Слишком личное - Наталия Костина

– Игорь! – закричала она в трубку. – Ну что?! Ты приедешь?

– Катя… – Голос у Игоря Лысенко был странно спокойный, как будто она ему ничего о предполагаемом убийстве его родственницы и не рассказывала. – Катя, постарайся пока ничего не наломать… Ну, словом, просто смотри. Я переговорил с начальством. Варфоломеич сам пошел наверх, кланяться. Да, сейчас к вам подъедут опытные ребята, местные сыскари. Надеюсь, тебе ничего не показалось…

– А ты?

Зачем ей какие-то чужие «опытные ребята»! И что она им сейчас скажет? Что ночью ее ударили по голове, а после этого она еще и вещдок проворонила?! Да она уже наломала таких дров… Хороша, нечего сказать. Вот если бы Игорь…

– Игорь, пожалуйста!.. – сказала она таким умоляющим голосом, что у самой выступили слезы на глазах.

– Кать, что ты как ребенок, честное слово! Ну как я к тебе сейчас? И вообще… Пока я за свой счет оформлю, пока доеду… И что я начальству местному объясню? Чего я приперся? И кто меня к делу допустит? Это ж все по официальным каналам делать нужно.

– Игорь, это ведь твоя родственница! – с отчаяния она воззвала к семейным чувствам, но это, к сожалению, не помогло.

– Да она мне седьмая вода на киселе, – вздохнул в другом городе Лысенко. – Второй бывший муж ее дочери какой-то дальний родственник моему отцу по линии двоюродной тетки. Когда ваша хата горела, наша собака… И так далее, в таком духе. Мы это родством считали, потому что очень уж место клёвое, без протекции и не пробиться было… – Он на мгновение умолк, потом виноватым голосом продолжил: – Кать, ты пойми, в отделе сейчас только я, Борька и Сашка Бухин. Работы невпроворот. Обещали стажеров прислать, но пока… И… Кать, я сейчас просто не могу из города уехать. Не могу… и все.

– Что-то личное?

Классная все-таки Катька… У нее интуиция, как у хорошей ищейки нюх. С ходу вычислила, что личное… Как хотел бы он сейчас все бросить, избавиться от этого личного хотя бы на день и первым же рейсом прилететь… Да ладно, там наверняка не все так мрачно, как описывает ему Катерина. Она молодая, энергичная, засиделась без работы. Вот ей и померещилось. Он сам еще и не таких совпадений в своей жизни насмотрелся. Понервничала старушка, ну и… Однако проверить, конечно, не мешает… Нет, исключено, уехать сейчас он не может. Не может, и все!

– Да, Кать, – тяжело вздохнул он. – Личное.

– Неприятности?

– Вроде того.

Оба немного помолчали.

– Ну, ты все-таки звони, если что. Да, ты меня слышишь?

– Слышу.

– Варфоломеич договаривается сейчас, чтобы тебя откомандировали в помощь чин-чинарем, так что официальная бумага будет. Можешь с этим семейством особо не миндальничать. Хоть они мне и родственники. – Лысенко хмыкнул.

На мгновение Катя почувствовала, что он стал прежним, – сейчас скажет: «Да черт с ними, с делами, вечером прилечу, жди».

Но он только снова вздохнул. Однако дельный совет все-таки дал:

– Да, ты не жадничай, купи себе карточку, как у меня, потом выбросишь – зато говорить будем бесплатно, усекла?

– Игорь, еще. Узнай, пожалуйста, об отравлении инсулином. Симптомы и все такое. А то действительно, как бы я не напрасно… Ты же с Камышевой, кажется, на короткой ноге… Очень нужно. Только быстро. Хорошо? И еще: Петриченкова Оксана Андреевна, год рождения… черт, забыла! Ладно, навскидку – двадцать – двадцать два года. Пробей, не сидела ли, а если сидела, за что и где. Если можно, побыстрее. Запомнил? Лучше запиши.

– Петриченкова Оксана Андреевна. Двадцать – двадцать два.

– Правильно.

– Будет сделано. Как только, так сразу. А ты давай, купи карточку и быстренько сбрось мне номер.

Вот это точно был прежний Лысенко. Может быть, он там захандрил, потому что людей не хватает и работа замучила? Нет, сказал же, что личное…

И роют, и роют… Того и гляди нароют… Рыжая эта малахольная, ты смотри, какая шустрая, придумала, что они бабку… Ну и фантазия! Сначала Оксана полагала, что пронесет – мало ли, что эта идиотка наплела, а потом… Народу понаехало, до вечера шныряли везде – и в саду, и у калитки, и что-то там в комнате, где бабка померла, полдня делали. А рыжая эта в сторонке сидит, как будто и не ее рук дело. Но наблюдает весьма внимательно. Дотошная… Мало головой приложилась! А может, и не мало? Ничего ведь никому не сказала, и ей не напомнила ни разу. Есть такая болезнь, они в училище не учили, но она знает – амнезия. Потеря памяти. От нервного расстройства или если очень сильно головой удариться, память отшибает. Бывает, человек ничего не помнит о последних нескольких минутах, бывает – часах. А бывает, и вообще ничего не соображает, кто он, что с ним…

Эта, конечно, кое-что понимает, но ничего пока не спрашивает. Может, действительно пронесет? Сидит с таким видом – девочка-целочка… Кто бы подумал, что она из ментовки! Шныряла тут везде, сучка ментовская, вынюхивала небось, подслушивала… Ваньке наконец привезли этот проклятый инсулин, хоть от сердца отлегло. А свекрови будущей так до сих пор и нет, уже недобрые предчувствия какие-то появились, вдруг и ее где-нибудь… Фу ты, вспотела даже! Глупости какие в голову лезут. Ну, померла бабка. Ну, завещания не оставила. Так она ж старая совсем была! Мумия египетская ходячая… Да еще и с характером. Уперлась, и все тут. От своего упрямства и померла. Так что ж теперь? А эта рыжая волну гонит: убили, убили!.. Да кто ее трогал… Бегают все вокруг… И есть хочется ужасно. Прислуга эта, Светлана Петровна, что себе думает? Готовить кто будет? Из-за всей этой кутерьмы даже не обедали.

Оксана вошла в кухню, открыла холодильник. Нет, мороженого сейчас не хочется. Лучше сварить кофе и сделать пару бутербродов. Ванька тоже хорош – заперся у себя в комнате, только и сказал: «Хочу побыть один». Он один, а она тут у всех на виду и места себе не находит…

– Кофе будете пить?

Господи, да она сейчас чуть полпальца не отхватила!

– Я бы тоже выпила… если можно.

Оксана неприязненно посмотрела на просительницу. Кофе ей – после того, что она здесь заварила! Спросила, вложив в голос как можно больше сарказма:

– С бутербродом?

А этой все как с гуся вода:

– Если можно…

Сидит на табурете, качает ногой в пластиковом шлепанце, вертит рыжей, коротко остриженной головой и глазки строит невинные. Кофе ей! С бутербродом! Впрочем, лучше, наверное, с ней все же не ссориться…

– А куда вы дели коробку, Оксана?

Ноздреватая, вкусно пахнущая пенка поднялась, перелилась через край, залила всю плиту, запахло горелым.