БП. Между прошлым и будущим. Книга 2 - Александр Половец

— Что говорить, решиться на это было очень трудно. Но я хорошо представляю себе весь ужас ситуации и положение того, кто возглавит эту библиотеку. Именно поэтому мне надо решиться… — сейчас Чудакова смотрела куда-то вдаль, не видя ни меня, ни гарсона, с ловким поклоном и заученными словами благодарности принесшего на столик сдачу, несколько мелких купюр — не без основания предвидя в них свой добавочный гонорар.

— Скажите, — спросил я Мариетту, готовящуюся подняться из-за столика, — у вас сложился уже какой-то план перестройки (употребим это модное слово) работы библиотеки, стань вы ее директором? Ну, например, как вы предполагаете себе строить работу спецхрана? И расширятся ли контакты библиотеки с зарубежными издательствами и книжными фондами?

— Я думала об этом задолго до того, как наш спецхран был практически открыт. И стремилась этому способствовать уже в прежние периоды — естественно, во многом безуспешно. Условием работы библиотеки должен быть полный доступ ко всем хранящимся в ней книгам — это вне обсуждения. И если мне суждено будет оказаться в должности ее руководителя, то само собой разумеющимися будут контакты с университетскими библиотеками, издательствами и просто гражданами разных стран, занимающимися изучением России.

Я говорю и о жителях Америки, прочно стоящих на ногах, которые хотели бы помочь такому благому делу как строительство библиотеки имени Ленина: мне говорили о том, что, может быть, имеет смысл прямо сейчас, сходу открыть фонд, банковский счет для этой цели. Одна из моих идей заключается в следующем: библиотеку фактически нужно заново строить, и если бы кто-то из богатых людей захотел пожертвовать крупную сумму денег, на которую, предположим, можно построить один зал, то мы бы, в свою очередь, дали этому залу имя благотворителя, как принято в Америке. Наша библиотека — вторая в мире и, я думаю, что тому это было бы приятно.

— Такие люди, наверное, найдутся, — согласился я с Чудаков ой. — Однако не думаете ли вы, что их может смущать то обстоятельство, что библиотека носит имя основателя советского государства? Поверьте, это вовсе не провокационный вопрос: не стану употреблять слово «развенчание», но, скажем, приведение памяти о нем к адекватному его значению — это то, что тревожит сейчас умы в самой России. Подозреваю, что благотворительная деятельность могла бы быть более успешной, не носи библиотека имени Ленина…

— Вы понимаете, с одной стороны, приходится признать факт, что именно Ленину удалось перевернуть Россию — во многом с помощью своей личной воли. В результате, именно он изменил картину мира. С другой стороны, если говорить конкретно о библиотеках, то именно с него начинаются массовые «книжные» репрессии. Весной этого года я написала для «Советской культуры» статью под названием «Чистка разума», в которой говорю, что чистка библиотек — это его идея: именно тогда начинают изыматься из всех фондов книги, которые не совпадают, по его представлению, с революционными идеями и пропагандой.

Другое дело, что в этом была своя последовательность, если смотреть правде в глаза: коли произошла революция, то длинные списки пунктов, по которым книги изымались из библиотек — монархические, гимназические книги, воспитывающие верноподданнические чувства и прочие — были вполне логичны для ситуации. Но понять — не значит простить. Я просто говорю о том, что тогда случались вещи как полностью абсурдные, так и не лишенные своей логики.

Но полагаю, что можно считать бесспорным — именно с Ленина началось сокращение доступа к книге, а не расширение его. Мне кажется, что необходимо подумать о возвращении библиотеке имени того, благодаря кому на фронтоне было выбито «На благое просвещение». Конечно, решать такой вопрос надо всенародно. Я думаю, что библиотека принадлежит не только нашей стране, но и мировой культуре.

Чудакова обреченно взглянула на меня, и я понял, что жестоко злоупотребил любезностью нашей гостьи — расспрашивая её по меньшей мере пару часов… Но последнего, традиционного вопроса не задать я просто не мог:

— Что бы вы хотели сказать читателям «Панорамы», что пожелать им? — уже сматывая шнур микрофона, спросил я Мариетту.

— Мне радостно думать, что так много людей, которые большую часть своей жизни провели в России, живут здесь полноценно, хорошо, добившись, конечно, этого большими усилиями. Я желаю им и дальше добра и счастья. Хотела бы пожелать еще и более доброго и оптимистичного отношения к событиям в России…

Потом мы ехали через весь город — в центр его, где в университетском общежитии Чудаковой предстояло провести еще одну, последнюю в Лос-Анджелесе, ночь. Пообещав помочь ей на следующий день в каких-то предотъездных хлопотах, я возвращался домой. Шел двенадцатый час ночи, улицы стихли, и не торопясь, пересекая на всегда зеленый свет перекрестки и почти не следя за движением окрестных машин, я думал о ее словах. «Доброго» — да, конечно. Мало кто из близких мне людей думает по-иному. А оптимистичного?…

Октябрь 1990 — январь 1991 гг.

Несвобода свободной печати

Владимир Надеин

ВЛАДИМИР НАДЕИН пришел в «Известия» двадцать два года назад — из журнала «Крокодил», где несколько предшествующих лет проработал ответственным секретарем редакции. Фельетонист, заведующий отделом фельетонов… С 89-го года — заведующий корпунктом «Известий» в Вашингтоне и после провала путча — зам. главного редактора газеты.

— Многие, из числа называемых центральными, издания бывшей советской прессы и, не в последнюю очередь, ваши «Известия», — начал я беседу, — активно способствовали демократизации общества и, в конечном счете, приходу сегодняшнего, ельцинского правительства. И сейчас они как бы пожинают плоды своей деятельности.

Я имею в виду следующее: попав в условия свободного рынка, газеты, сохранившие старые организационные и хозяйственные структуры, при которых значительная часть расходов погашалась государством, оказались на грани краха. Стоимость бумаги и типографских работ многократно увеличилась, а субсидий нет. И, как утверждают их издатели, газеты вынуждены либо поднять цены до такого уровня, что массовый читатель не сможет их покупать, либо переходить на еженедельный выпуск вместо ежедневного. Либо просто-напросто закрываться.

Но ведь издания, которые зародились без помощи государства, продолжают успешно функционировать, и сегодняшняя ситуация их тревожит не больше, чем производителей любых других товаров, действующих в условиях свободного предпринимательства. Недавно «Лос-Анджелес Таймс» напечатала информацию о совещании в Москве редакторов газет, на котором они говорили, что издания их вынуждены будут закрываться, и страна лишится основной прессы.