Отблеск безумной звезды - Тронина Татьяна Михайловна

— Фаня, перестань.

— Значит, все-таки кто-то есть, — тут же сделала она умозаключение. — Но пока еще все очень неопределенно, да? Как видишь, я неплохой психолог…

— Фаня, даже тогда, двадцать лет назад, я не говорил тебе, что… Ну, в общем, я и тогда тебе ничего не обещал.

— А зачем нам любовь, Паша? — удивилась она. — В нашем-то возрасте! Послушай, давай повторим прошлое, а вдруг что-нибудь да получится? Это ничего, что у тебя кто-то есть, это нам не помешает. Только я могу тебя понять, только я!

— Фаня, замолчи.

Она наклонилась и заглянула ему в глаза.

— Ты до сих пор на меня в обиде, — строго произнесла она. — Стыдно, Паша, быть таким злопамятным.

— У меня нет к тебе никаких претензий.

— «У меня нет к тебе никаких претензий…» — передразнила она.

Некоторое время они сидели молча. Павел рассматривал лист, прилипший к его ботинку. Ему было и жаль Фаню, и в то же время она вызывала невероятное раздражение…

— Вот ты злишься на меня… — вздохнула она. — А, в сущности, я очень несчастный человек. Как будто сама судьба решила меня наказать за что-то, только пока не пойму, за что. Сначала умер папа. Потом Платов (Платов — это мой муж). Потом Олежка. И бедный Кексик, и «Ласточка»…

— Какая еще ласточка? — с удивлением спросил Павел.

— Машина моя! Я ее так называла… Белая «Ласточка». А знаешь, почему папа ушел из жизни так рано? Я его до смерти напугала тогда. Специально ждала, когда он войдет в комнату, держала веревку наготове…

— Все-таки специально… — сказал Павел без всякого выражения.

— А то ты не знал! Господи, я просто с ума по тебе сходила, я на все была готова, лишь бы ты стал моим! Если бы ты знал… Если бы ты знал, как отвратительны эти электрички! — тут же, без всякого перехода, забормотала она. — Как плохо без Кексика, ведь он защищал меня от всяких дураков! Теперь и на улицу выйти страшно…

— Ты боишься дураков и не замечаешь, что прежде всего тебе надо бояться себя самой! — не выдержал, закричал он.

— Не кричи на меня, — моментально напряглась она. — Я, между прочим, к тебе специально пришла…

— А, ну да, с предложением повторить прошлое!

— Ты жесток. Я пришла к тебе попросить прощения. Я же сказала, я не знаю, за что судьба меня так жестоко наказывает… а вдруг за тебя? Сознаю, что нехорошо с тобой поступила…

— Я простил тебя сто лет назад!

— Кто это там? — прищурилась Фаня.

Между деревьев, вдали, брел Иван, кутаясь в плед.

— Это Ваня.

— Ваня? — изумилась та. — А что это с ним такое? Он заболел?

— Вроде того… Его Лера бросила.

— Бедняга! — оживилась Стефания. — Пойду посочувствую ему.

Павел отправился в дом. Прошло уже довольно много времени, а Кристина все еще не появлялась. И вдруг прибежала Мура, насмерть перепуганная:

— Павел Степанович, Кеша приехал! Просит ему открыть…

— Кеша?!

— Ну да… Я его теперь ужасно боюсь, а что, если он и нас всех решит почикать? У Степана Андреевича полно оружия на любой вкус…

— Мура, не говорите ерунды… Пустите его.

— А я-то дура! — с раскаянием произнесла Мура. — Он ведь час назад звонил, и я ляпнула, что вы здесь… Павел Степанович!.. — Она вдруг ахнула, прикрывая руками рот. — Так это он специально примчался, чтобы с вами разобраться!

Последнее слово Мура произнесла с особенным выражением.

— Я сам с ним разберусь! — рявкнул Павел. — Пустите же его!..

— Павел Степанович, если вы его убьете, то вас тоже посадят! — взвизгнула Мура. — Нет, я этого не переживу… Да что за лето такое ужасное!

— Мура, я его и пальцем не трону, — раздельно произнес Павел. — Пустите Кешу и скажите ему, что я буду в кабинете у отца.

Мура убежала, продолжая причитать.

…Странно, но Викентия он никогда не замечал. Маменькин сыночек, лощеный красавец, его так называемый племянник. Довольно скучный тип, который участвовал в той мышиной возне, связанной с наследством…

Не замечал до тех пор, пока не увидел рядом с ним Олю.

