Судьбы человеческие - Фэй Уэлдон

Эта ночь — для богатых

В тот вечер Энджи с Сильвестром поужинали на тридцать четыре фунта на двоих. Они поехали в довольно роскошный итальянский ресторан, и у Энджи был хороший аппетит. Перец в этом ресторане, расположенный в районе Сохо, подавали на стол прямо из гигантской древней мельницы, а сыр был настоящим пармским сыром — мягким, свежим, доставленным из Пармы самолетом. Пара выпила перед ужином достаточное количество джина с тоником, а также хорошего итальянского вина — после, что значительно увеличило цену самого ужина.

В тот же самый час, когда Энджи с Сильвестром ужинали в Лондоне, Саймон и Салли Аньес завтракали в Токио, и Салли настояла на шампанском, а также саке, что вдохновило Саймона на то, чтобы сказать ей, что им не следует больше видеться. Слухи и сплетни, сказал он, расстраивают Хелен. Саймон говорил так мягко и тактично, как только мог, но как могут подобные вещи звучать тактично? Салли Аньес плеснула теплое саке ему в лицо, хотя там, в стакане, уже почти ничего не оставалось.

На следующий день заголовок в «Прайвит ай» описал это событие. Нигде нельзя скрыться! Нигде нет места для частной жизни! Даже в ресторанчике в отдаленном квартале Токио!

Выплеснув остатки содержимого стакана, Салли облила довольно дорогостоящую деталь интерьера, висевшую позади Саймона. Саймон счел себя обязанным заплатить ресторану за нанесенный ущерб; таким образом, счет достиг пятидесяти фунтов.

Саймон позвонил Хелен в Лондон, на Машвел-хилл, в девять вечера по гринвичскому времени. Ответила ему не Хелен, а Артур Хокни. Артур сказал Саймону, что он сидит с ребенком. Конечно же, Артур не сказал Саймону, что Хелен встречается с Клиффордом, но Саймон отчего-то догадался. Кого еще могла так возжелать видеть Хелен, что оставила драгоценного Эдварда на попечение не кого иного, как Артура Хокни? Допустим, у Эдварда случится приступ круппа, что тогда будет делать Артур? Хелен так редко выходит из дома, и всегда приводит в оправдание, что у ребенка может случиться крупп. А тут вдруг Артур Хокни — сделка? Саймон знал о том, что Хелен встречается с Артуром; что она отказывается верить в гибель Нелл. Саймон считал Артура единомышленником и «соконспиратором» Хелен — и не любил его за это. Саймон взял билет на ближайший рейс и прилетел в Лондон. Нужно было расставить все точки над «i», и чем быстрее, тем лучше.

Клиффорд повел Хелен в ресторан «Фестивал холл», отчасти потому, что полагал, что там невозможно встретить знакомых, отчасти потому, что, хотя ресторан не самый модный, там наилучший вид на город.

Ни Клиффорд, ни Хелен не могли начать разговор. Клиффорд думал, что она изумительно красива, красивее, чем была в его памяти. Было что-то столь нежное, почти уничижительное в ее манере держать голову, что это было просто удивительно: он ведь знал (уверенный в своем мнении), что она могла быть несгибаемой, упрямой и почти агрессивной. Значит, обаяние кротости и чистоты, сквозившее в ней, обманчиво. Она — лживая, безвкусная, неряшливая женщина! Разве не так?

Что касается Хелен, то и она знала, что шарм и куртуазность Клиффорда — сплошной обман и ловушка для нее, что он будет приятно и сладко говорить сегодня только для того, чтобы уничтожить и опозорить ее завтра. Образ Нелл стоял между ними: образ ребенка, которого они оба любили, но недостаточно, поскольку любовь была запятнана ущемленной гордостью и ненавистью.

Их ярость и разочарование друг в друге привели к тому, что Нелл была потеряна для них.

