Улыбка химеры - Татьяна Степанова

А дальше была краткая немая сцена. И ее словами не опишешь. Катя по-хозяйски придвинула Салютову-младшему стул (Колосов в эти мгновения просто разглядывал его, как статую в музее). Потом она сняла со шкафа пишущую машинку, вечно пылившуюся без дела, потому что Никита печатал с грехом пополам и всегда спихивал эту процедуру на подчиненных.

Катя водрузила машинку на стол, взяла чистый бланк протокола допроса и приготовилась печатать. Тем самым давая понять им обоим, что она никуда не уйдет и что роль «секретаря» на этом допросе принадлежит ей безраздельно.

Она видела: Филипп Колосова узнал.

— Я пришел к вам, — произнес он. — Я должен сделать заявление.

— Какое? — спросил Никита. — Во-первых, здравствуйте, Филипп. Садитесь. Рассказывайте. Что-то случилось?

— Да, случилось. Я хочу сообщить: пропал мой товарищ. Его нет уже почти сутки. Я его везде искал. Но он пропал. — Салютов-младший впился взглядом в пачку фотографий, все еще лежавших перед Колосовым. — Вы, кажется, с самого начала ведете это дело, дело по казино моего отца... А я хочу сделать заявление, дать показания. Но сначала... — Он протянул руку к снимкам. — Что это? Это же...

Снимки из его разжавшихся пальцев веером рассыпались по полу, как карты из колоды. Катя со своего «секретарского» места наблюдала за ним. Лицо Филиппа стало пепельно-серым.

— Где вы его нашли? — глухо спросил он. — Когда?

— Сегодня в пять утра на обочине Рублевско-Успенского шоссе на двенадцатом километре, — ответил Колосов.

— Я знал... Я знал, чувствовал, что его убили. — Филипп нагнулся, собрал фотографии. Когда он выпрямился, Кате почудилось, что в этом тесном прокуренном кабинете с зарешеченным окном и сейфом, смахивающим на стальной гроб, словно снова поднимается, вздыбливается как гора та приливная волна — серая, мутная, сметающая все на пути. И опять ее до крайности поразило и даже напугало, что это тягостное ощущение ассоциируется у нее именно вот с этим худым, бледным парнем, почти ее ровесником по годам, показавшимся ей в их первую встречу таким... Каким же? Катя внезапно поймала себя на мысли: больше всего на свете ей сейчас хотелось уйти, вырваться отсюда. Оставив их друг против друга задавать вопросы и отвечать на них, потому что все то, что она сейчас услышит и чему станет свидетельницей, не что иное, как...

— Я хочу дать показания, — глухо произнес Филипп. — Я знаю, кто это сделал. Я буду свидетельствовать против него и здесь, и на суде. Записывайте, ну, я же говорю вам, что я все скажу, что же вы не пишете?

Катя вздрогнула от его окрика. Склонилась к машинке.

— Так кто же убил Легионера? — спросил Никита.

— Это сделал мой отец.

Словно выключили свет. А потом включили. И он, яркий, колючий, ослепил их. Двое мужчин стояли друг против друга, их разделял только стол. Катя сидела, но так и не могла заставить себя печатать.

— Ты что болтаешь, парень? — тихо сказал Колосов. — Ты что говоришь? Ты соображаешь, что ты сейчас сказал? Соображаешь?

— Его убил мой отец, — упрямо повторил Филипп Салютов. — Я это знаю и могу доказать. А Китаев наверняка ему помогал. Он сделает все, что отец ему прикажет. Он ему предан как пес. Пес!

Он рухнул на стул и закрыл лицо руками. Колосов обогнул стол, налил из электрочайника воды в стакан, склонился к Филиппу.

— Ну-ка выпей. И успокойся... Слушай, а ты, часом, не накурился?

Филипп яростно оттолкнул его руку — вода выплеснулась на его и без того промокшее пальто.

— Да что же вы не записываете мои показания? — крикнул он. — Не верите мне, да? Его убил мой отец! И я могу это доказать. Вот! — Он рывком выхватил из кармана пальто сотовый телефон, сунул его Колосову.

Тот телефон взял, но ждал объяснений.

— Легионер уехал. Куда, с кем, ничего об этом мне не сказал. Значит... значит, не хотел, чтобы это как-то меня касалось... А я его прождал всю ночь... Потом... Вот здесь, на телефоне, определитель, — Филипп тыкал в кнопки. — Тут номер, последний номер, по которому ему звонили вчера вечером... Можете сами убедиться. Это личный номер моего отца. Он ему звонил вчера, ясно вам? И после его звонка Легионер куда-то собрался, ничего мне не сказав. А сейчас вот! — Филипп ткнул в снимки. — Он его и убил. Отец. Прикончил... Сволочь... Подонок... Ненавижу его! Арестуйте, судите его за убийство! Я, я буду вашим свидетелем на суде: это он его убил вместе с Китаевым! Я так и скажу!

