Шпион, вернувшийся с холода. Война в Зазеркалье. В одном немецком городке - Джон Карре

— Ваш муж проделал замечательную работу, — говорил Леклерк. — Подробности я рассказывать не могу. Поверьте, он мужественно принял смерть.

У нее был некрасивый рот, к губам что-то прилипло. Леклерк никогда не видел столько слез: они текли как кровь из свежей раны.

— Что значит — мужественно? — Она зажмурилась. — Мы ни с кем не воюем. Хватит, это пустой разговор. Он умер, — оцепенело сказала она и уткнулась лицом в согнутую руку, лежавшую на обеденном столе как сломанная кукла. Ребенок таращился из угла.

— Я полагаю, — сказал Леклерк, — что получил ваше согласие на ходатайство о пенсии. Вы должны все предоставить нам. Чем скорее мы позаботимся об этом, тем лучше. От пенсии, — объявил он, как если бы оглашал девиз своего дома, — зависит очень многое.

Консул ждал у паспортного контроля; он шагнул навстречу Эйвери не улыбнувшись, по обязанности.

— Вы Эйвери? — спросил он.

Эйвери окинул взглядом высокого человека с суровым красным лицом. Он был в мягкой фетровой шляпе и темном плаще. Они пожали руки друг другу.

— Вы британский консул, мистер Сазерлэнд.

— Консул Ее Величества, вообще говоря, — немного язвительно ответил он. — Разница есть. — Он говорил с шотландским акцентом. — Как Вы узнали мое имя?

Они прошли вместе к главному входу. Все было очень просто. Эйвери заметил девушку за стойкой, блондинку и довольно красивую.

— Спасибо, что приехали меня встречать, — сказал Эйвери.

— Тут от города всего три мили.

Они забрались в машину.

— Несчастье случилось недалеко отсюда, там, на дороге, — сказал Сазерлэнд. — Хотите посмотреть место?

— Да, пожалуй. Потом расскажу матери.

На нем был черный галстук.

— Вас зовут Эйвери, не так ли?

— Именно так, вы видели мой паспорт у стойки.

Консулу это не понравилось, и Эйвери уже сожалел о том, что сказал. Саэерлэнд завел мотор. Он выруливал на середину дорога, когда сзади выскочил «ситроэн» и стремительно обогнал их.

— Болван! — рявкнул Сазерлэнд. — Дорога скользкая. Наверно, какой-нибудь летчик. Привык к сверхскоростям.

Они успели заметить форменную фуражку в заднем стекле быстро удалявшейся машины, следом взметалось снежное облачко, дорога во всю длину лежала через дюны.

— Где вы живете? — спросил он.

— В Лондоне.

Сазерлэнд указал прямо перед собой:

— Вон там погиб ваш брат. На обочине. В полиции считают, что водитель был навеселе. Знаете ли, в здешних местах с теми, кто пьет за рулем, разговор короткий.

Казалось, это было предупреждение. Эйвери глядел на заснеженные просторы с обеих сторон и представлял себе одинокого англичанина Тэйлора: как он с трудом бредет по дороге, как его близорукие глаза слезятся от холода.

— Потом сходим в полицию, — сказал Саэерлэнд. — Нас ждут. Вам расскажут все подробности. Вы забронировали себе номер?

— Нет.

Когда они достигли верхней точки подъема, Сазерлэнд сказал со сдержанной вежливостью:

— Здесь как раз, если желаете выйти.

— Не беспокойтесь.

Сазерлэнд прибавил газу, будто хотел побыстрей уехать с того места.

— Ваш брат шел в гостиницу, в «Регину», сюда вот. Такси не было.

Теперь они спускались по склону с другой стороны; Эйвери увидел дальние огни гостиницы.

— На самом деле очень близко, — заметил Сазерлэнд. — Он добрался бы за пятнадцать минут. Даже меньше. Где живет ваша мать?

Вопрос застал Эйвери врасплох.

— В Вудбридже — в Саффолке.

Там проходили дополнительные выборы, это был первый город, который он вспомнил, хотя он не интересовался политикой.

— Почему он не вписал ее?

— Извините, не понял.

— Как ближайшую родственницу. Почему Малаби не вписал мать вместо вас?

Может быть, вопрос и не был целенаправленным; может, он просто хотел, чтобы Эйвери что-нибудь говорил, потому что молчание тягостно; тем не менее это действовало на нервы. Он утомился с дороги, он хотел, чтобы его принимали за того, за кого он себя выдавал, а не подвергали допросу. Он теперь понял, что недостаточно разработал предполагаемую родственную связь между Тэйлором и собой. Что Леклерк передал по телексу — единоутробный или сводный он брат? Он торопливо попытался представить себе цепочку семейных событий, смерть, новый брак или раздельную жизнь, которые помогли бы ему ответить на вопрос Сазерлэнда.

— Вот гостиница, — вдруг сказал консул и потом:

— Мне, впрочем, какое дело. Кого хотел, того и вписал.

Раздраженность была привычкой и своего рода философией Сазерлэнда. Он говорил так, будто каждое его слово противоречило общепринятой точке зрения.

— Ей много лет, — наконец сказал Эйвери. — Он, наверно, думал, как защитить ее от возможного удара. Наверно, он думал об этом, когда заполнял паспортную анкету. Она много болела, у нее плохое сердце. Перенесла операцию. — Это прозвучало слишком по-детски.

— А-а.

Они подъехали к городским окраинам.

— Будет вскрытие, — сказал Сазерлэнд. — По закону, как здесь принято, в случае насильственной смерти.

Леклерку это не понравится. Сазерлэнд продолжал:

— Для нас формальности только усложняются. Уголовная полиция не выдаст тело до окончания вскрытия. Я попросил, чтобы побыстрее, но очень их торопить мы не можем.

— Спасибо. Я думаю отправить тело в Англию самолетом. — Когда с главной дороги они свернули на рыночную площадь, Эйвери спросил невзначай, будто не был заинтересован:

— А как личные вещи? Не забрать ли мне их сразу?

— Вряд ли полиция их вам отдаст, прежде чем получит санкцию прокурора. Он изучает данные вскрытия, потом дает разрешение. Ваш брат ставил завещание?

— Понятия не имею.

— И наверно, не знаете, душеприказчик вы или нет?

— Не знаю.

Сазерлэнд сухо усмехнулся.

— Извините, у меня такое чувство, что вы еще не вполне созрели. Ближайший родственник и душеприказчик — не одно и то же, — сказал он. — Боюсь, что у вас нет никаких прав, за исключением того, как поступить с телом. — Он замолчал, повернул голову назад и подал машину задним ходом, чтобы поставить ее на свободное место. — Даже если полиция передаст мне личные вещи вашего брата, я должен буду держать их у себя, пока не получу соответствующего указания из Форин Офис, а они, — быстро продолжил он, потому что Эйвери хотел перебить его, — мне такого указания не дадут, пока не будет оформлен документ о передаче вам прав на наследство или о полномочиях на управление наследством. Но я могу вам выдать свидетельство о смерти, — прибавил он в утешение, открывая дверцу, — если требуется для страховой компании. — Он искоса посмотрел на Эйвери, будто прикидывал, рассчитывает ли Эйвери на какое-то наследство. — Пять шиллингов вам будет стоить регистрационная запись в консульстве и пять шиллингов заверенная копия. Что вы сказали?

— Ничего.

Они поднимались по ступенькам в полицейское отделение.

— Нам придется встретиться с инспектором Пеерсеном, — заметил Сазерлэнд. — Он вполне хорошо к нам относится. С вашего позволения, разговор я возьму на себя.

— Конечно.

— Он мне очень помогает улаживать вопросы, связанные с ПБП.

— С чем?

— С Происшествиями с Британскими Подданными. В летний сезон у нас по одному ПБП на день. Просто позор. Между прочим, ваш брат не выпивал? По некоторым признакам он был…

— Возможно, — сказал Эйвери. — Я очень мало с ним общался последние несколько лет.

Они вошли в отделение.

Леклерк осторожно поднимался по широким ступеням Министерства. Оно находилось между Уайтхолл Гарденз и рекой, огромный обновленный портал окружали те ложноклассические статуи, которые так радуют глаз столичного начальства. Частично модернизированное здание охранялось сержантами с красными повязками; оно было оборудовано двумя эскалаторами; тот, что двигался вниз, был полон: рабочий день кончился.

— Я вынужден, — робко начал Леклерк, обращаясь к замминистра, — я вынужден просить Министра разрешить новый разведывательный полет.

— Не теряйте попусту время, — твердо сказал тот. — Последний полет и так вызывал достаточно опасений. Од принял стратегическое решение — полетов больше не будет.

— Даже с задачей такого рода?

— Именно с задачей такого рода.

Замминистра прикоснулся пальцами к ящику для входящих бумаг — так управляющий банком прикасается к выписке счета.

— Вам придется придумать что-нибудь другое, — сказал он. — Что-нибудь другое. Нет ли какого безболезненного пути?

— Никакого. Можно попробовать спровоцировать побег из страны, из того района. Но это длинная история. Листовки, пропаганда по радио, денежные приманки. Это хорошо срабатывало во время войны. Придется иметь дело с множеством людей.