Избранница горца - Монинг Карен Мари

Лукан обернулся через плечо, взглянув на обугленные останки Ганса. Они будут скрыты его заклятием еще несколько мгновений. А потом тот или другой посетитель заметит вонючий труп на полу, женщины закричат, все будут глазеть, чтобы завтра утром на работе было что рассказать. Вызовут представителей закона. Лукан ускорил шаг, проталкиваясь через толпу.

Гибель Ганса именно в это время была чертовски неудобна.

Были еще вопросы, которые Лукан хотел бы уточнить с его помощью. Он не убивал Ганса — точнее, это сделал не он. Он ничего не имел против Ганса. Просто сила, жившая в нем, внезапно захотела действовать по собственной воле. Для великого колдуна это было неизбежно. Покрытое татуировками тело уже не выдерживало его внутренней мощи. Иногда магия могла хлынуть через край, и кто-то сгорал. Буквально. Лукан сухо захихикал.

Он стал величайшим из колдунов.

Четырнадцать дней.

Его алые глаза засветились весельем. Он запрокинул голову и рассмеялся, сознавая абсурдность того, что он — Лукан Мирддин Тревейн — может умереть.

Это невозможно.

Лукан вышел из паба в промозглый лондонский вечер и задумался над тем, что делать дальше. Вопль шока и ужаса вырвался из-за закрытой двери паба, разносясь в ночи.

Он вернется в свою резиденцию и снова попробует установить связь с этой женщиной, Сент-Джеймс. Лукан регулярно пытался с ней связаться, но либо она не проверяла свою почту, либо он упускал время, когда она была в сети.

Женщины были слабым звеном. Они словно умоляли, чтобы их использовали. Нужно лишь выяснить, где их уязвимое место. И нажать на него.

Этим утром к нему явился необычный человек с длинными волосами медного цвета и такими же глазами и заявил, что ему известны шифры, которыми написана Темная Книга. Незнакомец излучал высокомерие, которого можно достичь, лишь родившись с определенным видом силы — или своей, или в непосредственной близости к кому-то, кто даст возможность быть бесстрашным. Первым побуждением Лукана было уничтожить незнакомца. Время от времени подмастерья просили стать их наставником или равный колдун подсылал к нему шпиона. Лукан терпеть не мог таких дураков и не оставлял их в живых. Он не доверял никому, кто способен узнать о нем, преодолев все слои дезинформации, которыми Лукан себя окружил.

Но затем незнакомец сказал, что долго жил среди Фейри, что ему знакомы руны реликвий и что он говорит на языке, который используют сами Туата де Данаан. К тому же он продемонстрировал глубокие познания о Темном и Светлом Дворах. Этого было достаточно, чтобы остановить руку Лукана.

Кем бы ни был этот человек, он должен быть жив, пока Лукан не вытянет из него все возможные знания. А чтобы подготовиться к ритуалу, необходимо время. Но до тех пор, пока он не вернет Темное Стекло, нужно подождать. Лукану пришлось позволить незнакомцу уйти, но он пообещал, что будет на связи.

О да, Кейон будет наказан. За эту задержку в его планах, за то, что в такой критический момент буквально связал ему руки. Люди Ганса искали его в горах, наблюдали за аэропортом. Некоторых из них нужно выставить охранять горца, когда Лукан его найдет.

Интересно, что скажет высокомерный горец, когда узнает, что следующую тысячу лет ему придется провести в пустой глубокой темной пещере, где зеркало будет повернуто к стене? Лукан держал зеркало в кабинете только для развлечения, а еще потому, что время от времени ему нужно было, чтобы пленник выполнял кое-какую работу, на которую у Лукана пока не хватало сил. Но как только у него окажется Темная Книга, ему больше не понадобятся услуги друида.

И Кейон МакКелтар отправится гнить в самый глубокий, холодный и темный ад, какой для него отыщет Лукан.

24

Джесси могла бы провести несколько дней, ни с кем не разговаривая. А может, даже недель. Когда ей было больно, она предпочитала прятаться в норке и зализывать раны.

Но обстоятельства были далеки от идеальных, а нескольких дней у нее определенно не было. Что же до недель — у Джесси осталось только две. Точка. К тому времени как она закончит зализывать раны, у нее появятся новые, гораздо серьезнее.

И она ненавидела бы себя за потраченное время.

Кейон либо уже наложил защитные заклинания, либо его забрало зеркало. Она знала это, потому что некоторое время назад услышала разговоры и смех на лужайке. Раздвинув шторы, Джесси увидела, как лучи солнца, катящегося к закату, пытаются проникнуть сквозь тучи, а несколько горничных стоят, уперевшись руками в крутые бедра, и с искрящимися глазами наблюдают за мускулистыми садовниками, подрезающими траву на все еще мокром газоне.

Джесси ужаснулась, когда поняла, сколько времени прошло. Большую его часть она провела, тупо уставившись в пространство, пытаясь собраться с мыслями и безнадежно увязнув в эмоциях и решить, был ли Кейон беспринципным ублюдком, который просто хотел заняться сексом до того, как (здесь нужно вставить слово, которое она отказывалась произнести даже в уме), и чувствовал ли он к ней хоть что-нибудь.

Она могла найти аргументы и за, и против обоих вариантов.

«Ты подходишь мне вот здесь, женщина», — сказал он.

И когда Джесси вспомнила, как он произнес эти слова, каким было тогда выражение его лица, она поверила ему.

Особенно когда вспомнила его и сопоставила с тем, как он занимался с ней любовью у камина. А потом позже, в душе. Джесси могла бы поклясться, что часть его души истекала кровью и, что он касался ее тела с благоговением.

И все же циничная часть ее души говорила, что умирающий мужчина, который тысячу лет мечтал о мести, мог бы сказать что угодно, чтобы: а) заставить ее помочь ему добраться туда, где он сможет совершить свою месть; б) эй, а как насчет попутного секса с грудастой цыпочкой?

В итоге грудастая цыпочка поняла, что ни к чему не придет, сидя у себя в комнате и слепо цепляясь за свои измышления.

Так что Джесси решила найти Кейона, прощупать его мысли — если он решит с ней разговаривать — и посмотреть, что удастся выяснить.

Вышло так, что прощупала она куда больше, чем просто его мысли.

Кейон стоял в библиотеке, у камина и заканчивал заплетать последнюю косу.

Он вплел в нее бусину и сжал мягкий металл пальцами, закрепляя пряди на конце. Колдун не мог рисковать ни одним элементом своего тела, занимаясь алхимией. Кейон взял свои браслеты и застегнул их на запястьях.

Теперь защита вокруг замка была установлена, земли были заговорены. В грунте оказалось не так уж много мертвецов, скорее всего благодаря старым слабым защитным чарам, которые он обнаружил и убрал, прежде чем наложить свои.

Земля Келтаров была чистой, сильной и могущественной. Его защитные барьеры сделали ее потенциал почти осязаемым.

Когда Кейон возвращался по дорожке к замку, он чувствовал, как жужжит под его ногами защита.

Никакая черная магия Лукана не страшна ему в замке и на доброй части земли Келтаров.

Завершив работу, Кейон вымылся и поспешно вернулся в библиотеку, чтобы сообщить, что дело сделано. Близнецы и их жены собрались в библиотеке у горящего камина.

Во всей заставленной книгами комнате не было такого места, на которое он мог посмотреть и в памяти при этом не всплыли бы чувственные и яростные воспоминания о прошлой ночи с Джессикой. Их тела сплетались с той взрывоопасной страстью, которой он и ожидал.

Все то время, что Кейон накладывал защиту, он заставлял себя думать только о деле. Но теперь мысли вырвались из-под контроля и отчаянно, жадно тянулись к его женщине.

— Как она? — спросил Кейон.

Ответила Гвен:

— Злится. И испытывает боль.

— И снова злится, отчего ей еще больнее, — добавила Хло.

— А чего ты ожидал? — сухо спросил Драстен. — Ты соблазнил ее и не сказал, что умираешь. Неужели у тебя нет совести?

Кейон ничего не сказал. Он не собирался оправдываться перед Драстеном, да и перед кем бы то ни было из мужчин. Ему было важно мнение лишь одной женщины, но даже оно его не остановило бы. Он сделал то, что должно, и не желал, чтобы этого не было. Не желал, чтобы не было той ночи. Джессика может считать его ублюдком, но у него будет еще одна ночь с ней. И еще. И еще.