Речь его напоминала штопор. Войдя в этот штопор, он словно не мог уже остановиться. Никита включил мобильник, проверил определитель. Переписал себе последний номер из памяти — федеральный номер.

— Вы сами слышали разговор вашего отца с вашим другом? — спросил он.

— Нет, меня не было, я отсутствовал... Уезжал по делам. Вернулся — Легионера уже не было в квартире. Только ключи от машины на столе и телефон вот этот...

— Это ведь ваш телефон, Филипп, — перебил его Колосов. — Ваш товарищ Легионер пользовался им? Обычно он отвечал по телефону за вас?

— Ну да, да! Какое это имеет значение? Я же говорил вам: мой отец ему звонил, вызвал его куда-то, заманил и убил вместе с Китаевым.

— А вы догадываетесь о причине, по которой могли убить вашего товарища?

Филипп смотрел на фотоснимки, лежащие на столе. Молчал.

— Что, этой причины вы не знаете? А то, что вашего Легионера на самом деле зовут Николай Дьяков, это тоже вам неизвестно?

— Имя его я знал, — ответил Салютов-младший. — Но он предпочитал, чтобы я звал его Легионером.

— А то, что он прежде служил во внутренних войсках? Это вы знали?

— Да, он мне говорил.

— А то, что он был судим и отбывал наказание — шесть лет провел за решеткой?

Филипп вздрогнул, вскинулся:

— Он? Когда? За что?

Катя со своего места, затаив дыхание, следила за его реакцией. Нет, сейчас, кажется, он не лжет. Это для него — новость. Про то, что Дьяков-Легионер сидел, ему вроде бы неизвестно. Ну, конечно! Так и должно быть. Раз Дьяков был не кто иной, как «крот», человек Миловадзе, он должен был тщательно скрывать свое прошлое...

— Вы лжете! — яростно выкрикнул Филипп. — Лжете, не верю вам! Когда он мог сидеть? Он же у вас работал, а потом воевал...

— Легионер в Чечне никогда не был, Филипп, — ответил Колосов. — И никогда никакого участия в боевых действиях на Кавказе не принимал. Он в это самое время отбывал наказание в колонии под Архангельском за пьяный наезд, повлекший гибель двух человек. И это не мы лжем, парень, а он, твой дружок, тебя все время обманывал. Я не знаю, какая уж там у вас была с ним дружба — не разлей вода, и какой лапши он тебе успел навешать, что ты ради него родного отца решил заложить, обвинив его голословно только по какому-то там номеру в определителе в тягчайшем преступлении, которое...

— Голословно? — прошипел Филипп. — Значит, вы мне не верите? Его номера телефона вам, значит, мало, да? А этого вам тоже мало? — Он снова кивнул на снимки. — Так вот вам еще одно доказательство: из чего Легионера убили, ну? Из пистолета? Да? Из «Макарова»? Так у моего отца есть такой. И я знаю, где он его хранит в казино. И тогда, в тот вечер, между прочим, когда вы меня по Тетерину допрашивали, он вам этого пистолета не отдал. Я и это знаю! И я могу показать, где он был...

— Постой, какой, ты говоришь, пистолет у твоего отца? — перебил его быстро Колосов.

— "Макаров"! Хранится в сейфе за картиной в кабинете, в казино. А иногда он носит его с собой. Сколько себя помню, он всегда у него был!

Никита вернулся за стол. Катя застучала на машинке. Печатать! Главное сейчас — долбить по клавишам, не упуская ни слова из его показаний. Думать — потом, позже. Все равно в голове — полный сумбур.

На Филиппа она старалась не смотреть. Сейчас с ним очень трудно было встречаться глазами: по телу сразу полз холодок. И Катя не понимала толком, что это — жалость, сострадание или отвращение. Никита хранил молчание. После этого «Макарова», выкрикнутого Филиппом с такой страстной обличительной ненавистью, он тоже словно бы не находил нужных слов для следующего своего вопроса. Наконец он его задал:

— Где находился гражданин Дьяков в день убийства Эгле Таураге, с вами?

— Нет, он уезжал. — Куда?

Филипп смотрел в пол. Весь его вид сейчас говорил: ну какое это уже может иметь значение?

— Ему звонила Жанна, — наконец сказал он тихо, — Жанна Марковна, где-то примерно в час дня. Они... ну, в общем у них были отношения. Она просила его о встрече. Она должна была вечером работать — сказала, что казино снова открывают и ей надо выходить. А до трех часов она свободна, и они с ним могли бы где-нибудь посидеть. В баре...

— И Легионер к ней уехал на эту встречу?

— Да, кажется, они договорились встретиться где-то в центре, она там вечно по магазинам шныряет.

— Скажите, Филипп, а ваш товарищ пользовался машиной Басманюк? — спросила Катя, прерывая запись.

Он, кажется, даже и не удивился, что она подала голос на этом допросе: