Идем на восток! Как росла Россия - Лев Вершинин

История, как известно, ломает человека, как хочет, но иногда человек умеет и огрызнуться. Резкий рывок в развитии северных провинций – Чжили, Шаньдун и Маньчжурии – крайне болезненно отозвался на населении, жившем по старинке. Строительство, железные дороги, почта, телеграф, пароходы и недорогой импортный ширпотреб – это, конечно, очень хорошо, но не для арендаторов, чьи участки отчуждались под дорогу Железного Дракона. Не для лодочников, извозчиков, погонщиков, посыльных, носильщиков, ремесленников-кустарей. Короче говоря, не для всякого мелкого люда, поколениями кормившегося наследственными ремеслами. Мир рушился, и в такой ситуации привычные засухи и эпидемии, веками никого особо не пугавшие, начинали казаться карой Небес, а виновниками всех бед, естественно, оказывались «заморские черти» и мироволящее им правительство. Ничего удивительного, что в пораженных метастазами резкого прогресса провинциях активизировались тайные общества, настроенные бороться за восстановление справедливости в том или ином ее понимании. Назывались они по-всякому, но в историю вошли (по названию крупнейшей подпольной организации) под общим наименованием «ихэтуань» – «кулаки, сжатые во имя справедливости», а если говорить об идеологии, то основными отличительными ее признаками были предельная мистичность, усугубленная суевериями, ненависть к «иноверцам», которые в их понимании подлежали безусловному истреблению, и к иностранцам вообще. Ну и, натурально, к любым отклонениям от «старого доброго уклада». Короче говоря, Мулла Омар и его парни. Только еще хуже, ибо владеющие у-шу…

Пришел лесник

К 1898 года ситуация на севере окончательно рухнула. Сотни отрядов, порой по несколько тысяч душ, наводили там свои порядки, «идейные» мало отличались от бандитов-хунхузов, а те, в свою очередь, обожали «идейные» лозунги. Навести хоть какой-то порядок не могли ни правительственные войска, ни малочисленные отряды европейцев, охраняющие «иноземные городки». И, наконец, 2 ноября 1899 года лидеры мятежных формирований, к тому времени уже объединившихся, озвучили свою программу-максимум: изгнание из страны «заморских чертей» и свержение династии Цин. Правда, пункт номер два довольно быстро был снят с повестки дня: дремучая реакционность ихэтуаней вполне устраивала правившую в это время ультраконсервативную клику императрицы Цыси, не любившей иностранцев из-за их симпатий к свергнутому ею пасынку-реформатору. Так что местные власти получили указ о «мудрой сдержанности по отношению к патриотам», а ихэтуани, признав, что «Цины исправились», взяли курс на борьбу с «демонами» и «вероотступниками». С властями было заключено перемирие, а чуть позже, когда после захвата мятежниками Пекина и начала массового уничтожения европейцев иностранные контингенты вступили в столкновение с «патриотами», императрица, судя по всему, уже пребывавшая в возрастном маразме, поддержала бунтовщиков официально, объявив войну всем великим державам сразу. Начался фильм ужасов. Вернее, сериал в том же жанре. Повсеместное сожжение православных храмов вместе с паствой. Убийства дипломатов. 55-дневная осада «Посольского квартала» в Пекине. «Пекинская Варфоломеевская ночь» (поголовная резня христиан в столице). «Великая казнь демонов в Тайюане» (публичное, с одобрения местного губернатора четвертование 45 миссионеров вместе с женами и детьми). Короче говоря, кому как, но я (при всем уважении к героям «национально-освободительного движения») не рискнул бы излишне осуждать карательные акции, начавшиеся после прибытия в Китай войск года Австро-Венгрии, Великобритании, Германии, Италии, США, Франции и Японии.

Впрочем, довольно о грустном. Оставим в стороне перипетии бодания престарелого бегемота со стаей акул и, вернувшись к интересующей нас теме, отметим: в отличие от прочих стран, Россия, принимая участие во всех операциях, предполагаемых союзным долгом и гуманитарными соображениями, оказалась еще и втянута в самую настоящую пограничную войну. Ситуация в Приамурье сложилась аховая. По всей Маньчжурии, от Лояна до Гирина, прокатилась волна погромов, всех «русских», невзирая на национальность, будь то славяне, немцы, грузины, поляки или евреи, убивали на месте. Как, впрочем, и «ненадежных» китайцев. Провинция, что называется, пылала синим огнем, казаки не могли оказаться сразу и везде, а регулярных войск катастрофически не хватало, так что для защиты осажденного скопищами ихэтуаней Харбина и других городов пришлось организовывать добровольческие дружины из населения. Это помогало, но не всегда. При попытке вывести из Мукдена женщин и детей был уничтожен отряд ополченцев-строителей, собранный поручиком Яном Валевским, жандармом Георгием Геловани и инженером Верховским. Сам Борис Верховский, взятый в плен тяжело раненным, был торжественно обезглавлен в Ляояне по приказу губернатора. Начиная с 23 июня, регулярные части Цин атаковали КВЖД, разрушая все, выглядевшее нетрадиционно. начали разрушение железнодорожного полотна и станционных построек, а затем начались и попытки перенести войну на российскую территорию. 2, 14 и 28 июля китайская артиллерия подвергала массированному обстрелу Благовещенск, а в ночь с 4 на 5 июля 5000 солдат при 18 орудиях форсировали Амур близ устья Зеи, но после упорного боя были разбиты и в панике отступили.

Развивая успех, российские войска, к середине августа получившие небольшое подкрепление, перешли границу, подавили огневые точки противника, взяли крепость Хуньчунь, а затем выбили китайцев с ключевого перевала Малый Хинган. К середине октября был полностью очищен от ихэтуаней правый берег Амура, к концу месяца – вся Маньчжурия. 30 октября пал Мукден. С цинским губернатором был подписан договор о восстановлении гражданского правления и выводе из провинции всех войск. Начались работы на разрушенных участках КВЖД. При этом, к огромному неудовольствию коллег по коалиции, Россия в декабре, после капитуляции Цыси, подтвердила свое заявление, сделанное еще 25 августа, об отсутствии каких-либо претензий к Китаю, кроме права на контрибуцию, и о твердом намерении покинуть Маньчжурию, как только там будет наведен порядок. До чего, однако, было еще очень неблизко. 1 января 1901 года вожди уцелевших отрядов ихэтуаней заявили о формировании «Армии честности и справедливости», чья борьба будет направлена против «продажной династии». Несмотря на красивую вывеску, это была уже армия отчаявшихся отморозков, готовых уничтожать все до основания, но отморозков опытных и дисциплинированных, бороться с которым разложившаяся регулярная армия не могла, да и не хотела. Вся тяжесть войны легла на российские подразделения, к декабрю эту задачу в основном решившие. Но лишь в 1902-м, после уничтожения последних банд, китайское правительство, хотя и не очень охотно, но наконец согласилось на уход российских войск из Маньчжурии. Согласно договору о выводе, России, помимо прочего, было дано право на размещение в районе КВЖД нескольких казачьих станиц для обороны строительства от хунхузов (по просьбе китайской стороны эти станицы остались в крае и после русско-японской войны), а также «в знак благодарности за бесценную помощь» уступлен («в безоговорочное, на вечные времена владение») Ляодунский полуостров. Учитывая, от какой напасти Цины благодаря солдатушкам – бравым ребятушкам сдыхались, так еще и не очень щедро…

Чужаки в чужой стране

14 июня (по новому стилю) 1903 года КВЖД была наконец открыта и сдана в эксплуатацию, после чего в течение двух-трех лет Маньчжурия, традиционно – одна из самых «неперспективных» провинций Поднебесной, превратилась в едва ли не самую экономически развитую и благополучную часть Китая, желанную цель для всех искателей счастья. К 1910-му население ее за счет внутренней миграции выросло вдвое, с 8 до 16 миллионов человек. Такие темпы роста населения изрядно превышали соответствующие показатели областей российского Дальнего Востока, вынуждая власти Амурского наместничества поощрять трудовую миграцию из-за Амура, по причинам, бывшим тогда куда понятнее, нежели нынче, ограничивая, однако, право «сезонных кули» на натурализацию. Особые изменения претерпел Харбин, в считанные годы из полустанка выросший в европейский благоустроенный город с населением около 70 тысяч человек, в основном русских (примерно 25 %) и китайцев, среди которых, кстати, осесть в Харбине считалось великой удачей. Что вполне понятно. Русское население, являясь в основном интеллигенцией («белые подкладки» и «синие воротнички»), обустраивало жизни в соответствии со своими убеждениями. «Я научился читать, писать по-русски, затем, у хозяйских дочерей, немного и по-французски, – вспоминал позже известный революционер Ли Лимэй. – Нам, харбинцам, сверстники из других мест завидовали – ведь только в Харбине бедный мальчуган мог бесплатно обучиться грамоте, а если кто-то из семьи заболеет, попасть к настоящему доктору, конечно, русскому, который поможет и не потребует денег, понимая, что у рабочего-китайца лишних копеек нет».