Птица войны - Эдуард Кондратов

Письмо второе. Адресовано доктору Вильяму Эдвуду. Передано тюремным надзирателем в руки Сайруса Гривса.

"Январь, 28 дня, 184... года

Досточтимый сэр! Дорогой мой мистер Эдвуд! Нет слов, чтобы выразить благодарность, которую я испытал, получив неожиданно ваше письмо. Оно не просто обрадовало - оно укрепило меня в мыслях, которые все чаще и чаще приходят ко мне в эти бесконечные часы вынужденного одиночества. Не смейтесь, но я немножечко рад своему заключению: сейчас у меня, как никогда ранее, есть возможность обдумать, взвесить и заново оценить все пережитое, каждый свой поступок, намерение и слово. И мноroe, очень многое из того, о чем я мечтал и что делал, предстает сейчас предо мной в ином свете, нежели когда-то, до моего прихода к нгати, до страшной осады и до знакомства с вами.

Простите меня, дорогой мой друг, если я не смогу высказать достаточно связно все то, что в последнее время обуревает меня. Поймите меня, сэр, нельзя остаться спокойным, если чувствуешь, что пред тобой наконец-то открылся истинный смысл и твоей жизни, и тех событий, в круговорот которых ты был вовлечен.

За два месяца, проведенные за решеткой Оклендской тюрьмы, в моей памяти многократно всплывал ваш вопрос: жалею ли я, что связал свою судьбу с маори? И всякий раз после долгих и трудных раздумий я отвечаю себе: нет, не жалею! Как бы скверно ни сложилась моя дальнейшая судьба, я твердо знаю, что не отрекусь от этих слов и не упрекну себя за сделанный выбор.

Но если бы вдруг появилась возможность начать все сначала, я уже никогда не повторил бы той ошибки, которую я сейчас осознал и за которую расплачиваюсь столь мучительными терзаниями совести. Впрочем, ошибка ли? Скорее, жестокое заблуждение, родившееся в незрелом уме. "Только ребенок радуется треснутой бутылке", - говорит маорийская поговорка. Таким неразумным дитятей был я. Я пришел к маори, чтобы научить их "правильно" жить. Я смотрел на них с высоты своей "правды", и мне казалось, что я знаю лучше, чем сами нгати, что для них добро и что для них зло.

Увы, мистер Эдвуд, только сейчас я стал понимать, насколько бесчеловечно и даже преступно думать так о маори. Никто не смеет распоряжаться судьбами народов, навязывая им свою волю. Ведь "цивилизаторы" в английских мундирах тоже уверены, что пришли они сюда с благороднейшей целью. Они считают, что их высшая "правда" дает им право жечь маорийские деревни, уничтожать посевы, убивать женщин и детей. Любую свою подлость и любое преступление они готовы назвать необходимым деянием на благо маори. Мистер Эдвуд, поймите меня... Я не ставлю себя на одну доску с тем, кто протянул свою хищную лапу к землям гордых сынов Аотеароа. Мои намерения были бескорыстными, я искренне желал маорийцам добра и счастья. Но так же, как и грабители в английских мундирах, я навязывал нгати то, что им было и не нужно, и чуждо. Я не понимал, что нет правды выше той, которой живет народ, и что всякое насилие над жизнью не имеет оправдания.

К несчастью, далеко не сразу я пришел к этой мысли. Не сразу я принял нгати такими, какие они есть. Я был и не был вместе с ними, я терзался сомнениями, осуждая маорийцев за то, о чем, в сущности, не имел права судить.

Но сегодня я твердо знаю: нет, не бессмыслицей была гибель защитников па. Не вспышка безумия толкнула Тауранги на Гримшоу. Не вероломство заставляло Раупаху ненавидеть меня.

Они были правы - Те Нгаро, Тауранги, Раупаха. Они боролись и умирали за то, что для человека дороже, чем жизнь, - за свою правду, за свою свободу, за свою землю.

Мистер Эдвуд! Вы напрасно подумали, что меня огорчат разительные перемены, произошедшие в девушке, которую я так нежно люблю. Напротив! Я бесконечно счастлив, что Парирау осталась истинной дочерью своего народа. Слава богу, я не успел искалечить ей душу. И если мне когда-либо суждено будет покинуть эти промозглые стены, наш путь с нею будет единым.

"Мы еще подеремся!" - сказали вы мне на прощание. Я мечтаю о том, чтобы эти слова скорее сбылись.

Ваш Генри Гривс.

Из вашего письма, мистер Эдвуд, я узнал, что у меня есть отец. Дай бог, чтобы это было так!.."

