Девушка с пробегом (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

Не хватает многих вещей, в том числе террариума с Зевсом, этой вредной кусачей тварькой мужского рода, любившего устроить своей хозяйке голодовку и напугать её этим до чертиков.

Что реально напрягает Давида почему-то — отсутствие фикуса. Который Надя притащила в его квартиру буквально перед самым его уездом, шмякнула на окно напротив кровати и грозно пообещала, что по возвращении Давид будет приговорен к уходу за этой лиственной движимостью.

С одной стороны, понятно — если она решила вернуться на свою территорию, не было смысла оставлять у Давида этот фикус на неопределенное бы время. Сдохло бы несчастное растение…

С другой, такое ощущение, что квартиру вычищали до нулевого состояния. До того “чистого листа”, которым она и была до заселения Нади. Будто стремясь не оставить тут ничего, даже следа от их пребывания. И зачем бы это было делать, если все было нормально?

Ну, что ж, ладно, уехала, так уехала, в конце концов, у неё-то маневров не очень много, адрес Нади Давиду давно известен. Можно и догнать, и найти, главное, чтобы ирисы по дороге не завяли.

Интересно, понравился ли ей ремонт? И как же обидно, что она его увидела не при Давиде. Он вообще-то планировал самолично пронаблюдать её удивление. И огрести все положенные благодарности…

Это потом до него дошло, что вообще-то в его положении лучше побеспокоиться о другом… О том, например, чтобы внезапно приехавшая в Москву Моника не явилась в поисках Давида на квартиру, в которой жила Надя. А Мони могла устроить такой сюрприз, это было вполне в её духе.

И все-таки хорошо, что с ней удалось разойтись спокойно. Хотя все-таки обсуждать с девушкой разрыв за накрытым для романтичного ужина столиком ресторана было довольно своеобразно. Ну, кто виноват, что в том ресторане именно это входило в “пакет услуг”, когда ты бронируешь столик…

У квартиры Нади Давид останавливается, лишь крепче сжимает в руках охапку ирисов, и звонит в дверь. Ключи-то вернул, сам зайти уже не мог.

Скорей бы уже открыла… Впихнуть бы ей в руки цветы, сгрести в охапку уже её вместе с цветами и целовать, целовать, целовать до того, как дыхание не закончится. Только целовать, пока не спит Лиса. А там можно уже и практически показать, насколько тяжело Давиду дались эти сорок два дня без его богини.

Мечты, мечты…

Им было суждено остаться неудовлетворенными.

Потому что дверь Давиду открыла не Надя. А какой-то левый бородатый мужик, в красной спартаковской футболке.

Мужик и Давид пару минут провели в тишине, меряясь длиной и пронзительностью взгляда.

Что это было — немая сцена или минута молчания по тому Отелло, который только что внутри Давида скончался от очередного приступа ревности?

Скончался, чтобы тут же восстать.

Что это за хрен с горы? И какого черта он делает в квартире Соболевской, да еще и дверь её ключами открывает? Сантехник? Бывший муж? Новый парень, которого надо придушить немедленно?

— Извините, я вообще-то пиццу заказывал с колбасой, а не с цветами, — скептично замечает мужик, разглядывая букет в левой руке Огудалова.

— Это не вам, — мрачно откликается Давид, — могу я увидеть Надежду?

Рожа у мужика враз стала недовольной. Нет, он точно неравнодушен к Соболевской. Это он зря. Это очень сильно укорачивает продолжительность его жизни…

— А вы собственно кто? — хмуро интересуется мужик.

Ну окей, красавчик, ты сам напросился.

— Её будущий муж, — холодно отрезает Давид, — а вы?

И пусть богиня потом возникает, что он слишком много на себя берет. Да — много. Но черта с два он собирался уступать Надю черт пойми кому. Даже если она обиделась и решила назло с кем-то встречаться. Если ей надо напомнить, чья она женщина — Давид легко напомнит.

— А я — муж бывший, — сухо отозвался мужик, тоже без особого удовольствия, даже с неприязнью, но все-таки с претензией на нейтральность.

— Я вам сочувствую, конечно, — криво улыбается Давид, припоминая, как зовут этого конкретного то ли соперника, то ли не очень, — но вы не могли бы позвать Надежду?

