День восьмой - Торнтон Найвен Уайлдер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей было стыдно за себя. Она плакала: та, которая не пролила и слезинки за последние тридцать, а может, и сорок лет, но одновременно и смеялась: протяжно, низко, почти беззвучно. Именно такой смех часто сопутствовал ее мыслям в одиночестве.
– Да, все безнадежно, но мы с вами остаемся рабами надежды. Вечер закончился, а я напилась. Мистер Толланд, сейчас вы отправитесь в постель, а проснетесь уже больным. Примерно в семь тридцать вас пронесут на носилках по улицам, чтобы весь свет увидел, как вам плохо. Вот красные чернила: пролейте их на грудь, а главное – у основания шеи. У вас также должны воспалиться железы под мышками и в паху – не забудьте накрасить эти места. Губы и рот должны быть темными: вот вам черные чернила. Когда будете лежать на носилках, разиньте рот пошире. Мы должны похоронить вас до того, как вернется мистер Бристоу. Завтра во второй половине дня, уже после того как констатируют вашу смерть, я приду к вам и расскажу, что делать дальше. Спокойной ночи, мистер Эшли.
Все еще улыбаясь, он отставил бокал.
– Я вернусь, и мы вместе будем строить Атенас.
– Нет, пусть этим займутся другие дураки – какая-нибудь другая Ада Уикершем, другой Джон Эшли, и, конечно, другой Веллингтон Бристоу.
Но все пошло не так. Совсем скоро, в пятом часу, ее разбудил громкий стук в дверь.
– Что такое?
– Госпожа, полицейские уводят Дона Хаиме, – взволнованно объявил Томас.
– Кто именно?
– Капитан Руи и Ибаньес вместе с Панчо.
– Попроси капитана Руи подождать меня, я сейчас спущусь. Кто там еще с ними?
– Дон Велантон.
– Дон Веллингтон – хочешь сказать? Он еще утром уехал.
– Он здесь.
– Пусть вместе с арестованным подождут меня в зале. Передай капитану, что я просила вспомнить Фернана.
Миссис Уикершем упомянула сына капитана, которому помогла выпутаться из весьма затруднительного положения. Одевалась она очень медленно, и только через двадцать минут вошла в зал. Закованный в наручники, Эшли сидел между двумя полицейскими, Веллингтон Бристоу, чуть ли не рыдая, бросился ей навстречу:
– Мадам, мистер Толланд – опасный преступник, убийца…
– Я думала, вы уехали утром.
– Выстрелом в затылок убил своего друга!
– Застегните ширинку!
Эта фраза, которой мальчишки обмениваются во время драки, у взрослых выражает высшую степень презрения.
– Миссис Уикершем!
– Капитан Руи?
– Да, госпожа?
– Как поживает ваша жена?
– Спасибо, хорошо.
– А Серафина и Лус?
– И с ними все в порядке.
– Как дела у Фернана?
– Хорошо, – сразу понизил голос капитан.
Миссис Уикершем холодно отвернулась.
– Доброе утро, Панчо. Доброе утро, Ибаньес.
– Здравствуйте, сеньора.
Повисла тишина, потом хозяйка дома как бы невзначай напомнила:
– Я вчера виделась с вашей матушкой, Панчо, и, кажется, ей стало лучше. Думаю, что с ней все будет в порядке.
– Спасибо вам, сеньора! Если бы не вы…
Миссис Уикершем села, хмуро глядя перед собой, избегая смотреть на Эшли и Бристоу.
– Капитан Руи, я управляю гостиницей в Манантьялесе уже много лет. Это нелегкая работа. А я всего лишь женщина, одинокая беспомощная женщина. Этим бизнесом невозможно заниматься без помощи сильного и честного мужчины – такого, как вы, капитан Руи. Я мать, и у меня сердце матери, так что простите мне волнение! Капитан Руи, вы когда-нибудь слышали о скандале или о каком-то непристойном происшествии в моем отеле? Нет! Беззащитная пожилая женщина, одна, с Божьей помощью веду дела респектабельного заведения.
Выдержав еще одну долгую паузу, она приложила кончик шарфа к глазам и продолжила:
– Но вчера произошло событие, которое меня шокировало своим бесстыдством. Я всегда считала этого человека, дона Веллингтона Бристоу, своим другом, думала, что он благородный человек, а он – аспид!
– Миссис Уикершем, я могу доказать…
– Он прокрался в комнату одного из моих гостей и украл вещь огромной ценности! Я с трудом могу говорить… от стыда. Кто этот человек, капитан Руи?
– Как кто? Это же дон Хаиме Толланд.
– Верно. Который, не требуя никакой награды, не получив от меня ни единого цента, трудился от зари до зари ради одной только любви к жителям Манантьялеса. Он так отремонтировал больницу, что теперь не стыдно принимать хоть короля, – ту самую больницу, кстати, где сейчас лежит ваша матушка, Панчо.
– Я помню, сеньора.
– Вам известно, как сестра Лауренсия называет дона Хаиме Толланда? Ее исполненные святости губы произносят одно слово: – «ангел»!
Веллингтон Бристоу сполз на колени.
– Миссис Уикершем, это же Эшли, убийца! Я могу это доказать.
– Капитан Руи, этот человек на полу, этот аспид с черным как ночь сердцем, обвиняет нашего ангела в преступлении, о котором и упоминать-то невозможно. Снимите с него наручники и наденьте их на этого обманщика и вора, и пусть Господь будет милостив к нему.
Ее приказание было тут же выполнено, а Бристоу взмолился:
– Миссис Уикершем, проявите милосердие: обещаю отдать вам половину.
– Капитан Руи, прошу, не бейте его в камере: обойдитесь с ним по-христиански, но не разговаривайте и не давайте говорить с кем-нибудь еще. Утром я навещу мэра и все расскажу ему сама. Поместите негодяя в карцер и кормите раз в день супом и хлебом. Обращайтесь с ним вежливо, но следите, чтобы ни с кем не говорил, даже с вами и с охранниками. Поздно рыдать, мистер Бристоу! Дон Хаиме, что с вами? Вы очень плохо выглядите.
Эшли, сделав вид, что не может говорить, показал на свое горло и расстегнул воротник, словно ему не хватало воздуха.
– Откройте рот, дон Хаиме.
Миссис Уикершем осмотрела его горло и в ужасе отпрянула:
