными на клей.

Близнецы, вытаращив глаза от волнения, устраиваются на диване, отец наконец отклеивается от стола, подъезжает к нужному месту, описав полукруг, мать садится на подлокотник, диван у нас маленький, никто не предполагал, что нам понадобится уместиться на нем всем семейством, незачем одновременно занимать одно и то же место, потому что раньше у стены не на что было смотреть, а нам не о чем было говорить.

Телевизор включается, и мы как будто настраиваемся на одну волну, ослабляем нашу внутреннюю оборону – иммунитет против нормальности, я все еще сижу за кухонным столом и вижу в дверном проеме их покачивающиеся затылки, вытянутые напряженные шеи, слышу их реплики, слышу, как они начинают ссориться, потому что не смогли договориться еще раньше, и, словно волею печального совпадения, их перепалка воспроизводится на экране.

За короткое время они успевают поспорить из-за чужого спора, поспорить о том, есть ли толк в спорах, поспорить из-за того, что стоило только полчаса посмотреть телевизор – и уже начался спор, поспорить о наличии телевизора, об отсутствии телевизора, о собственной неспособности молча и воспитанно посмотреть программу передач на государственном канале.

Я встаю, но меня никто не замечает, мне хочется есть, но неизвестно, когда будет готов ужин, я возвращаюсь в комнату и разглядываю лист бумаги, на котором нарисован поезд, смотрю на точку А – место, куда ударил первый разряд молнии, в точку В, куда ударил второй, на стрелку, которая обозначает движение поезда, на точку М – это я, та я, что сидит в вагоне, и та, что осталась на скамейке, точно знает: та я, что в поезде, обречена, потому что, если в поезд во время движения дважды ударит молния, до пункта назначения ему не доехать.

* * *

Однажды июньским днем я иду к озеру, прихватив с собой учебники, герменевтический круг, скептицизм Монтеня, процесс над Галилеем, – я готовлюсь сразу к трем или четырем экзаменам; автоматы, консультации, рефераты, которые нужно дописать, озерный бриз, не имеющий вкуса и запаха, я опускаю ноги в воду.

Прошли месяцы школьных каникул и веселых брызг, долгие дни, ленивые жаркие полуденные часы, я снова попалась в клетку, заперла себя в очередном летнем отпуске, таком кратком и незначительном, что он проносится мимо, как луч света. Лето стало короче, озеро в лучах заката похоже на тигра: свет распадается на полосы – желтые и черные – там, куда солнце еще дотягивается, а с другой стороны уже надвигается ночь. Когда я беру с собой книги и устраиваюсь на пляже возле старого города, то всегда смотрю на небо, наблюдаю, как зарево понемногу исчезает с домов и, даже если нет ни облака, дымка сгущается и покрывает все вокруг.

Я разворачиваюсь спиной к закату и иду назад – туда, где оставила свое полотенце, – вижу стоящую в паре метров девушку, она тоже разглядывает меня, держит на поводке маленькую собачку. Поводок голубой, девочка желтая, она подходит, широко улыбается и представляется:

– Я Элена.

Я уже видела ее в Ангвилларе, но только издали, казалось, она всегда и везде к месту, осторожна и окружена подругами. Хоть нас так никто и не представил, я кое-что знала о ней: в какую школу она ходила раньше, с кем встречалась, знала о той ночи, когда она перепила и поехала в «Лебедей» – так называется дискотека в Витербо, – и пока она танцевала, черное платье сползло, обнажив ее большую грудь, многие потом клялись, что видели ее левый сосок.

Я вполголоса называю свое имя, мне совершенно не хочется поддерживать разговор, все мысли заняты учебой, поездка на озеро задумывалась как сопровождение к занятиям, а не способ отвлечься, сегодня только среда, поэтому купальщиков мало, даже летом и даже там, где мы сейчас находимся, под скалой, рядом с местом, где дорога круто поворачивает в сторону, его еще называют «кружевной каймой».

Элена отвечает, что знает, кто я, что видела меня в окрестностях с подругой, похожей на актрису, и я говорю, что ее зовут Ирис. Элена устраивается на моем полотенце, отпускает собаку, и та бежит к воде, обнюхивая камни, а сама она принимается рассказывать много разных вещей о себе: где живет, как так вышло, что никто не удосужился нас познакомить, кажется, что траектории наших жизней до этой минуты лишь слегка соприкасались; она перечисляет, где и как мы могли столкнуться, она учится на модного журналиста и не уверена, что у нее когда-нибудь будут хорошие оценки, читает приключенческие романы, любит путешествовать, в детстве занималась балетом, но ноги у нее кривые и не получается держать равновесие.

То, о чем она рассказывает, мне неинтересно, хочется вытащить из сумки книги и возобновить чтение с того места, на котором оборвалась нить моих размышлений, я проклинаю себя за то, что вообще вышла из дома, лучше бы закрылась на ключ в комнате, придвинув к столу вентилятор.

Элена радуется нашей случайной встрече, а мне непонятен ее энтузиазм, я не могу никак его объяснить, она кажется дружелюбной, непринужденной, совсем не скованной, отлично шутит, и я думаю, что она красивая: у нее загорелые, пусть и не слишком длинные ноги, пышная грудь, тонкая талия; присмотревшись получше, я замечаю, что волосы у нее крашеные, и тут же узнаю, что ее мать действительно работает в парикмахерской, может, я тоже хочу туда сходить, салон недалеко от церкви Святого Франциска, я же отвечаю, что меня тоже стрижет мать, не потому, что это ее работа, а потому, что в этом есть необходимость.

Элена все равно предлагает пройтись до салона, хотя бы сделать маникюр гель-лаком – черным, серебристым, серым, – кажется, мне как раз лучше всего пойдет серый, бесплатно, в подарок, а потом можно будет вместе