ЭПИЛОГ

В феврале 1868 года, на двадцать пятом году англо-маорийских войн, капитана Джорджа Грея на посту губернатора Новой Зеландии сменил Джордж Боуэн. Британское правительство было недовольно Греем. Тысячи солдат и сотни тысяч фунтов стерлингов потеряла метрополия в этой кровопролитной и нескончаемой войне с маорийскими племенами. В истории Британской империи это был беспрецедентный факт: "дикари" не только не покорялись, но и выигрывали сражение за сражением. Вот уже в который раз само пребывание англичан на Новой Зеландии ставилось под сомнение.

Кто бы мог предполагать, что случится такое? Что костер войны, вспыхнувшей в начале сороковых годов, превратится в пожар и не раз опалит усы британскому льву? В Корорареке отряд нгапухов четырежды повергал в пыль королевский флаг, и старожилы помнят до сих пор, как вместе с войсками все население города в панике бежало на судах в Окленд. Это счастье, что тогда не все нгапухи поддержали восставших: иначе пришлось бы эвакуировать и Окленд...

А потом? Бесславные для англичан эпизоды, позорнейшие из которых поражение у па Охаеваи, где сотня маори разгромила шестьсот королевских солдат, оснащенных тяжелыми пушками. Чиновникам губернатора пришлось отказаться от планов конфискации земель нгапухов и соседних с ними племен. Но когда они попытали счастья в других районах Аотеароа, очаги сопротивления стали возникать повсеместно.

С каждым годом войны все яснее становилось маори, что у нгати и ваикато, у нгапухов и те-рарава - общий враг. Все громче звучали призывы к объединению племен во имя защиты маорийских земель. Флаг "Страны короля", взвившийся в 1858 году, возвестил о создании первого маорийского государства. Англия забила тревогу. Договор о прекращении военных действий в 1865 году был фактическим признанием самостоятельности государства маори.

Мир был заключен. Но война продолжалась. По всему Северному острову прокатилось движение паи-марире, объединившее маорийцев различных племен. Вынужденные вновь уступить, британские власти пошли на неслыханное: в октябре 1867 года предоставили маори избирательное право, дали им четыре места в новозеландском парламенте. Но притязания на маорийские земли остались. Значит, мира быть не могло.

Последние вести, пришедшие в Окленд, были тревожными: в лесах Северного острова разворачивалась партизанская война. Как и четверть века назад, маорийцы были готовы сражаться и погибать за землю своих предков.

Нет, не оправдал надежд короны губернатор Грей!

Как это обычно бывает, смена высокого начальства вызвала хлопотливое оживление в низах. Чиновники губернаторской канцелярии засуетились: каждый желал предстать перед лицом сэра Боуэна в самом выгодном свете. Старший клерк мистер Герберт Макферлайн не был исключением: призвав на помощь юного коллегу Джеймса Монти, он уже третий день упорядочивал архивную документацию. Несмотря на февральскую жару, оба клерка работали при плотно закрытых окнах: сегодня по улицам Окленда гулял ветер, и сотни бумажек, разложенных чиновниками на столах, стульях и подоконниках, были бы для него неплохой забавой.

Впрочем, и без того беспорядок в архивах был ужасающий. И когда неловкий Монти вдобавок смахнул со стола целую кипу растрепанных папок, нервы мистера Макферлайна не выдержали.

- Вы истинный бегемот, Джеймс! - побагровев, заорал он на подчиненного. Взгляните, что вы наделали!..

Монти растерянно ползал по полу, собирая разлетевшиеся документы. Уши его стали пунцовыми.

- Ладно, - смягчился старший клерк. - В общем-то, все это - старье... Давно пора сжечь. Давайте-ка поглядим, что там. Более или менее важные оставим, а остальные...

И он махнул рукой на угол комнаты, заваленной обрывками старой документации.

Быстро просматривая бумажку за бумажкой, которые подавал ему Джеймс, он либо складывал их в стопку, либо разрывал пополам и бросал в угол. На одной из них глаза его задержались дольше обычного.

- Г-м... Рапорт о побеге из тюрьмы... - пробормотал он. - Гривс... Гривс... Вам ничего не говорит это имя - Гривс?..

Монти легкомысленно хихикнул:

- А вы обратите внимание, мистер Макферлайн, на дату. Меня еще и на свете не было...

- М-да... Четверть века... - промямлил старший клерк и задумчиво шевельнул бакенбардами. - С другой стороны... Гривс... Гривс. Знакомая фамилия... Чертова память...

Он вздохнул и... отложил ветхую бумажку с рапортом в сторону.

- Не спите, Монти. Давайте дальше...

Когда упавшие со стола бумаги были разобраны, на полу остался лист пожелтевшей газеты. Поднеся его к глазам, Джеймс присвистнул:

- А это откуда? Смотрите, сэр, не английская!

Макферлайн взял газету.

- "Те Хоикои", - прочитал он вслух. - В переводе значит "Птица войны". Зловреднейшая газетенка, изделие маорийских бунтовщиков... Пятилетней давности...