Сфера 17 - Ольга Онойко

— Ну что ты так на меня смотришь? — ухмылялся Зондер. — Да, я допускал разные варианты. Ты тоже подозревал Улли, а по-хорошему должен был подозревать и меня. В итоге, конечно, нас всех надули. Но если наш интервент — товарищ Фрайманн, тогда всё складывается просто идеально.

Идеально? Николас ошеломлённо моргнул.

— Но… — заикнулся он.

— Что? — Зондер выгнул бровь.

— Если это… новая схема?

Доктор пожал плечами.

— Схем много, результат один, — менторским тоном сказал он. — Ты это прекрасно знаешь. Мантийцы заходят с разных сторон, но добиваются одной простой вещи. Население планеты должно о них мечтать. Буквально грезить. Манта не может никого взять силой. Даже во время Великой войны они целили уничтожить флот, выкосить управленцев, сжечь инфраструктуру, но не оккупировать миры, где их очень сильно не хотели. Нет мечты, нет симпатии — о чём говорить?

Он посмеивался. Яркие глаза смотрели пристально, оценивающе, точно насквозь. Голограмма была настолько качественной, что различался каждый алый сосудик в белке. Потом Зондер сказал просто:

— Слушай, Ник, да зачем тут вообще что-то изобретать? Сразу после Гражданской Фрайманн в качестве народного героя мог бы брать Циалеш тёпленьким. Разыгрывать несколько схем сразу. А он вместо этого самозабвенно являл нам образец офицера. Зачем он это делал и зачем председатель Комитета откровенничал с Йелленом — это очень интересные вопросы, и я над ними подумаю. Но за Циа я спокоен, а потому и товарища Фрайманна не считаю врагом.

Николас сглотнул.

— Но…

Зондер покачал головой.

— Успокойся, — сказал он. — Не казнись. Ни твоё Управление, ни отдел мониторинга, ни я в принципе не могли его обнаружить. Разве что чудом. Стерлядь ему не подчинялся, он вёл параллельную линию вслепую и о существовании настоящего интервента мог только догадываться. Я сейчас припоминаю обстоятельства и думаю, что товарищ Фрайманн не просто бездельничал, а активно саботировал работу. Начиная инфильтрацию, Комитет завёл на Циа массу агентов влияния. Если помнишь, до Революции интранет ими просто кишел, да и журнальчики продавались повсюду. И куда они все делись? Были их тысячи, а на Двойку полетела от силы пара десятков. Сами увяли. Ни один не получил от главного ни помощи, ни поддержки.

Слушая его, Николас нелепо хлопал глазами. Слова Макса потрясали его едва не больше, чем раскрытие настоящей личности Алзее Лито.

Зондер полюбовался на него и фыркнул, опустив нос в чашку.

Николас молчал. Истинное положение вещей уже открылось, но нужно было найти смелость на него взглянуть… Пока что он понимал только, что у него бегают глаза. Разум его был девственно пуст. На границе сознания брезжили тени догадок и мыслей, и крепло какое-то неприятное, тёмное чувство.

Спохватившись, он поспешно проговорил:

— У меня были и другие предположения.

Он уже сам разуверился в них, но Доктору нужно было доложить.

— Излагай, — сказал Доктор, прихлёбывая кофе.

— Если прошла дезинформация? Агента действительно перевербовали, но не мы, а сам Эрт Антер. Вы подтвердили, что неуспех ученика ударил по учителю. Что, если агент сознательно провалил интервенцию с целью ослабить позиции Сана Айрве?

И Николас даже отшатнулся от голограммы: Зондер встал и перегнулся к нему через стол.

— Против учителя? — несвязно изумился Доктор. — Учителя топить? Ник, ты не понимаешь, что такое для мантийца Учитель! Это больше, чем для нас мать и отец вместе взятые! Потому что у человека отношения с родителями могут быть и прохладные, а учитель для мантийчонка… а, нереально.

Он махнул рукой — и внезапно задумался. Сел, сощурился, подёргал себя за ухо, потёр ломанный нос. Николас смотрел на него завороженно, не решаясь даже догадываться о том, что занимает его мысли. Мало-помалу лицо Зондера озарялось улыбкой хищной и вдохновенной.

— Тут есть одно любопытное обстоятельство, — вполголоса протянул Доктор, глядя куда-то вкось. — Ага, ага… Хорошо-то как. Всё складывается. Фрайманн знал о разговоре Антера с Йелленом?

— Знал.

— Учитель — это святое. Похоже, — ухмылялся Зондер, — похоже, что наш друг-интервент то ли попытался утопить, то ли утопил-таки своё начальство.

«…вам придётся посвятить остаток жизни какому-нибудь безобидному увлечению», — вспомнил Николас. На Манте нет судебной власти и пенитенциарной системы, но резкое сокращение территории вызовет депрессию и иммунодефицит, которые убьют неудачника или сделают убогим калекой…

У него пересохло во рту.

— И судя по нервной реакции начальства, — закончил Зондер, — начальство Йеллену не врало. Чёрт меня подери, да Антеру конец. Признаться, это вселяет оптимизм. Вылези он в Председатели Верховного Совета, война была бы неизбежна. Но с динозавром Айрве Неккен ещё поостережётся связываться. По крайней мере пару десятков лет, а то и больше… Ник, ты понимаешь, что это значит? Мир.

Улыбка Доктора стала светлой и исполненной невероятного облегчения. Глаза его загорелись. Николас механически улыбнулся в ответ.

И в этот момент, наконец, понял.

Ему стало страшно.

Пуля в сердце не убьёт мантийца; его убьют отвержение и одиночество, бесприютность и безнадёжность. Он не в безопасности. Сверхчеловеческие силы его организма могут исчезнуть в единый миг.

Мне нужно идти, подумал Николас. Я потерял много времени.

— И всё это, в сущности, благодаря случайностям, а фактически — благодаря вам двоим, — продолжал Доктор, добродушно смеясь. — Я бы сказал, товарища Фрайманна за такое тоже надо орденом наградить. Кстати, где он сейчас? И как тайное стало явным?

Сердце Николаса дёрнулось. Он закусил губу.

— В медотсеке.

— Как это? — Доктор насторожился.

— В него стреляли, — ответил Николас, глядя в сторону. Он хотел закончить разговор как можно скорее. Ему нужно было продолжить другой разговор.

— Кто?! — Зондер даже привстал.

— Свои. Мантийцы.

— Ого, — изумлённо сказал Доктор. — Это странно. То бишь я понимаю, почему в него стреляли. Но как он позволил себя подстрелить?

Николас проглотил комок в горле.

— Мы стояли рядом. Я… был на линии огня. Он. Меня. Прикрыл.

Последние слова стоили огромного напряжения. Николас стиснул зубы и отвёл взгляд: невыносимым оказалось понимание, что Эрвин жертвовал всем ради… До сих пор Николас совершенно не думал об этом, и вдруг это стало ясно как день.

Повисло молчание.

— Постой-ка, — озадаченно сказал Доктор, — а поподробнее?

Меньше всего Николасу сейчас хотелось распространяться на эту тему, но отмолчаться перед Зондером не удавалось ещё никому. Николас коротко описал ситуацию, рассказал про минирование «Лепестка», перехват «убитого» номера, странное поведение Эрвина по дороге. Макс слушал спокойно. Но когда история дошла до появления Эло Ниир, глаза Доктора мало-помалу начали лезть на лоб.

— Тебя? — поражённо переспросил он. — Первым делом она вцепилась в тебя? С применением боевых психотехник Комитета? Ты-то на что ей сдался… А потом? Не было видимого спора, видимой стычки?

— Нет. Они просто смотрели. Кто кого переглядит.

— Я тебя уверяю, что не просто смотрели, — пробурчал Зондер, задумавшись. У него за окном, на Циалеше, всходило солнце, освещение менялось, и огненно-рыжая его голова словно становилась ярче. — Это был бой, Ник, и страшный… тебе повезло, что тебя было кому вытащить из капкана. И они ушли? Двое? Он в одиночку продавил двоих?

— Да.

Доктора этот факт привёл в бешеный восторг, а Николас сидел как на иголках. С каждой минутой ему становилось всё тревожней. Час назад он был обманутым и обманувшимся, он поддался нелепым постыдным чувствам и подвёл товарищей, он стал марионеткой в руках врага, шпиона, ему лгали, его предали; впору было бы застрелиться, не будь его дело важнее всех личных трагических переживаний… Теперь оказывалось, что дело обстоит несколько иначе, и стыдиться ему следует другого.

«…если решишь так», — сказал Эрвин.

Он допускал, что Николас может оставить его на смерть.

И я действительно мог, осознал Николас.

Его бросило в жар, потом в холод.

Несколько мгновений он не видел ничего вокруг: взгляд заволокло горячечной пеленой стыда. Он перестал слышать Доктора, тот рявкнул и выругался… Николас с трудом взял себя в руки, коротко помотал головой.

— И что потом? — жадно потребовал Зондер.

— Они быстро вернулись, — устало сказал Николас. — Вроде бы описали круг… Мы стояли рядом. Он прикрыл меня. Я втащил его в машину, но было уже поздно… то есть для человека было бы поздно.

Если бы я остался в машине, осенило, Эрвину бы не пришлось… он бы успел уйти, увернуться от пуль. Мы бы улетели. Даже если бы они начали стрелять, у всех унимобилей мощная силовая защита и крепкие борта, они же по космосу ходят… Эрвин уже достаточно рисковал жизнью. Ему не пришлось бы… Господи, да это же я во всём виноват!