Записки следователя - Иван Бодунов

Знаменитый этот литограф был человек невысокого роста, худенький и незаметный, носил он много лет один и тот же потертый пиджак с аккуратно залатанными локтями. Только глаза у него были необыкновенные, светлые, ясные и восторженные. Он всегда был готов каждого, кто захочет, обучить своему мастерству. И все же искал он не случайного любознательного паренька, который с интересом выслушает его, а потом забудет все сказанное. Искал он того единственного ученика, который станет его наследником, который отдаст жизнь любимому делу своего учителя, преумножит и разовьет его удивительное умение. Литограф был уже стар и боялся не смерти, а того, что вместе с ним умрет его мастерство, будут потеряны найденные им тонкие и неповторимые приемы.

И вот присмотрел он молодого рабочего Володю Климова, парня лет девятнадцати или двадцати, умного и веселого. Стал поручать ему все более сложные работы и сдержанно иногда похваливал паренька, а сам удивлялся и радовался, видя, какие быстрые успехи делает Володя, какими точными становятся у него глаз и рука.

Был Климов сиротой, и стал старик приглашать Володю к себе домой и за чашкою чая рассказывал о стиле разных художников, о том, как по характеру линии знающий человек, не поглядев на подпись, назовет автора, о том, как литограф обязан сберечь и передать манеру создателя рисунка. Володя слушал, схватывал очень быстро и скоро уже высказывал мысли, которые позволяли старику надеяться, что наконец он нашел себе настоящего ученика. Стали Володю ценить в литографии, стал он зарабатывать лучше, чем раньше, стал одеваться наряднее и с каждой получки покупал себе то узенькие короткие брюки, то ботинки с узкими носками, то нарядные гетры, такие же точно, как те, которые носил приезжавший из Петрограда инженер. И, глядя на единственный костюм старого литографа, на вытертые до блеска лацканы его пиджака и аккуратно залатанные локти, думал Володя о том, что если и стоит чему-нибудь учиться у старика, то только умению работать, потому что хорошему мастеру и платят хорошо. А уж умению жить пусть старик у него, у Володи, поучится. Ведь подумать только: старик зарабатывает так, что мог бы десять костюмов сшить, а деньги тратит на редкие литографии, которые выискивает у букинистов и коллекционеров!

Этими мыслями Володя со своим учителем не делился, и старик продолжал думать, что нашел наконец паренька, преданного искусству.

Очень скоро Володя Климов был одет с ног до головы по тогдашней моде и все реже и реже стал посещать по вечерам старика, потому что увлекся танцами. И казалось ему, когда он танцевал где-нибудь в рабочем кл' 5е, одетый во все новенькое и модное, что девушки смотрят на него с восхищением, а парни завидуют и, может быть, даже думают, что каким-то чудом к ним в рабочий клуб занесло какого-то шикарного иностранца.

Потанцевать было где. Рабочие клубы заняли роскошные особняки бежавших за границу капиталистов. Если не было танцев в пригороде, где жил Климов, всегда можно было поехать в Петроград. Не в одном клубе, так в другом танцевали каждый вечер. Можно было упрекнуть рабочего паренька в излишнем увлечении танцами, но мало ли чем люди в молодости увлекаются. Проходит время, человек становится серьезней, начинает заниматься делом, и часто из него получается очень серьезный работник. Так что в этом ничего плохого не было.

Часто Климов ездил на Выборгскую сторону, в Дом культуры, помещавшийся в особняке когда-то знаменитого бакинского нефтяника Нобеля.

В рабочих клубах нэпманы и их дети не бывали. На танцы они ездили в дорогие рестораны или в игорные клубы. Рабочий клуб заполняли люди бедные: рабочие, служащие, студенты. Они очень хотели выглядеть совершенно так же, как те, настоящие богачи, которые, в свою очередь, хотели выглядеть так же, как богачи заграничные.

В клубы приходили молодые люди, одетые почти так, как дети владельца магазина на Невском или дети владельца концессионной фабрики. Почти, но все-таки не совсем так. Материал костюмов был подешевле и мялся, вместо духов девушки душились дешевым одеколоном и пудрились дешевой пудрой. Молодые люди были совсем похожи на богатых молодых людей, а все-таки чем-то неуловимым были и не похожи. Опытный глаз сразу мог определить, действительно ли это веселящаяся богатая золотая молодежь или эти юноши только хотят на нее походить.

Впрочем, пока сравнивать было не с кем. Климову казалось, что его не отличить от настоящего богача и даже, чем черт не шутит, от какого-нибудь молодого Рокфеллера или Моргана.