Павел обещал Муре, что и пальцем его не тронет… А что он должен был ей сказать?..

Теперь же он ненавидел Викентия так, что готов был стереть того с лица земли. Маменькин сыночек, лощеный красавец… Племянничек!..

— Ты здесь! — Слегка задыхаясь, в кабинет вошел Викентий. С треском расстегнул кнопки на своей пижонской вельветовой куртке а-ля семидесятые. — Мне страшно повезло, что я нашел тебя… Мне, правда, предписано не покидать пределы Москвы, но это ничего… никто не узнает!

— А уж мне как повезло! — улыбнулся Павел, сжимая кулаки до боли. Он сидел в кресле отца за письменным столом.

Викентий упал в кресло напротив, потянул ворот черной водолазки, словно та душила его.

— Поверь, я понимаю твои чувства… — беззвучно засмеялся Викентий. Он говорил быстро, в приподнятом тоне. — Сам испытываю нечто подобное… Я — убийца! Нет, ну не смешно ли?.. Я ведь не хотел никого убивать, я вообще не способен на это… Какие банальные слова: от тюрьмы да от сумы не зарекайся — и вот на своей шкуре испытал верность этой пословицы! Правда, я пока еще на свободе…

— Думаешь, все обойдется? — с трудом спросил Павел.

— Ах, не знаю… маму очень жалко! Паша, вот что, ты не смотри на меня такими волчьими глазами, наверное, сам понимаешь, что у нас разные весовые категории… У меня есть прекрасный план. Просто гениальный.

— Какой еще план?

Вместо ответа Викентий указал на книжные стеллажи.

— У Степана Андреевича есть тайник… Ты не знал? Ну как же, родной сынок, а не знал… — Викентий вскочил, плавно отодвинул одну их секций — там, в небольшой нише за стеклом, висели, перекрещенные, пара охотничьих двуствольных ружей.

— А то ружье где? — невольно спросил Павел, поднимаясь с кресла.

— Его изъяли… Временно, говорят, потом вернут, — беззаботно пояснил Викентий. — Ты сиди, сиди пока… Наш старик обожает оружие. Вот и патроны… — Он положил на стол коробку. — Как ты относишься к дуэлям?

— Что? — переспросил Павел, хотя сразу же все понял.

— Паша, но ты же отдаешь себе отчет в том, что у нас нет иного выхода?.. — нетерпеливо произнес Викентий. — Одна женщина, двое мужчин… Как разрешить ситуацию? В конце концов, это красиво!

— Эстет фигов… — пробормотал Павел.

— Э, Пашенька, я был бы эстетом, если бы предложил друг в друга сюрикены[1] метать, которые у Степана Андреевича на первом этаже по стенам развешаны! — снова беззвучно засмеялся Викентий. — Или ты боишься?

— Нет, я согласен! — почти с радостью выдохнул Павел. Ему вдруг стало невероятно легко, и раздражение отступило куда-то назад теперь, когда выход был найден. В самом деле гениальный план! Не кулаками же друг друга мутузить… — Только ты учти, я хорошо стреляю.

— А, ну да, ты ж у нас бывший военный… — спохватился Викентий. — Но ничего, я в свое время тоже тренировался. По выходным в клубе.

— Ты?

— Да, представь себе! Словно чувствовал, что мне это когда-нибудь понадобится… Маме врал, что езжу к друзьям на дачу. Она бы иначе меня не отпустила… — легко, безо всякого смущения признался он.

— Ты ее бережешь…

— Да, безусловно. Но ты напрасно иронизируешь, если бы не мама, Оленька была бы мертва… Ты должен быть благодарен моей маме.

— Ты же только что говорил, что не хотел никого убивать?..

— Да какая разница! — нетерпеливо произнес Викентий. — Хотел, не хотел… Дело сделано — отправил старушку на тот свет. Тишайшую Агнию Васильевну то есть…

— Я тебя убью! — весело произнес Павел. Ему было уже все равно, какая судьба его ждет дальше. Об Оле он старался не думать…

— А может, это я тебя… — смеясь, покачал головой Викентий. — Кстати, мы должны сделать еще кое-что. Написать предсмертные записки. Я не хочу вешать на себя лишнее убийство. А так… «Мои родные, простите меня за слабость, решил добровольно уйти из жизни, поскольку не вижу в ней никакого смысла…»

— Лихо! В детективе, что ли, каком прочитал? — покачал головой Павел, вертя в руках коробку с патронами. — Только учти, любой эксперт тебе скажет, что застрелиться из охотничьего ружья не так просто. И потом, баллистика…