Три жизни. Роман-хроника - Леонид Билунов

— Ты не бойся, я ей ничего не скажу!

Я все еще сомневался, но задерживать Юру не мог: в случае ареста меня могли обвинить во взятии заложников. Я выглянул из-за занавески в окно. Дом оцепили солдаты внутренних войск и милиции с собаками.

— Я на улицу не пойду, — снова опередил меня Юра. — Я к бабушке всегда хожу через подвал.

Он ушел, и мы остались вдвоем с его братом. Тот глядел на меня с неподдельным интересом. Еще бы! Сидишь дома с братом, ничего не случается, даже телевизора нет, а тут такие события…

— Давай смотреть, что там происходит, — сказал я ему, и мы заняли наблюдательные посты, каждый у своего окна. Я старался держаться за занавеской: менты внимательно вглядывались во все окна дома. Так продолжалось больше часа. Внезапно все стали садиться в автобусы, в машины и уехали. Почти сразу же позвонила Галя из телефонной будки.

— Спускайся, я внизу.

Я снова посмотрел в окно: во дворе и вокруг дома не было ни души.

— Ну, прощай! — сказал я мальчику.

У меня в кармане было тысячи полторы рублей, тогда очень большая сумма. Я вынул деньги и, не считая, выложил бумажки на стол.

— Спасибо вам с братом за помощь! — поблагодарил я. — Смотри, я кладу это здесь. Скажи маме, пусть купит вам велосипеды.

— А можно компьютер? — прошептал мальчик.

Я кивнул и, потрепав его по голове, спустился во двор. Мы с Галей сели в машину и уехали. Она рассказала, как пришла в отделение милиции, заявила, что машина принадлежит ей и что муж только что заходил к ней на работу на Калининском проспекте, все рассказал и уехал из Москвы. В милиции очень удивились, каким образом я прошел сквозь такое оцепление, но, взвесив все детали, решили, что меня в этом районе уже нет, вернули Гале машину и оцепление сняли.

В который уже раз ангел-хранитель спас меня.

Жизнь полна странных совпадений.

Я вспоминаю годы, когда на меня был объявлен всесоюзный розыск. Куда деваться от всевидящего ока ментов? Я часто скрывался на даче у моего друга Игоря Щелокова. Мы были близки семьями, он захаживал ко мне домой, я приглашал его на семейные праздники. До сих пор храню стихотворение, которое он написал мне на день рождения. Несколько раз, когда я отсиживался на Игоревой даче, приезжал его отец. Странность ситуации заключалась в том, что его отец возглавлял то самое ведомство, которое отчаянно гонялось за мной по всей стране. Это был министр внутренних дел Щелоков.

— Мой друг Леня, — представил меня в первый раз Игорь.

— Рад познакомиться! — сказал главный мент Советского Союза и пошел собираться на рыбалку.

Разумеется, он не знал меня в лицо и, кроме того, доверял сыну. Но положение, согласитесь, складывалось любопытное.

Как-то осенью Игорь позвал меня на рыбалку возле Николинской горы. Собрался весь генералитет министерства. Все были одеты по-спортивному, но я все же слегка опасался, что меня могут узнать, тем более что увидел того генерала, который как раз и занимался моим розыском. Должен же он хотя бы проглядывать портреты тех, кого ищет!

— Не беспокойся, — шепнул мне Игорь, которого это явно забавляло. — Никому не придет в голову…

Рыбы наловили в тот вечер немало. Попалось несколько красавцев судаков. Сварили тройную уху, пекли на костре картошку, выпили пару ящиков водки.

Помню, я замерз и прилег согреться в одни из газиков. Игорь увидел и послал как раз того, «моего» генерала включить мотор, чтобы я не замерз. Оказалось, это был его газик. Генерал включил зажигание и вернулся к застолью. Через четверть часа Игорь послал его открыть и вновь закрыть дверь газика, чтобы я не задохнулся. Так и бегал мой генерал почти весь вечер, через каждые десять минут открывая дверцу машины, и невдомек ему было, о ком он так бережно заботился.

Дача Щелоковых долго оставалась одной из редких законченных построек на Николиной горе, хотя уже многие начали застраивать участки в этом лесу. Лет через восемь после той памятной рыбалки, когда я был уже на легальном положении, я допоздна засиделся у Игоря в субботу, и на следующее утро он позвал меня в соседнюю церковь в село Успенское.

