Рождественские тайны - Донна Ванлир

всегда – в каком бы уголке дома он ни находился, его слышно сквозь любые стены. Я полночи не могла уснуть. Ворочалась с боку на бок, вспоминая выражение лица Мелиссы, когда я сообщила ей о смерти матери. Должно же такое известие вызвать хоть какие-то чувства! Изумление, глубокий вздох. По лицу пробежит судорога, или даже начнется нервный смех. Разве может человек никак не отреагировать, узнав о смерти родителей?! Пеку детям блины, а в голове вновь и вновь крутится тот момент, когда она захлопнула дверь прямо у меня перед носом. От раздражения аж мурашки по коже. Что же меня раздосадовало? Ее безразличие – или то, что я так долго собиралась с духом, чтобы принести ей печальную весть? Кайл был прав. Я слишком заморачиваюсь.

Пока дети играют, проверяю почту. Пришло несколько писем от родителей мужа, Тома и Элис. Читаю, и на глаза наворачиваются слезы. В каждом письме – несколько фото Кайла с подробным рассказом, где и когда они были сняты. Вытираю слезы, пока дети не увидели, и отправляю в ответ фотографии внуков и нашего нового дома. А потом буду готовить завтрак.

Не успела я полить блины сиропом, как Итан уже их съел.

– Мы пойдем на похороны к той тете? – спрашивает он.

– Какой? – И уже понимаю, кого он имеет в виду. – А, нет.

– Почему?

Поливаю блины сиропом. Детям, а потом себе.

– Потому что мы ее не знали.

– Ну, нам же присылали цветы, открытки и всякие подарки незнакомые люди, – говорит Эмма.

– Мы тоже должны, мам, – говорит Итан с набитым ртом. – Нужно сделать ей открытку и передать цветы.

Откусываю блин. Мои дети лучше, чем я.

– Вы правы. Так и сделаем.

Мне совсем не хочется. Представляю, как Мелисса сомнет цветы, словно печенье раскрошит, и испепелит открытку своим ядовитым дыханием.

Дети отыскали кусок синего картона и сразу после завтрака дружно принялись за открытку. К тому времени, как я закончила убираться на кухне, картонка уже вся покрыта цветами с крупными, расплывшимися лепестками, а над ними – радуга, блестящая от клеевых подтеков.

– Пусть подсохнет, и чуть позже сходим за букетом.

– Пошли сейчас! А когда вернемся, открытка уже высохнет, – говорит Эмма.

Не хочу я сейчас никуда идти.

– Давайте поделаем дела, а потом отправимся на улицу.

– А что у нас осталось? – спрашивает Итан. – Мы уже все разобрали.

Они без конца будут спрашивать и совсем меня доведут.

– Ладно, одевайтесь. Пойдем.

Пока выходим со двора, я придумываю, что сказать Мелиссе. Может, она прямо с порога даст мне в глаз или заломит руки за спину. Или выхватит цветы и сломает их. Ни тот, ни другой сюжет не радует. Заказывать букет у флориста мне не по карману, поэтому мы отправляемся в гастроном. Там ведь тоже продают цветы.

– Останется только ленточку повязать. Как будто в цветочном купили. И не отличить, – говорю я, показывая на цветы в небольшой стеклянной вазе.

– Она сможет засушить эти? – спрашивает Эмма, протягивая маленький букетик.

Смотрю.

– Вряд ли. Их засушить трудно.

– Тогда надо выбрать такие, которые сможет. Ты же вот засушила все наши цветы.

– Но это были цветы для вашего папы и… Не думаю, что Мелисса ладила со своей мамой, так что вряд ли наши цветы будут значить для нее то же, что…

Оба смотрят на меня.

Ставлю цветы обратно в вазу. Беру букет побольше. В нем много роз.

– Вот засушить легче.

Возвращаемся домой. Открытка еще сырая. С большим трудом убеждаю детей, что надо подождать, пока она высохнет, а уж потом относить. Одна часть меня хочет разделаться с этим поскорее. А другая – отложить до лучших времен. Когда Эмма колледж закончит.

Почти все утро провожу на телефоне. Дети играют. Заканчиваю последний разговор (звонят родители Кайла), когда приходят Эмма с Итаном и жалобно смотрят на меня, потирая животы, – проголодались. Перекусываем чипсами и сэндвичами. Жду, что сейчас кто-нибудь из них принесет открытку и цветы. К моему удивлению и радости, они забыли, о чем мы договаривались, и бегом возвращаются в свою комнату, чтобы продолжить играть. Вдруг Итан кричит из коридора:

– Эй! А как же наша открытка, мам?! Когда мы ее отнесем?

– Прямо сейчас и отнесем, – отвечаю я таким голосом, будто именно теперь и хотела это сделать. Заставляю детей надеть куртки. А то будем стоять на крыльце у Мелиссы, как те игрушечные обезьянки, что клацают зубами и бьют в тарелки.

Итан первый подбегает к ее двери и громко стучит. Слышу шаги и тяжко вздыхаю. Вот сейчас Мелисса как раз смотрит на нас в глазок… Дверь открывается. Итан просовывает открытку в узкую щель.

– Это мы для вас сделали, – говорит он, подбоченившись.

– Спасибо, – отвечает Мелисса, уставившись на открытку.

Улыбаюсь изо всех сил, но чувствую себя неловко.

– И это тоже для вас, – говорит Эмма, отдавая ей вазу с цветами.

– Спасибо.

Повисло неловкое молчание.

– Ну что ж, пойдемте дети, – говорю я, разворачивая их к нашему дому. Мы еще даже с крыльца не сошли, когда захлопнулась дверь. Пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не выругаться.

– Ну вот, – говорю я, открывая нашу дверь. – Мы очень хорошо поступили. Открытка и цветы будут кстати и хоть немного ее утешат.

Я сильно в этом сомневаюсь, но дети довольны и торопятся к себе продолжать игру.

Днем к нам заглянула мама. Притащила большую кастрюлю чего-то вкусного. Мама никогда не умела готовить. Когда она была замужем за папой, готовил он. Если приходилось остаться с мамой, мы ели в основном консервированные супы, готовые рисовые блюда и лапшу быстрого приготовления. Мамин третий и последний муж, Линн, был отменным кулинаром. До сих пор скучаю по сладкому картофельному пудингу, который он всегда делал на День благодарения. Линн отлично подходил моей маме. А вот с папой они действовали друг другу на нервы, даже находясь в разных комнатах. Хотя так было не всегда, помню время, когда они были счастливы. Не знаю, как так случилось, что все пошло наперекосяк.

– Это не я, – говорит мама, читая вопрос на моем лице. – Глория приготовила большую кастрюлю курицы с клецками для тебя и детей.

Забираю у нее кастрюлю.

– Зато я сделала салат и напекла печенья с шоколадной крошкой.

– Ты сама испекла печенье?

Она останавливается на тротуаре.

– Глория решила угощать детей в «Благословении» печеньем. Вот она и настояла, чтобы я научилась его печь.

Заходит в дом и оглядывается по сторонам.

– Ты только посмотри! Все по полочкам расставлено!

– Ну, кое-что еще не знаю, куда приспособить. Но в основном все