Вот в клубе на Выборгской стороне Климов и познакомился со студентом Медицинского института Ладыгой и его приятельницами, тоже студентками-медичками Михайловой и Мещаниновой.

Девушки курили, что было очень элегантно, сильно красились, что тоже очень нравилось Климову, и танцевали с ничего не выражающими, брезгливо-равнодушными лицами. И это тоже, конечно, было очень шикарно и напоминало заграницу.

Климову нравилось, что новые его знакомые — студенты, и он думал, что если уж они ходят сюда танцевать, то, наверно, здесь на самом деле место очень шикарное.

Так он думал до тех пор, пока однажды, когда девушки пошли в туалет напудриться и намазать губы, у него не произошел разговор с Ладыгой, очень Климова огорчивший.

НАЧИНАЕТСЯ С МЕХОВЫХ ШУБ

— Шикарное здесь все-таки место,— сказал Климов.

— Здесь? — спросил Ладыга и пожал плечами, давая понять, что разные могут быть точки зрения на вещи, но у него, у Ладыги, точка зрения твердо установившаяся.— Когда денег нет, можно и сюда сходить.

Климов понял, что он свалял дурака. Это, конечно, для него, бедного рабочего загородной литографии, шик, а настоящие люди ходят сюда только в периоды временного безденежья.

В это время вернулись припудренные, заново намазанные девушки.

— Володя говорит, что здесь шикарное место,— сказал Ладыга.

— Здесь? — удивленно спросила Мещанинова.

И Климов покраснел, поняв, что сказал ужасную глупость.

— Сколько надо нам четверым, чтоб повеселиться в настоящем месте? — спросил он.

— На вечер рублей тридцать хватит,— сказала Мещанинова.

— Завтра поедем. У меня получка.

На следующий день они вчетвером сидели за столиком в ресторане «Квисисана». Вот уж где был действительно шик! Такого Климов даже представить себе не мог. На каждом столике стояла лампа с абажуром, крахмальные скатерти, крахмальные салфетки пирамидками, и на них можно было даже разобрать царскую монограмму. Недавно была распродажа бельевых Зимнего дворца, и многие рестораны обновили свои запасы. А какая посуда, какой хрусталь!

В ресторане было полутемно. На маленькой эстраде расположился настоящий джаз, как где-нибудь в Америке или в Париже. Ударник тихо:отбивал на немыслимых инструментах неслыханные ритмы. В ресторане горели только настольные лампы, отдельная лампа на каждом столике, а во время танца по стенам и потолку бегали лучики, быстрые тонкие лучики, создававшие настроение, как объяснила Мещанинова.

А какая публика здесь была! Это тебе не жалкие девчонки и пареньки из рабочего клуба. За столами сидели настоящие богатые люди. Метрдотель, почтительно кланяясь, встречал их и провожал к столикам. Они равнодушно оглядывались вокруг, видно, все здесь было для них обычно и неинтересно. Танцевали они как-то небрежно, и в этом была особенная красота. Вообще Климову стало ясно, что удивляться и восторгаться нельзя. Для настоящего человека все это привычно. И если ему, Климову, не повезло — он родился в рабочей семье и сам стал рабочим,— это надо скрывать и делать вид, что вся эта роскошь для него дело привычное и даже чуть надоевшее.

Несложное это искусство Климов освоил быстро. Он взял от Мещаниновой равнодушное выражение лица, от Ладыги — манеру морщить нос, от Михайловой — манеру щурить глаза и, в общем, к концу вечера ничем не отличался от своих спутников.

На следующий день поехали в «Трокадеро», еще через день — в «Ша Нуар». Истратили зарплату Климова, стипендию Ладыги, деньги, которые Мещанинова выпросила у отца. Климову казалось, что только теперь наконец он вошел в круг настоящих людей, баловней судьбы, для которых богатство и роскошь естественны и привычны. Когда наконец все деньги были истрачены и больше взять было негде, поехали опять в рабочий клуб на Выборгскую сторону. Каким же вульгарным и дешевым показался он Климову-! Он покраснел, вспомнив, что только неделю назад ему казалось, что здесь «шикарно».

Нельзя было даже подумать о том, чтобы всю остальную жизнь ходить только в эти простецкие клубы, толкаться среди этих людишек, которые, наверно, никогда в жизни и не были в приличном ресторане. Танца три станцевали, а потом и танцевать стало скучно.

— Нет, здесь невозможно! — сказала Мещанинова, равнодушно оглядывая танцующих.