Я никогда не был в этой церкви раньше, да и не знал о ее существовании. Церковь поразила меня своим состоянием. Купол зиял дырами на месте сорванных ветром листов кровли, креста и колоколов не было, решетки на окнах сохранились, но ни витражей, ни даже простых стекол не было и следа. Никто бы не заподозрил, что в таком храме можно служить и отправлять требы. Однако не старый еще священник с черной бородой-лопатой, почти без седины, которая появится на моих глазах позже, в ветхой заплатанной ризе, служил строго и истово. Ему прислуживал мальчик без всякого облачения, одетый так, словно он пришел на спортплощадку. Кроме нас, в храме собралось человек пятнадцать — все больше старухи. Правда, я прикинул, что эти старухи наверняка были в свое время комсомолками двадцатых, отпетыми атеистками и гонительницами веры. Приглядевшись, я увидел двух-трех молодых мужчин, прятавшихся среди старух.

Изнутри церковь являла собой еще более тяжкое зрелище. Облупленные стены были в трещинах, на обнаженных кирпичах следы сырости, кое-где на стыках нежная зеленая поросль плесени. Пола практически не существовало. Должно быть, деревянные половицы в свое время растащили на дрова. Еще десяток лет, и ни за какие деньги ее нельзя будет отремонтировать. Кровля рухнет, и на месте церкви будет поросший кустами курган — я видал такие курганы, оставшиеся от разрушенных в революцию монастырей и часовен.

Хора не было, и временами священник обращался к присутствующим, делая им жест, приглашавший подпевать вместо хора, и мы все подхватывали вслед за ним, так что получалось даже неплохо.

После службы Игорь пригласил батюшку к себе. Так я познакомился, а потом и подружился с отцом Сергеем.

В тот вечер за традиционной русской чаркой водки мы проговорили с батюшкой далеко за полночь.

— Давно вы тут служите, отец Сергей? — спросил я.

— Да вот с полгода как мы с матушкой сюда перебрались, — охотно ответил он.

— И дети у вас есть?

— А как же? Двое.

— А приход большой?

Отец Сергей пожал плечами, явно не зная, как ответить. Мы помолчали, снова выпили, а потом он заговорил.

— По площади большой, говорят, больше государства Лихтенштейн — у нас, знаете, теперь очень любят такие научные сравнения. А что толку? Прихожан мало, везде бедность… Вы даже не можете представить себе эту жизнь. Словно люди привыкли годами жить на помойке. При самом худшем крепостном праве такого не видано было… А церковь ведь живет прихожанами! Да вы сами, небось, заметили…

— Что можно сделать конкретно? — спросил я, потому что привык всегда искать действенное решение.

Отец Сергей опять пожал плечами.

— Тут заколдованный круг: чем больше, чем богаче приход, тем больше ему помогают — и епархия, и государство. А мы что? Нас практически не существует! Я хлопочу, но надежды мало… Реставрируют церкви в Москве, в Загорске, туда иностранцы ездят. А тут… — И он махнул рукой.

Приглашенные стали расходиться. Игорь пошел их провожать, мы остались вдвоем. Выпили по последней, как говорят в России, на посошок, чтоб дорога была гладкой.

— Скоро тут все изменится, — напомнил я отцу Сергею. — Николина гора застраивается, народ съезжается со всей Москвы — и народ не бедный! Я многих знаю, и среди них немало верующих.

— Дай-то бог! — перекрестился батюшка и стал собираться.

— Простите, батюшка, — полюбопытствовал я. — Я правильно говорю: отец Сергей? Или надо «отец Сергий»?

— Сергей, — ответил тот. — Я же не иеромонах. Монахи, те урожденное имя меняют в монашестве, был Сергей — стал Сергий, как Сергий Радонежский. Или Валерий становится отцом Марком. Нет, я просто Сергей, так меня родители назвали и окрестили при рождении.

Через несколько дней я привез ему прораба, который прихватил с собой стекольщика и пару рабочих. Застеклили самые нижние окна, к которым можно было добраться без лесов, со стремянки, временно заделали дыры на месте выпавших кирпичей, выправили дверь, поставили временный замок, пока не будет починен тот, старинный, что в ней стоял с самого начала, и, закрыв церковь на ночь, пошли к батюшке пить чай.

— Вы не представляете, сколько здесь работы! — отговаривал нас отец Сергей. — Тут огромную массу денег нужно вбухать.

— Деньги найдем, — пообещал я ему.

Все эти дни я чувствовал прилив энергии. Говорят, что мужчина должен в течение жизни родить сына, построить дом, посадить дерево… Построить церковь дано не каждому.

Я собрал все свободные деньги и дал отцу Сергею, чтобы он заказал колокола. Без колоколов — что же это за церковь? Не знаю, где и как раздобыл батюшка колокола, но через несколько месяцев они уже оглашали всю округу звонкими голосами, приглашая всех, кто считал себя православным, на службу и на молитву.