Неизвестный Кожедуб - Иван Кожедуб

Передо мной поставлена задача: с группой в восемь самолетов прикрыть наши наземные войска в районе Тыргу-Фрумос. На этом участке немцы предприняли контрудар. Они бросили сюда много танков, большие группы «Фокке-Вульфов-190», намереваясь восполнить ими потерю своих «Юнкерсов-87».

Уже после первых боев с «Фокке-Вульфами-190» я обратил внимание на один излюбленный прием немцев. Фашисты предприняли такой тактический маневр: вперед выпускали «фоккеров»; те, сбросив бомбы, связывали боем наших истребителей, а вслед за «фокке-вульфами» шли пикирующие бомбардировщики «Ю-87».

Машина осмотрена.

— Все в порядке, мотор работает отлично, товарищ командир, — докладывает Иванов, поглаживая крыло самолета. — Каждый винтик ощупал. — И добавляет с довольной улыбкой: — Хороший аппарат, товарищ командир!..

Подлетев к линии фронта, мы встретили около тридцати «фокке-вульфов». Часть их направилась к нам, чтобы связать нашу группу боем. Предвидя, что вслед за «Фокке-Вульфами-190» появятся пикирующие бомбардировщики, я приказал по радио своим летчикам занять соответствующий боевой порядок. И в самом деле, не прошло и нескольких секунд, как подошла большая группа «Ю-87». Но их маневр уже был разгадан. Они не застигли нас врасплох. Быстро оценив обстановку, я сзади, сверху, во главе своей группы врезался в строй «юнкерсов» и сбил один самолет.

Итак, счет моего нового самолета открыт…

Завязался бой. Немцы — в замешательстве. Они неприцельно сбрасывают бомбы. Вижу, на нас «наваливаются» «фокке-вульфы». По моим расчетам, горючее у них должно быть уже на исходе. И действительно, вражеские самолеты стали уходить. По радио приказываю группе собраться. Одного самолета нет — Паши Брызгалова. Где же он? Еще раз даю команду собраться.

Осматриваю воздушное пространство — вон он где, в стороне, выше меня! Я в недоумении: почему он оторвался от группы? И вдруг замечаю, что к его самолету приближается «Мессершмитт-109». Сомнений быть не может — это немецкий «охотник». Я нажал кнопку радио и крикнул Брызгалову:

— Паша, «мессер» сзади, снизу!

Но не успел я предупредить товарища об опасности, как немец уже открыл огонь. Самолет Брызгалова загорелся, и Паша выбросился с парашютом. Ветер нес его на нашу территорию.

Когда мы вернулись домой, я сразу же собрал летчиков. Лица хмурые, у всех одна дума: «Неужели Паша погиб?» И меня сейчас больше всего волнует этот вопрос. Но как командир я не имею права поддаваться охватившему меня настроению. Я должен разобрать поведение Брызгалова, еще раз напомнить всем о значении летной дисциплины, о том, как важно быть осмотрительным и соблюдать боевой порядок.

Больше всех за Брызгалова тревожился Никитин. Он был очень непосредствен и не умел скрывать своих чувств. Он ждал Пашу, волновался, то и дело подбегал ко мне:

— Как вы думаете, товарищ командир, Паша вернется?

Я его успокаивал тем, что Паша приземлился в расположении наших войск

Брызгалов вернулся на следующий день: прилетел на «По-2». Голова у него забинтована. Гимнастерка забрызгана кровью. Глаза грустные, вид унылый.

Мы бросились к нему, окружили его.

— Да ты ранен, Паша!

Брызгалов мрачно ответил, морщась от боли:

— Пуля прошла под подбородком. Кости не задела, только мягкую ткань пробила…

И он стал рассказывать:

— Когда мы подлетали к линии фронта, я увидел пару вражеских самолетов. Определил, что это «охотники». Но в облаках я их сразу потерял из виду. Когда кончился бой, решил их подкараулить. Лечу, посматриваю — не появятся ли «мессершмит-ты». Вдруг услышал глухие взрывы. Ясно — стреляют по моему самолету. Что-то обожгло мне подбородок. А когда я опомнился, то мой самолет уже был охвачен пламенем. Пришлось прыгать…

У Паши сорвался голос, и он замолчал. Я понял, что Паша осознал свою ошибку. Брызгалов отказался от ужина. А когда мы легли, мрачно сказал:

— Стыдно мне… машину загубил. Теперь буду бдительнее.

По данным разведки было известно, что немцы стягивают на свои прифронтовые аэродромы большое количество самолетов. Наше командование решило ослабить авиацию противника мощным ударом по его аэродромам. Летчики нашей части, в том числе моя группа, получили задание сопровождать штурмовики к вражескому аэродромному узлу.

Несмотря на шквальный огонь вражеских зениток, несмотря на атаки истребителей противника, мы выполнили задание и вернулись домой без потерь.

Когда я подлетал к аэродрому, у меня сильно застреляло в ухе. Я не обратил на это внимания. Приземлился и не стал выходить из кабины, пока самолет заправляли горючим для второго вылета. Побывал и в третьем боевом задании. В полете боль затихала. Но когда вылез из кабины, от боли потемнело в глазах. Надо было принимать решительные меры: воспользоваться передышкой и подлечиться до того, как разгорятся бои.

Собрал летчиков и сказал им, что лягу в санчасть.

Мне хорошо известны достоинства и недостатки каждого летчика моей эскадрильи. Когда мы летим вместе, то все их действия находятся, под моим наблюдением. И я беспокоился, что мои дисциплинированные, но горячие ребята, летая без меня, могут под влиянием порыва забыть об осмотрительности. Поэтому я строго сказал им:

— Без меня летать осмотрительно. Особенно это относится к тебе, Никитин. Держи себя в руках, шалопут, не горячись!

Ребята обещали вести себя рассудительно.

Со мной вместе решил лечь в санчасть и Паша Брызгалов — рана на его подбородке еще не зажила. Пока шли бои, Паша ни за что не хотел заняться лечением.

Когда я доложил Ольховскому, что заболел, он сказал:

— Не волнуйтесь, сейчас затишье, летать не будут. Только поправляйтесь скорее.

В санчасти, расположенной в маленьком городке неподалеку от аэродрома, я пролежал неделю. Чувствовал себя прекрасно, но главный врач все еще не разрешал выписаться. Ребята меня часто навещали, и я был спокоен: в воздухе по-прежнему было тихо.

Как-то вечером, когда мы с Брызгаловым играли в шахматы, в палате неожиданно появился Мухин. У него было такое странное выражение лица, что я сразу почуял недоброе.

— Мухин, что случилось?

— Беда, товарищ командир!

Я вскочил. Шахматы посыпались со стола.

— Ну, что вы молчите!.. С кем?

— С Никитиным, Филипповым и Гопкало…

У меня подкосились ноги, и я сел на кровать.

Вот что произошло. Мухин и Гопкало получили задание вылететь в разведку.

Задание они выполнили, но на обратном пути, на линии фронта, Гопкало был сбит вражескими зенитками, когда летел на бреющем.

Никитин был подавлен гибелью товарища. Он рвался в бой, чтобы отомстить за него. Командир не хотел его отпускать, но он все же добился своего.