— Не мог бы, — прохладно откликается мужик — кажется, Павел.

Нет, ну это совершенно никуда не годится.

— Мужик, ну ты же уже бывший, — теряя последние остатки терпения выдыхает Давид, — ну что ты хочешь, чтобы я на весь дом орал, чтобы она вышла?

— Громко орать придется, — физиономия у Павла самая что ни на есть ехидная, — Надя тут не живет сейчас.

— То есть? — недоумевающе повторил Давид, пытаясь понять.

— Так и есть, — все так же насмешливо откликается Павел, — квартиру она мне сдает. А живет — в другом районе.

— Может, вы адресочек подскажете? — Давид щурится, еще не до конца оценив ситуацию, но уже прикинув в уме, что наверняка отец Лисы знает, где живет его дочь.

— Обязательно, — щерит зубы соперник, — как мне захочется свести счеты с жизнью — так и подскажу. А пока могу передать тебе только привет от Нади и пожелать тебе сходить на хрен. Тоже от неё.

На этом разговор и заканчивается. Мужик делает шаг назад и захлопывает дверь перед носом Давида.

Давид для проформы еще пару раз нажимает на кнопку звонка, но с той стороны двери ему явно открывать не намерены. И вряд ли бы Надя, если бы была тут, удержалась бы и не вышла. Вышла бы. Хотя бы чтобы раскатать по полу.

Надя просила послать его на хрен? Его Надя, что перед его отъездом призналась ему в любви и обещала верить? Да нет. Не может быть такого, чтобы она настолько обиделась, что решила из-за этого все перекроить.

Давид достает телефон.

Он не звонил с утра, во многом потому, что все-таки надеялся на легкий эффект внезапности. Да и просто потому, что реально было ощущение, что если он услышит её голос где-то там в трубке — сдохнет на месте.

“Номер набран неверно”, — три раза повторяет Огудалову своим искусственным голосом операторша мобильной сети и только после этого до Давида начинает доходить почему. Сим-карта аннулирована.

Дело начинает пахнуть керосином. Кажется, Надя действительно поставила за цель перетряхнуть жизнь так, чтобы найти её у Давида не получилось. По крайней мере — без трудностей. Ведь понятно, что художница её уровня вряд ли исчезнет куда-то бесследно, все равно рано или поздно найдутся клиенты, найдутся контакты…

Вот только… Почему? Зачем ей вообще понадобилось убегать?

Неужели она все-таки узнала про Монику? Ох, как же это паршиво. И что очень паршиво, что узнала она о ней не от Давида. Не от кающегося Давида, который уже разрешил эту чертову проблему, получил в нос от прямолинейного старшего брата бывшей невесты, поимел серьезный разговор с несостоявшимся тестем и даже поужинал с Мони напоследок, окончательно разобрав все вопросы с ней.

Он не был намерен “оставаться с ней друзьями”, шляться на двойные свидания и все такое в этом же духе. Но в тот момент он просто хотел разойтись нормально. В конце концов, он знает её уже четырнадцать лет. Нельзя такие связи рвать резко.

Вышло немного не так, как он ожидал. Родственники Мони расстроились из-за неё сильнее, чем она сама. Она сама даже обрадовалась, сказав, что это все очень хорошо — возможно, теперь у неё получится поговорить с родителями о некоторых собственных предпочтениях…

Итак, кому можно было отзвониться в поисках Соболевской прямо сейчас? Ну, очень вероятно, что мама в курсе её маневров. А может, и нет, ведь очевидно же, что именно маму Давиду будет уболтать проще всего.

Может быть, Макс? С одной стороны, суд над Верейским был три недели назад, с другой стороны — Макс писал, что адвокат Верейского надеется на апелляцию, хотя тот же Вознесенский угорал над тем, что просто Ольге Адольфовне хочется стрясти с клиента побольше денег.

Да, стоит позвонить Максу, ведь именно его Давид и просил приглядеть за его несносной богиней, и есть вероятность, что Вознесенский в курсе, куда запропала Надя.

Вознесенский, слава богам, трубку взял. Даже со второго гудка.