Как они могли начать разговор об этом? И все же, поскольку им нельзя было говорить о важном, они начали с пустого разговора о модах, событиях — и понемногу разговорились; может быть, в силу памяти, нахлынувшей на обоих, о нескольких чудесных месяцах, проведенных вместе, которые нельзя было забыть. Хелен потянулась за бокалом; Клиффорд взял ее руку и держал в своих руках, а она не отнимала у него руки.

— Я хотел бы поговорить о Нелл, — сказал он.

— Я не могу поверить, что она погибла, — сказала Хелен. — Я не желаю говорить о ней как о мертвой. Они так и не нашли тело.

— Ах, Хелен, — проговорил он, изумленный силой ее веры и ее горя, — если ты желаешь верить в это, Бога ради, продолжай верить. Если только тебе от этого легче.

Такая нежданная доброта к ней вызвала у нее слезы.

— Саймон не хочет, чтобы я продолжала верить, — сказала она.

— Он — журналист, — сказал Клиффорд, очень мудро теперь не именуя его «карликом», — а это профессиональная черта журналистов — любить голые высушенные факты. Ты несчастна с ним.

— Да, — согласилась Хелен и удивилась, что сказала это.

— Тогда зачем же ты живешь с ним?

— Из-за Эдварда. Потому что, если я оставлю Саймона, что-то ужасное может случиться с Эдвардом.

Это был ее постоянный страх — и ее суеверие. Он понял и это.

— Нет, не случится, — сказал он. — Нелл погибла из-за меня; ты не виновна. И Саймон поведет себя при разводе лучше, чем я: это в его характере.

— Это правда, — сказала она и заставила себя улыбнуться. Она покачала головой, словно желая освободиться от навязчивого звука, от какого-то призрака.

— Боже мой, — проговорила она, — ты так оживил меня! Жизнь вливается в меня, я это чувствую. Что мне делать?

— Возвращаться домой со мной, — сказал он.

И, конечно, так она и сделала, полностью забыв об Артуре, а может быть, и не полностью, просто совершенно не думая.

Эта ночь для Нелл

В тот вечер, когда судьбы Клиффорда и Хелен вновь соединились, по крайней мере, с обещанием счастья, мир судьбы Нелл был вновь перевернут.

Пока Хелен тыкала вилкой в свой мусс из лосося, а Клиффорд ел бараньи котлетки, в центре для беспризорных детей «Ист-лэйк» обсуждали участь группы детей, среди которых была и Нелл.

Нелл тем временем понемногу начала оправляться после шока, связанного с еще одной потерей дома и родных; она стала забывать ужасные картины смерти и разрушения, которым была свидетельницей; слава Богу, начала нормально говорить, и не по-французски, а по-английски, хотя все еще страдала частичной амнезией.

Она делила спальню в приюте с пятью другими девочками: Синди, Карен, Роуз, Бекки и Джоан. У них были твердые матрасы (и полезно для здоровья, и дешево) и не хватало на всех одеял, поскольку то, что шло на содержание детей из Центра, частично оседало в карманах содержателей приюта. Роуз и Бекки ночью мочились в постель, и каждое утро девочек с руганью поднимали и заставляли стирать простыни. Синди заикалась и путалась в словах; иногда она говорила «доброй ночи», когда следовало сказать «доброе утро», и ее за это ставили прямо в мусорную корзину, чтобы все над ней смеялись, и ей было бы стыдно. Карен и Джоан обе считались невменяемыми, хотя им было всего по семь лет. Они действительно бывали буйными, и могли стучать кулаками в дверь и рвать одеяла, а также ударить одна другую в живот безо всякой на то причины. Нелл старалась быть тихой, послушной и улыбаться побольше. Ей очень нравилась Роуз, и они были друзьями. Нелл переживала за подругу и старалась сделать как-нибудь так, чтобы Роуз не мочила постель; она брала себе апельсиновый сок, что давали им перед сном (конечно, не настоящий дорогой сок, а желтоватый суррогат), и это помогало Роуз.