Девушка с пробегом (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И приходится Максу вмешиваться, спрашивать: “И какое же отношение это имеет к делу?” — и требовать не приобщать это все к материалам. Судья и вправду адекватный. Судья вообще смотрит на Ольгу Адольфовну с острым желанием послать её в какой-нибудь Час Суда, чтобы она вот там страдала своей фигней.
Но самое, что её доканывает — это то, что основное доказательство в деле — какая-то жалкая пуговица. С затертыми отпечатками!
Могу её понять. Я сама произношу это про себя и пытаюсь не ржать. Это самое эпохальное, что я слышала в жизни.
Вот только Макс там с этой несчастной пуговицей доканал всех полицейских лаборантов, кажется, ему даже молекулярный анализ сделали, чтобы считать ДНК пото-жировых следов Верейского. По слухам, эти анализы делали только для ФСБ и только в рамках поиска крупных террористов. Тем более впечатляют подвиги моего адвоката. Он прям очень хочет премию за победу в процессе, сразу видно.
Я чувствую себя стоящей за стеной, собранной чьими-то заботливыми руками. Мне даже не надо ничего делать, я просто сижу, разглядываю судью, свидетелей, слушаю те показания, что они явились дать… Привыкла себя чувствовать этакой одинокой волчицей посреди огромного людного мира, а после суда ко мне подходят поздравить столько народу, что я устаю улыбаться.
И все еще пытаюсь удержать перед глазами, как Верейского в наручниках уводят из зала.
Боже, что это за зрелище, жаль только разделить не с кем…
— Слушай, как замечательно, мы обошлись одним заседанием, — Макс роняет мне ладони на плечи, заставляя вздрогнуть и обернуться к нему, — отметим это?
Я кошусь на часы. Блин. Если за два часа не успею добраться до фирмы Давида — куковать мне без ключей от квартиры еще три недели, пока нужный мне человек вернется из тура по Европе.
— Знаешь, разве что позже, — я морщусь, — можешь меня к Дэйву на работу подбросить? Я должна забрать кое-что.
— Но бутылку шампанского мы все равно потом разопьем, — твердо заявляет Вознесенский. Не знаю, на что он надеется, а может и ни на что — может, и вправду рад, за меня, за себя и за чертову справедливость.
В любом случае — броня наша крепка, и танки быстры.
— Заберу ключи и хоть две бутылки шампанского в меня вливай, — откликаюсь я.
Самоубийственно?
Отнюдь.
Знала бы, какие откровения меня дожидаются — повысила бы планку до бутылки водки…
37. Всплывает все
Нет, я, конечно, ожидала увидеть что-то помпезное, но офис “O.G.D” не только опередил все мои ожидания, но даже успел покурить на финише.
Они начинают впечатлять прямо с того самого момента, как Максим вывернул именно к этому миниатюрному, но ужасно стильному бизнес-центру.
— Ого… — Была бы мальчиком — присвистнула бы. А так я просто чуть не носом прижимаюсь к стеклу, разглядывая здание, отделанное темной плиткой, зеркальными панелями и белыми декоративными балками, поднимающимися выше крыши, создавая эффект “коронованности” именно этого бизнес-центра.
— Да, да, Огудалов скромностью не отличается, — хохочет Максим, осторожно втискиваясь между двумя джипами на парковке, — самое время передумать и выбрать меня. Я не настолько понтуюсь.
Я кошусь на его выпендрежный кроваво-красный Пежо и скептически поднимаю бровь.
— Это ерунда, — самоуверенно ухмыляется Вознесенский, — внутри там у них все еще пафоснее. Наш гигант абсолютно не мелочился с пылью в глаза.
Максим отваливается от меня в районе лифтов.
— Тут довольно приятный ресторан на четвертом этаже. Разберешься со своими ключами — поднимайся туда, — сообщает он мне, когда я выхожу на своем третьем.
Нет, я никогда не сомневалась, что у моего божественного есть вкус и удивительное чувство стиля, но все-таки в вестибюле, приемной или как там эта хрень называется, я замираю, оглядываясь по сторонам, отчаянно впечатляясь.
