Записки следователя - Иван Бодунов

И снова подумал Климов: правильно ли все то, что он делает? И снова сравнил жизнь, которою он живет, с жизнью, которою он жил прежде. Может быть, та, прежняя, была лучше? Конечно, нет. Да и все равно вернуться к ней уже никак невозможно. Жалко шофера? Но он не знает, кто такой этот шофер. Может быть, он окажется бандитом, скверным, злым человеком. И, кроме того, ценой этой, неизвестно еще, хорошей или плохой, жизни будет куплена та жизнь, на какую он, Климов, имеет, наверно имеет, право.

Да, он, Климов, имеет право жить красиво, потому что он умный и талантливый.

Нет, подумал он, сам не желая так думать — бывает так, что мысли приходят против собственной воли,— нет, это неправда, и в литографии есть люди талантливые, да и вообще, мало ли людей с дарованиями.

Шел дождь. Выборгская сторона блестела черным блеском. На трамваях ехали разные люди: и рабочие, и нэпманы, и подпольные спекулянты. А Климову кружили голову удивительные мечтания. Убийство шофера представлялось такой мелочью, что о ней не стоило и говорить.

У Финляндского вокзала он позвал извозчика и, не торгуясь, за тридцать копеек, хотя красная цена была двугривенный, поехал к себе на Петроградскую сторону, к дому, в котором он снимал комнату.

Десять раз продумывал Климов, решатся или не решатся его товарищи.

В ресторане «Кахетия» начался второй, очень важный для дальнейшего разговор.

— Завтра,— сказал, почему-то радостно улыбаясь, Климов,— мы приобретем автомобиль. Шофера придется заменить. Понимаете?

— Я понимаю,— спокойно сказала Мещанинова.

— Ну вот,— сказал Климов,— я думаю, мы вдвоем с Ладыгой справимся.

— Нет,— сказала Мещанинова,— я еду с вами. Я ведь авантюристка. Я хочу видеть, как это все произойдет.

Краем глаза Климов поглядывал на Ладыгу. Ладыга молчал. На верхней его губе, непонятно с каким выражением, топорщились маленькие усики. Бунт, однако, начался не с него. Взбунтовалась маленькая Михайлова, которая, как казалось Климову, от природы была неспособна противоречить людям.

— Мы с Ладыгой на это не можем пойти,— заговорила она, страшно волнуясь.— Шубы красть и то было страшно, а шофера ведь придется убить? Да? Ведь за это расстрел полагается. И потом, вообще убийство — это... Это ужасно — убийство!

И тут наконец заговорил Ладыга.

— Тамарочка,— сказал он ласково, стряхивая пепел с папиросы,— а на что же ты будешь жить, моя девочка? Мы ведь с тобой в институте месяца три не были, что же ты думаешь, придем и нам за все три месяца стипендию выложат? Небось нас уже исключили. К родителям отправишься? Выгнанная из института, невесть где шатавшаяся? А если и родители выгонят?

Он еще раз затянулся папиросой, выпустил дым, кольца он пускать так и не научился, хотя тренировался часами, и торжествующе посмотрел на Климова — вот, мол, как я ей все изложил.

Михайлова вся раскраснелась, и В глазах у нее показались слезы.

— Нет, я понимаю,—заговорила она, тяжело дыша от волнения,—конечно, Надо находить способы, надо красиво жить и, Значит, надо иметь деньги, но есть же и другие средства.

— Какие, Тамарочка? —ласково спросил Климов.

— Ну, вот, например, шубы...

— Чудо, что мы на третьей шубе не попались, а уж на четвертой попадемся наверное,— усмехнулся Климов.— За красивую жизнь надо платить, Тамара. Да и что такое жизнь какого-то шофера? Наверно, простой, необразованный парень, который и в ресторане-то приличном никогда не бывал. Тянет себе от получки до получки.

В эту минуту кто-то хлопнул сзади Ладыгу по плечу. Все четверо вздрогнули. У Ладыги вся кровь отхлынула от лица, больно уж серьезный шел разговор, не предназначенный для посторонних ушей.

— Вот вы где, оказывается! — радостно улыбаясь, сказал вновь подошедший красивый молодой человек.— Прожигаете жизнь? А я смотрю, что-то на лекциях вас не видать.

Не спрашивая разрешения, он подставил стул и подсел к столику.

— Знакомьтесь,— спокойно сказала Мещанинова,— это наш товарищ по институту Петя Кулябко.

Климов протянул новому гостю руку и назвал свою фамилию. Он испугался, наверно, так же, как другие, даже, может быть, больше других, потому что он видел Кулябко первый раз в Жизни, и все-таки улыбка не сошла у него с губ и рука, державшая Папиросу, не дрогнула. Он отметил это и подумал еще раз с удовольствием, что, конечно, сама судьба создала его атаманом.

— Ты в «Кахетии» уже бывал?—спросила равнодушно Мещанинова.— Мне здесь, в общем, нравится. Хотя в «Ша Нуаре», пожалуй, публика элегантней.

Ладыга достал платок, вытер пот со лба и наконец заставил себя улыбнуться.

— Как видишь,— сказал он,— прожигаем жизнь.

— А деньги где берете?— спросил Кулябко.

— У моего отца в Москве большой магазин,—торопливо вмешался Климов.— В добрые минуты папаша бывает щедр.

Заказали еще вина. Выпили. Поговорили.

— Здесь, конечно, мило,— сказал Кулябко,— но вообще кутить лучше в частных домах. Во-первых, народ проверенный, никто за тобой не наблюдает. Во-вторых, интересные дамы. В-третьих, можно сыграть в картишки и выиграть.

— В Москве я знаю такие дома,— небрежно сказал Климов,— а в Петрограде не запасся адресами.

Расстались поздно ночью, подружившись окончательно. Кулябко был сын известного петербургского адвоката, у которого и сейчас в приемной толпились клиенты. Отец сам в молодости принадлежал, как говорили когда-то, к «веселящемуся Петербургу» и сыну не жалел денег на развлечения. Молодому Кулябко, конечно, и в голову не пришло, что его друзья и этот уверенный в себе, хорошо одетый молодой человек Климов просто обыкновенные воры. Он признавал только небольшие нарушения закона, не грозящие крупными неприятностями: посещение притонов, покупка наркотиков, что-нибудь такое, в общем, безопасное. Расставаясь, договорились, что встретятся с Кулябко послезавтра и он поведет их в одну частную квартиру. Кулябко сначала предложил пойти туда завтра, но Климов попросил отложить на день этот интересный визит. Завтра они все четверо должны быть на скучном дне рождения у его, Климова, тетушки. Старая дама будет очень обижена, если гости не придут.

На следующий день в первом часу ночи из ресторана «Ша Нуар» вышла подвыпившая компания. «Черные вороны» были в полном составе. С ними был шофер Пермяков. Михайлову посадили на извозчика и отправили домой одну. Потом перешли улицу. У подъезда «Европейской» гостиницы стояло несколько частных машин, и шоферы зазывали пассажиров. Климов оглядел их. Почти все шоферы пожилые люди, и среди них только один веселый молодой человек.

«Пожалуй, вот этого, веселого,— подумал Климов,— наверно, не женат. По крайней мере, семья не останется без кормильца». Он не знал о том, что этому шоферу осталось до свадьбы две недели, он не знал о невесте, которая завтра станет несчастной на всю жизнь. Ему казалось, что, подумав о семьях пожилых шоферов, проявив такую заботливость и доброту, он этим уже искупил предстоящее убийство.

Все было условлено заранее. Рядом с шофером сел Пермяков, чтобы перехватить руль, когда упадет убитый. За спиной шофера сел Климов, рядом с ним Мещанинова и Ладыга. Делали вид, что провожают домой Мещанинову. Она указывала дорогу, выбирая самые глухие и темные переулки. Климов почти не волновался. Ему казалось, что он, сильный человек, имеет право для своей высокой цели пожертвовать жизнью какого-то обыкновенного парня. Он огляделся. На улице было пусто. Он вынул наган и направил его в затылок шоферу. Он нажал курок, и наган дал осечку. Шофер увидел в висящее впереди зеркало, что пассажир целится ему в затылок. Шофер затормозил и, испуганный, обернулся.

— Что вы, гражданин? — спросил он.

— Да я же шучу,— сказал, смеясь, Климов,— он не заряжен.

Шофер снова пустил машину. Пассажиры были веселые, могли хорошо заплатить, а до свадьбы оставалось всего две недели. Тогда Климов спустил курок второй раз, и на этот раз наган не дал осечки.

Выстрел прозвучал не очень громко. На улице по-прежнему было пустынно и тихо. Труп вытащили и выбросили на улицу. Карманы обыскивать не стали, надо было скорее уезжать. Пермяков сел за руль. Мещанинова села с ним рядом и удивленно сказала:

— Это совсем не страшно. Я думала, будет страшнее.

Долго колесили по переулкам. Заехали в какую-то подворотню и повесили фальшивый номер, он был приготовлен заранее. Машину загнали во двор дома отца Мещаниновой. Пермякову дали пятнадцать рублей. Условились встретиться завтра. Из ювелирного магазина артельщик выносил деньги около девяти часов. До инкассаторского пункта ему предстояло пройти километра полтора. Тут и должна была подъехать машина: Климов с Лады-гой, выскочив из нее, оглушат артельщика, отберут мешок с деньгами и уедут.

Днем катались по городу, пообедать решили в «Европейской» гостинице. Пермяков остался в машине. Когда вышли после обеда, Пермяков был вдребезги пьян. Машину он все-таки кое-как повел, но часов в семь машина запыхтела и остановилась. Пьяный шофер полез в мотор и объявил, что мотор испорчен и нужен капитальный ремонт. Пермякова прогнали. Чтобы отвязаться, дали ему десятку.