Выбор Пути - Василий Павлович Щепетнёв

с экономикой высших учебных заведений в целом и нашего института в частности, я должен признать, что и шесть субботников маловато будет. Только-только заплаты приладить.

Потому что в институтскую хозчасть народ не идёт. Зачем кому-то работать дворником, грузчиком, электриком или сантехником в институте, если за ту же работу на стройке или заводе он и заработает много больше, и плюшек получит изрядно. Да вот хотя бы в виде заводской столовой, где борщ куда наваристей, чем в столовой студенческой. Далеко ходить не нужно: недавно виделись с бароном, так Шифферс уже в очереди на двухкомнатную квартиру, совершенно бесплатную, и сдавать дом планируют будущей весной. И зарплата у Яши не меньше, чем у брата Лисы, который шестой, что ли, год, раскатывает на «скорой» по Черноземску по двенадцать часов в сутки пять дней в неделю: брат Лисы строит кооперативную квартиру, и денежки ему очень и очень нужны.

Они всем нужны.

Что в этом случае делает АХЧ? В этом случае АХЧ нанимает тех, без кого никак, сантехника и электрика, и рисует им совмещение дворников и грузчиков. На самом деле, конечно, сантехники работу дворника не выполняют. Её выполняют студенты. На субботниках общих, а теперь вот на субботниках эстафетных, спасибо Наде. Нет, в самом деле спасибо. Её наша хозчасть очень уважает, ну, и свинячества на территории поменьше стало. И студенты аккуратнее стали, самим же ведь убирать.

Откуда я всё это знаю? А знаю это я потому, что меня выбрали в институтский комитет комсомола. Как лауреата, как делегата, и вообще. Был, говорят, звонок из самой Москвы: Чижика двигать по комсомольской линии, но ничем не нагружать, его Москва нагрузит особо важным заданием. Догадываюсь, что это произошло не без участия Карпова: он теперь член ЦК ВЛКСМ. И вообще знаменитость. Сейчас со Спасским играет в полуфинале. А я здесь мусор убирать готовлюсь.

Я изредка захаживаю на бюро институтского комсомола. Вместе с Надей — она тут человек-мотор. Деятельная. А я помалкиваю. Слушаю. И молчанием поднимаю собственный авторитет куда больше, чем если бы поддакивал, спрашивал и вообще суетился. Молчание значительнее, чем золото, молчание — сила.

И вот сегодня день Всесоюзного Ленинского коммунистического субботника. День рождения Ленина приходится на понедельник, и без того рабочий день, воскресенье — у людей другая радость, потому мы дружно собрались сегодня. Вместо учёбы, да.

Этот субботник отдельно от эстафетного, этот субботник — демонстрация единства советского народа. Будем работать всей страной. Кучно. Сажать деревья, подметать дворы, собирать мусор на прикрепленной территории.

А нас опять в подвал. Первую группу.

Наша группа, похоже, стала спецгруппой в смысле привлечения на работу деликатного характера. Там, где языком чесать не нужно. Сначала Второй Лабораторный Корпус, потом сталинский склад, была ещё пара случаев. Нет, ничего особенного, но нас просили помалкивать. На словах. Никаких клятв, никаких подписок. Да и смешно это — подписки. Кто им разрешит, АХЧ, брать подписки со студентов. Даже деканату не разрешат. Не тот уровень.

Но, с другой стороны, кто, если не мы? Есть, наверное, секретные дворники, грузчики, мусорщики, но они задействованы на других объектах. А институт должен обходиться своими силами. Какие найдёт, теми и обходиться.

Нас тринадцать человек (двое приболели), хозчасть четыре человека и — преподов семеро! Вот уж чудо, так чудо. Ну, один. Ну, двое, куда ни шло, но чтобы семеро! Трое с нормальной анатомии, двое с топографической, и двое — биохимики. Всё больше молодые аспиранты.

Мы собрались в вестибюле, и тут прилетела первая радость:

— Девушки могут идти домой. Если ребята обещают не подкачать.

Конечно, пообещали.

И девушки ушли.

Биохимик, Иван Корнеевич, тот, что отпустил девушек, был, похоже, за старшего. Придирчиво осмотрел нас. Одеты мы были соответственно. В то, чего не жалко. Ну, до определенной степени. Не жалко чуть-чуть испачкать, не более. Рвать уже жалко. Очень.

— Ступайте за мной.

И мы ступили.

Сначала вниз, в подвал, где находился гардероб, по тёплому времени уже не работающий. Потом свернули в неприметную дверь, куда прежде я никогда не ходил, да и с чего бы мне ходить. Институт велик, подвал у него обширный, большинство дверей заперты.

Прошли. Повернули. Еще раз повернули — и оказались в противоположном крыле. Запахло формалином: где-то рядом кадаверная. Место, где в чанах с консервантом хранятся анатомические трупы. Долго хранятся. Годами. На одном и том же трупе учатся поколения. Ну, не поколения, конечно, но многие. Потому что подготовить качественно труп — дело непростое во всех отношениях.

Нас что, порядок в кадаверной привели навести?

Нет. Прошли мимо. Ну и хорошо.

Пришли в тупичок. Стена прикрыта фанерным щитом с лозунгом «Заём восстановления — в каждую семью!». И можно было разглядеть нечто, похожее на облигации займа. Дедушка мне их показывал. Да они у меня и сейчас есть. Никогда добром, говорил дедушка, ну, а если выхода нет, то, значит, нет. Считай, пропало.

Щит этот рабочий хозчасти поддел ломиком. Аккуратно. То тут отдерёт, то там, фанера, хоть и старая, а ещё хоть куда. То ли пары формалина её сохранили, то ли раньше фанеру делали лучше. Может, это и авиационная фанера?

Потихоньку отодрали щит и позвали нас — оттащить его в сторону. Чувствуя себя полным Буратино, я достал из кармана халата, того самого, сталинского, перчатки, опять те же самые, и взялся за край. Ребята встали рядом, и щит мы благополучно перенесли на указанное место. Метров на десять назад. Перенесли и прислонили к стене.

А за щитом была дверь. Металлическая. Тайна железной двери, да. Фильм мне нравился, книга ещё больше, я, хоть уже и не маленький, не раз мечтал: эх, хорошо бы найти коробок волшебных спичек!

Но нашли мы дверь. Зав АХЧ, Кутайсов, достал ключ. Ни разу не золотой. Зато большой. На вид с полкило весом и сантиметров двадцать длиной.

Скважина была прикрыта фартуком, густо закрашенным. Сместив фартук тем же ломиком в сторону, Кутайсов вставил ключ и попробовал провернуть. Не вышло. Не смутившись, он вытащил ключ, взял у слесаря масленку и залил в скважину масла. Совершенно не торопясь. Думается, если бы дверь не удалось бы открыть,