Профилактика - Владимир Ильин

— В общем, так, — сказал Ефим. — Если хочешь использовать свой шанс, то это надо сделать сейчас. Иначе придётся долго ждать, потому что следующее мое дежурство будет только после Нового года... Ну, что молчишь? Решайся — да или нет?

— Я сейчас приеду, — сказал я. — И тогда мы с тобой поговорим, ладно?

— Я тебя понял, — произнесла трубка каким-то странным тоном. — Что ж, я тебя жду. Скажешь внизу охране свою фамилию — и тебя пропустят. Я уже их предупредил... Ну, давай... Кстати, будет лучше, если ты захватишь с собой свой халат... И не забудь это самое... ну, инструменты...

Я положил трубку и встал из-за стола.

Окна коридора были в морозных узорах, и от них несло еле ощутимым холодом. Если скоро Новый год, то сейчас должен быть декабрь.

— Простите, вы, случайно, не знаете, где моя одежда? — спросил я женщину, которая стояла, облокотившись на барьер перед столом.

— То есть? — не поняла она. — А сейчас вы что — голышом, что ли?

— Я имею в виду верхнюю одежду, — нетерпеливо пояснил я. — Ну, пальто там какое-нибудь... или куртку... Не помните, где я обычно их оставляю?

— В кабинете, где же еще? А вы что — собираетесь уходить?

— Мне очень надо, поймите!

— А дежурство?

Мысленно я возопил: «Да плевать я хотел на ваше дежурство! Там же — моя мама, понимаете? Мама, которую я видел только в раннем детстве!»

Но вслух я лишь сказал:

— Не бойтесь, я отлучусь ненадолго. Слетаю до шестой больницы — и обратно.

— Там что — совсем плохи дела? — почти шепотом спросила она, с сочувствием глядя на меня.

— Хуже не бывает, — мрачно сказал я, устремляясь в кабинет.

— Может, в отделении «Скорой» попросить дежурную машину для вас? — спросила она. — Где вы ночью такси будете ловить?

А она оказалась лучше, чем я ожидал. К тому же, я понятия не имею, где находится эта шестая больница, а уж водитель «Скорой» наверняка знает...

— Если можно, попросите, — сказал я. — Спасибо вам за все!

Эх, знать бы еще, как ее зовут, а то обращаюсь к ней, как к неодушевленному предмету. Но напрямую спрашивать неудобно, а рыться в бумагах в «своем» кабинете некогда.

— Дай бог, чтобы у вас все хорошо закончилось, — пожелала мне женщина, украдкой смахивая слезу.

Ефим оказался примерно моих лет, высоким, чернявым, с давно не бритым лицом и пухлыми губами. Он встретил меня у входа в отделение, которое располагалось на третьем этаже старого, явно требовавшего ремонта здания. Видимо, охранник из вестибюля предупредил его о моем появлении.

В больнице все спали, и я невольно старался ступать потише. Пахло несвежим постельным бельем, лекарствами и подгоревшим молоком.

— Ну, здорово, Алька, — протянул мне руку Ефим. — Быстро же ты добрался...

— Я на «Скорой» приехал, — сообщил я. — Медсестра, которая со мной дежурит, помогла с машиной...

Он вдруг сморщился, как будто я ляпнул какую-то глупость.

— Это ты зря, — посетовал он. — Надо было лучше ехать своим ходом, а сестру не посвящать, куда ты поехал...

— Почему?

— На всякий случай, — многозначительно поднес он палец к губам. — Ладно, будем надеяться, что шума не будет... Зайдем ко мне на минутку.

Мы прошли по коридору — почти полной копии того, который был и в нашей больнице, только с тем отличием, что пол тут был не покрыт линолеумом, а выложен грубой кафельной плиткой. И за барьером дежурной по отделению никого не оказалось. А где-то в противоположном конце коридора кто-то стонал так, что шел мороз по коже. В перерыве между стонами женский голос вскрикивал: «Ой. мамочки!.. За что же мне такие муки?.. Сделайте же что-нибудь, прошу вас!.. Больно!..»

Кабинет у Ефима оказался гораздо просторнее, чем «мой». В углу даже мигал экраном телевизор с выключенным звуком, а на столе имел место довольно шикарный ноутбук.

Ефим плотно прикрыл за мной дверь и показал мне на диван:

— Располагайся. Чай-кофе, надеюсь, ты не будешь распивать? — Я мотнул отрицательно головой. — И это правильно. Мы лучше с тобой как-нибудь в другой раз посидим, более основательно... Ну, что, ты готов?

— Конечно, — решительно сказал я. — Только ты мне вот что скажи — как она? Скоро поправится?

Он скривился в мрачной усмешке:

— Думаешь, в такой стадии может быть надежда? Ты Ведь вчера здесь был и сам видел, что ей все хуже и хуже...

— Значит, она скоро умрет? — упавшим голосом спросил я.

— В том-то и дело, что мы не можем ждать милости от природы! — Он подошел, сел рядом и обнял меня за плечи. — Алька, я отлично тебя понимаю как человека... Хоть она была и не подарком, но это все-таки твоя мать. Но мы же с тобой оба врачи, и мы-то знаем, что в таких случаях надлежит делать... Если бы те, кто принимает законы своими глазами ежедневно видели наших больных — они давно бы санкционировали эвтаназию. Сволочи! — Он нервно закурил. — Кстати, не вздумай потом мучиться угрызениями совести, а то я тебя знаю как облупленного еще с универа, гуманист ты наш!.. В принципе, я мог бы сам это сделать, но подумай — зачем мне лишние проблемы, а? А что касается последствий, то тут ты можешь не волноваться. Все будет шито-крыто. Петрович, наш завотделением, — в курсе и, в случае чего, прикроет... С моргом я тоже договорился насчет заключения. Да, кстати, с тебя потом бутылка — нашему патологоанатому нужно проставиться... Поэтому делай спокойно свое дело и не сомневайся!..

Я оторопело слушал ту околесицу, которую нес сидящий рядом со мной тип. А когда смысл его слов дошел до меня, я повернулся и взял его за грудки.

— Что ты сказал, гад? — задыхаясь, выдавил я. — Ты предлагаешь, чтобы я усыпил свою мать, да? Как бродячую собачонку?! Да ты хоть знаешь, что она для меня значит?

Он задергался, пытаясь освободиться, и просипел:

— Ты чего? Мы же с тобой... договорились!

Руки мои сами собой разжались.

— Договорились? — повторил я. — О чем?

— Придурок! — с презрением сказал он. — Совсем с ума сошел? Вспомни: неделю назад, когда ей стало совсем скверно, ты сидел здесь, рыдал, как истеричка, и ныл: «Ефим, помоги мне!.. Она не должна так мучиться!» И помнишь, что я тебе тогда сказал? — Я угрюмо молчал. — Что, разумеется, я тебе по старой дружбе помогу... Что когда ее состояние окончательно выйдет из-под контроля, я позвоню тебе, и ты сам сделаешь ей укол... А теперь ты, значит, передумал? Ну что ж, это твое дело... Только знай: вчера она пыталась выброситься из окна палаты. Головой вниз. И если бы не сердобольные бабы, оказавшиеся случайно рядом с ней, она бы так и сделала. Возможно, это было бы лучше для всех нас. Но мы ведь не можем толкать ее на самоубийство, да и с нас — то есть, конечно, прежде всего с дежурного врача — потом спросят... Так что выход — только один. Один укол — и она заснет. Тем более что это не яд какой-нибудь, а обычное снотворное, только чуть больше обычной дозы. Ты же сам знаешь — она тебе первая спасибо за это скажет!..