Мне всегда нравились контрастные чистые цвета в оформлении интерьеров, те, которые не режут глаз, а еще — те, которые разрешают использование картин. И не отвлекают от них. Да-да, у меня — профессиональный нарциссизм. И тут все как я люблю
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Вообще-то тут есть на что посмотреть — панели из искусственного мха на светло-серых стенах, сложная, почти вычурная люстра, похожая на стальную астру, но если честно, первое, что бросается мне в глаза и заставляет замереть — триптих картин за спиной у девочки на ресепшене. И подходя ближе, я понимаю, что совсем не ошиблась.
Мой триптих “Три лица дождя”.
Я рисовала его вечность назад, еще до начала своего сотрудничества с Огудаловой. И выставила его в первый раз и реально охренела, когда увидела ту сумму, за которую ушел этот триптих. Даже сейчас для меня это довольно круто, а тогда я чувствовала себя как девочка, неожиданно получившая наследство.
Профиль слева, анфас, профиль справа. Выполнены в доброй сотне оттенков серого. Денег на моделей у меня тогда не было, рисовала саму себя с фотографий одного приятеля-фотографа.
И я на картинах — на пять лет моложе, но гораздо более усталая, чем сейчас.
Я помню тот год. Год после развода с Верейским, когда, благодаря Сашеньке и его поганым сплетням, я действительно выживала и имела столько долгов, сколько уже и не надеялась в результате отдать.
— Красивый триптих, вы тоже заметили? — раздается голос за моей спиной. — Мне сказали, это автопортрет художницы. Когда мы разводились с мужем, мы легко разделили все, кроме этих трех картин. Покупал их он, но мне кажется — я была влюблена в них больше. Муж был не согласен. Так и не решили этот спор. До того довоевались, что решили повесить картины в офисе, на “нейтральной территории”, потому что готовы были уже сжечь их, вместе друг с дружкой.
Голос нежный, чистый, женский. Глаза у секретарши за ресепшеном, напряженные, и за мое плечо она смотрит так, как смотрят только на начальство.
Муж… Развод… И какие-то решения, касающиеся офиса, не чего нибудь, а “O.G.D” — фирмы моего Аполлона…
Шерлок, не подсказывайте, я все пойму сама.
Я оборачиваюсь, чтобы увидеть бывшую жену Давида воочию. Есть в этом желании что-то мазохистское: своими глазами понять, с кем спал тот, из-за кого твое сердце страдает лютой бессонницей.
Неожиданный туз мне подбросила судьба. И как теперь от него отбиваться?
Ох, мне есть от чего поболеть. Ольга Разумовская — этакое изящное, почти эльфийское создание с нежно-розовой помадой на губах. Стоит на пару шагов позади меня, засунув руки в карманы стильных полосатых брючек. Смотрит на триптих. Соскальзывает на меня взглядом и яркие голубые глаза девушки округляются.
— Это вы? — охает она, проходясь пальцами по светлым кудрям. — Ничего себе…
А я смотрю на неё и все-таки пытаюсь понять. Красивая. Свежая. Из хорошей семьи. Судя по тому, насколько дерзко она экспериментирует со стилем — в этой фирме она не забитая субординацией секретарша. Дизайнер? Где там Ольга познакомилась с моим Давидом, как рассказывала мне Тамара Львовна? В университете?
Но почему они развелись вообще? При том, что даже мои тараканы, кажется, воспринимаются Давидом как этакие любопытные насекомые, которые устраивают слишком занимательные шоу.
И как умудряются делить между собой одно рабочее пространство? Неужто мне попался тот самый мальчик, который убежден, что с бывшими можно все на свете, и даже работать и дружить? Не хотелось бы…. Я та еще ревнивая сука.
Мы изучаем друг дружку жадно, как два разведчика, оценивающих состояние вооруженных сил противника.
Нет, все-таки я выем кое-кому мозг чайной ложечкой по этому поводу… Пусть только шанс даст…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Хотя нет, пусть просто вернется, я все прощу…
— Вы хотите сделать заказ у нас? — мне кажется, или она запнулась. — Вы можете подождать чуть-чуть, я вас приму…
— Ольга Александровна, у вас же график… — секретарша за моей спиной давится воздухом, потому что в поджатых губах Ольги Разумовской вдруг проступает что-то жесткое. Как у акулы-убийцы, которой даже рот открывать не нужно, чтобы выглядеть смертельной угрозой.