БП. Между прошлым и будущим. Книга 2 - Александр Половец

А ведь все просто — да, среди нас есть и были преступники, как и в любой другой стране. Да, их процент не ниже, чем где бы то ни было. Здесь я хочу употребить выражение молодежи, которое очень люблю: «Как же так — никогда так не было, и вот опять так получилось». Мы сталкиваемся здесь с той же преднамеренной инфантилизацией населения, лишь в других формах. «Ах! Как же это так — коммерческая деятельность! Снижение культурного уровня!» А подумайте, как же может быть иначе?

Действительно, «коммерческая деятельность» разносит ценности по рукам, опошляя их по ходу дела. Этот процесс мы неминуемо должны пройти, и дело людей, которые чувствуют себя профессионалами в культуре, постараться каким-то образом сделать так, чтобы процесс этот проходил без огромных потерь для культуры. Государство как бы выпустило из рук эту деятельность, которую подхватили те, кто к ней способен. Мы же привыкли к тому, что культурой занимаются два сорта людей: абсолютно не имеющие к ней отношения — в райкомах, горкомах и управлениях культуры — или люди действительно высокообразованные.

Сейчас же мы имеем нечто среднее, к чему не привыкли. В итоге, коммерческая деятельность некоторое время, возможно, весьма долгое, будет иметь неприятный характер. Потом она, как я думаю, попадет в свой канал, как у вас — «коммерческий» — и будет там находиться. В других же каналах будет находиться культура как таковая. Видите, я неисправимый оптимист, может быть, со мной даже неинтересно разговаривать… — неожиданно рассмеявшись, закончила мысль Чудакова.

Улыбнулся и я — хотя оптимизм Мариетты разделял не вполне. И вовсе не потому, что видел какие-то опасности для российской литературы оттого, что пробивные и ловкие ребята, не имеющие к ней вроде бы прямого отношения, станут богачами на печатании журналов и книжек — пусть бы им! Бог, как говорится, в помощь… Позволят ли там обстоятельства, чтобы процессы, о которых говорила моя собеседница, благополучно завершились нормальной ситуацией — когда издатель свободен издавать, а читатель — выбирать?..

События последующих месяцев, к сожалению, подтвердили обоснованность моих сомнений. Тогда же, после нескольких ничего не значащих фраз, которыми обменялись мы с Мариеттой, как бы давая себе передышку, я спросил ее о впечатлениях, оставшихся от преподавания в американской аудитории. Здесь я считаю необходимым привести ее ответ почти дословно:

— Во-первых, очень приятен неподдельный, серьезный, активный интерес аспирантов (а я преподаю именно им) к выбранному предмету. Резкое отличие здешних аспирантов от наших, даже лучших, довольно очевидно. Оно интересно, любопытно и все время подтверждается. Американские студенты умеют интенсивно работать, и порой, при существенно меньшем начальном уровне знаний по данному предмету, они могут в короткий срок проработать огромное количество материала и непременно прийти к каким-то оригинальным выводам и мыслям.

Это и есть их задача. Можно сказать, что они не мыслят себе работу без мысли. И я с самого начала этим восхищалась. У нас же этот процесс происходит более вяло, медленно с другой стороны, именно про нас сложена поговорка: «Русские долго запрягают, но быстро едут»…

Подобными наблюдениями со мною и раньше делились визитирующие в США преподаватели из советских вузов. Оставалось думать, что оно вполне обоснованно.

— Считаете ли вы, что это уже национальная черта, или их просто так учат? — уточняя ее мысль, спросил я Чудакову.

— Многое из того, что я здесь вижу, в том числе и предмет нашего разговора, приводит меня к мысли, что это просто часть системы, по которой работает вся страна. Умение студентов активно работать мне видится как часть общего успеха, потому что тут все обусловлено.

Здесь знают заранее, — задумавшись ненадолго, продолжила она свою мысль, — знают с детства, быть может, не отдавая себе отчета, как целесообразно вести себя в этом обществе. Приведу вам некий обобщающий пример. Когда я жила в Стэнфорде, мои американские друзья часто возили меня по окрестностям.

Вы, наверное, знаете эти места — крутые горные дороги, обрывы, темнота… Первое время я удивлялась: мчимся в темноте, виражи, а водители перед поворотом не сигналят. «Как же вы не гудите?» — спросила я однажды, вызвав у спутников искреннее изумление. Водитель так и не понял моих объяснений про Крым и Кавказ и лишь вежливо улыбнулся.

Я стала приглядываться и увидела: желтая полоса, которая разделяет все дороги Америки — всегда свежая, подновленная — никогда, даже если нет ни одной машины в обозримом пространстве, не пересекается — водителю просто не придет это в голову. Так зачем же им гудеть, когда есть уверенность, что из-за поворота не вылетит срезающая угол машина? Может, конечно, случиться — человек в невменяемом состоянии… но от такого гудком не спасешься.

— А вам не скучно, когда вот так все время — желтая полоса? — похоже, вопрос рассердил мою собеседницу.

— Нет, мне не кажется это скучным. Мне уже задавали подобные вопросы — о бесконечных американских законах, налогах и пр. Где же, мол, хваленая свобода? Отвечая, я сравнила это со стихотворчеством: соотношение между метром и реальным вариантом размера. Ты знаешь, что ты в ямбе, ты вошел в ямб, а не в хорей, — а дальше у тебя много вариантов, где можно пропускать ударение или нет, и т. д.

Мне кажется, что американцы легко и охотно входят в данную сетку стихотворного метра, а дальше у них остается свобода действия. Никто не сказал, что ямб дает одну-две формы: их в нем огромное многообразие. Но при этом все помнят, что они находятся именно в ямбе, а не в хорее. Так и американцы…

За разговором мы почти не заметили, как наш столик оказался убранным, на углу его появилась узкая коленкоровая книжечка — можно было не сомневаться, что в ней покоился счет. Гарсон, пробегая время от времени мимо нас, вопросительно поглядывал на эту книжечку… Интересно, догадываются ли официанты, сколь ничтожную часть реальной стоимости встреч, происходящих при их покровительстве, порой составляют приносимые ими счета? Улыбнувшись этой мысли, я поймал взгляд пробегавшего в очередной раз гарсона и кивком указал ему на край стола. Пора было подниматься.

— Я знаю, что ваша кандидатура рассматривается как одна из наиболее вероятных на замещение должности директора Ленинской библиотеки. Вам не страшно? С учетом всего, что происходит не только с самой библиотекой, но с фондами, зданиями, технологией? — задавая этот вопрос, я прежде всего имел в виду сообщения о катастрофическом состоянии, в котором оказалось здание старейшего в России книгохранилища из-за оседающего под ним грунта.