Журнал 64 - Юсси Адлер-Ольсен

– До тех пор пока вы не обнародуете всю грязь, не так ли?

– Именно. И я готов даже оказаться за решеткой, чтобы защитить свои источники, будьте уверены. Лишь бы сокрушить Вада вместе с его сворой.

– Хорошо. В таком случае я скажу вам, что мы расследуем ряд дел об исчезновении людей. По-видимому, они связаны с женщинами, отправленными в свое время на Спрогё. Можно ли предположить, что Курт Вад как-то в этом замешан? Я понимаю, прошло уже пятьдесят лет, но, возможно, вам что-то известно…

Он услышал, как человек в трубке засопел, после чего наступила тишина.

– Вы еще здесь?

– Да-да, – послышалось из трубки. – Мне нужно немного собраться. Тетка моей матери была одной из воспитанниц на Спрогё, и она рассказывала отвратительные истории. Не именно про Курта Вада, но про ему подобных. Я ничего не знаю о том, имел ли он к этому безобразию какое-то отношение, но, уверяю вас, для меня не оказалось бы неожиданностью, если б имел.

– Хорошо. Я беседовал с журналистом Луисом Петерсоном, он некогда написал несколько критических статей о Курте Ваде. Вы с ним знакомы?

– Понаслышке – да. И с его опусами, конечно. Он является воплощением всего того, против чего борются порядочные журналисты. Петерсон был фрилансером и действительно выискивал кое-что интересное, но, очевидно, Курт Вад наставил его на «путь истинный» и вовлек в «Бенефис», весьма узко нацеленное новостное бюро, причем явно на неплохое жалованье. И мало-помалу критические статьи иссякли.

– А вы также получали подобные предложения?

Сёрен Брандт усмехнулся.

– Пока нет, но от этих гиен никогда не знаешь, чего ждать. По крайней мере, на вчерашнем собрании «Чистых линий» мне удалось хорошенько позлить Курта Вада и Лёнберга.

– Вы только что упомянули Лёнберга. Что вам о нем известно?

– Правая рука Курта Вада и его любимчик. Отец теневого президента «Бенефиса», соучредитель «Чистых линий», отличался особой активностью в период «Секретной борьбы». Да, вот на него, я считаю, вам стоит обратить непосредственное внимание. Они вместе с Куртом Вадом – реинкарнации Йозефа Менгеле[21] в чистом виде.

Они заметили зарево от пожара задолго до того, как подъехали к дому. Лучшего фона для такой картины, чем темный ноябрьский вечер, нельзя было и представить.

– А такой дорогой район, – заметил Ассад, кивая на настоящие патрицианские виллы.

Дом Лёнберга не сильно отличался от других, попавшихся им по дороге, белый и возвышающийся к небу дворцовыми окнами и глазурованной черепицей. Только он стоял чуть глубже остальных зданий, так что проезд по хрустящей гравием дорожке оказался далеко не бесшумным.

– Что вы делаете на моем участке? – послышался голос.

Они обогнули изгородь и увидели пожилого мужчину в коричневом пальто и тяжелых садовых перчатках.

– Вам тут нечего делать, – злобно сказал он и встал перед пылающей топливной бочкой, куда подкладывал бумаги из стоящей рядом тачки.

– Должен заметить, что операции подобного рода не разрешается проводить на открытом воздухе, – заявил Карл, пытаясь на расстоянии идентифицировать характер сжигаемых бумаг.

Несомненно, это были отчеты и документы, связанные с той гадостью, какую проповедовал Лёнберг и его единомышленники.

– Ха, и где же это написано? Вроде бы засухи в данный момент не наблюдается?

– Нам придется прибегнуть к звонку в пожарное отделение Гентофта, чтобы уточнить местные нормативы по сжиганию мусора. – Мёрк обернулся к напарнику. – Ассад, займешься?

Мужчина вскинул голову.

– О, черт возьми, этого всего лишь старые бумаги. Разве кому-нибудь это может доставить неудобства?

Карл достал жетон.

– Вполне могу себе представить, что кое-кого побеспокоит тот факт, что вы уничтожаете материалы, которые, вероятно, могли бы прояснить массу вопросов, связанных с вашей с Куртом Вадом деятельностью.

То, что произошло в следующие секунды, Карл не смог бы вообразить в своих самых невероятных фантазиях, а именно – что человек возраста и комплекции Лёнберга окажется способен настолько быстро и решительно все проделать.

Одним прыжком он подхватил всю кипу бумаг с тачки, высыпал в бочку, схватил пластиковую бутылку с бензином, стоявшую на газоне, открутил пробку и бросил емкость поверх всего этого хозяйства.

Эффект оказался потрясающим, Карл с Ассадом отступили на несколько шагов, когда огненный столб с треском взвился в небо, почти достигнув кроны огромного красного бука, возвышающегося посреди сада.

– Ну вот, – сказал мужчина. – Теперь можете звонить пожарным. И во сколько мне это обойдется? Штраф пять тысяч крон? Или десять? Думаете, мне это не по карману?

Он уже собирался развернуться и направиться к дому, но Карл остановил его.

– Лёнберг, а ваша дочь Лизелотте в курсе того, что возглавляет такие непотребства?

– Лизелотте? Непотребства? Если вы о ее должности председателя «Бенефиса», то таким постом она может только гордиться.

– Да что вы, неужели? Может, она гордится также и абортами, проведенными «Секретной борьбой», или, может, вы ей об этом не рассказывали? Она разделяет ваши уродливые взгляды на человечество? Сочувствует убийствам невинных детей? Всем этим она тоже, наверное, гордится, или, может, ничего об этом не знает, так ведь обстоит дело?

Лёнберг посмотрел на Карла с таким холодом во взгляде, который не мог растопить жар от горящего пламени.

– Понятия не имею, о чем вы. Если хотите предъявить мне что-то конкретное, можете послезавтра позвонить моему адвокату. Офис открывается в понедельник в половине девятого. Его зовут Касперсен, если вам нужна эта информация. В телефонной книге можно найти его номер.

– Ага, – прорезался сзади Ассад. – Касперсен. Мы знаем его из телевизора. Один из «Чистых линий», верно? Его телефон мы как раз очень хотели бы узнать, спасибо большое.

Смелое заявление смягчило надменное выражение лица мужчины.

Карл поклонился ему и почти прошептал на прощание:

– Спасибо за все, Вильфрид Лёнберг. Думаю, теперь мы увидели и услышали больше чем достаточно. Передавайте привет Курту Ваду и скажите ему, что мы собираемся навестить одну из его давних знакомых на Нёрребро. Кажется, в свое время было у него некое «дело Германсен», не так ли?

Нёрребро превратилось в настоящую зону военных действий. Строительство, ведущееся здесь ускоренными темпами, порождало много социальных проблем: преступность, насилие, ненависть… Совсем не так обстояли дела прежде, когда районная социальная работа первым делом заключалась в предоставлении помощи трудолюбивым рабочим вести приличный образ жизни. Лишь прогуливаясь вдоль озер, можно было наблюдать былое величие района во всей красе.

– Озера по-прежнему лучшее место в городе, – всегда утверждал Антонсен из Рёдовре; да так оно и было.

С берега были видны замечательные и привлекающие взгляд здания, выстроившиеся в ряд, оттененные каштанами, за ними – спокойные воды, где повсюду плавали стаи лебедей. Нельзя и представить себе, что всего в ста метрах отсюда находилась площадка стычек между группировками рокеров и иммигрантов и что с наступлением темноты следовало обходить это место стороной.

– Думаю, она дома, – сказал Ассад, указывая на мансардные окна на самом верху.

Карл кивнул. Как и в других окнах этого серого здания, там горел свет.

– Нэте Германсен, это полиция, – сказал Карл, вплотную приблизившись к домофону. – Я бы хотел подняться и задать вам несколько вопросов. Вы не могли бы открыть дверь?

– Какие вопросы? – прозвучало из домофона.

– Ничего особенного. Обычная проверка.

– А, по поводу недавней перестрелки на Блогордсгэде? Ну да, да, я прекрасно слышала выстрелы. Но, пожалуйста, будьте добры отойти на шаг и показать свой полицейский жетон, чтобы я увидела. Я не впускаю в подъезд кого попало.

Карл сделал знак Ассаду, чтобы тот остался у двери, а сам отступил назад в проход между крошечными садиками обитателей первого этажа, чтобы его лицо оказалось освещено.

Через мгновение он увидел, как открывается одно из окон и из него высовывается маленькая голова.

Карл поднял жетон как можно выше.

Спустя тридцать секунд домофон благосклонно зашипел.

Преодолев бессчетное число ступеней, требующих то и дело останавливаться и переводить дух, и оказавшись на пятом этаже, они обнаружили дверь настежь распахнутой, так что эта дама едва ли была из пугливых.

– О-ох, – воскликнула она, когда Карл переступил порог коридора с легким запахом плесени и темное лицо Ассада показалось из-за его спины.

Значит, она все же испугалась. На ее реакцию, возможно, повлияла жестокость иммигрантских группировок из Нёрребро.