Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я здесь! — послышался жалобный голос, который, как казалось, выходил из огромного камина, где на медленном огне томился огромный котел с капустой под свиным салом.
Что-то зашевелилось в углублении у очага, где стояли каменные скамейки. Изящный силуэт пажа, стянутый сюрко[80] из темно-коричневой шерсти, вынырнул из темноты и приблизился, освещаемый слабым светом, пробивавшимся из темных квадратиков окон.
— Так, Беранже, — начала возмущенным голосом Катрин, — где же вы были? Сегодня утром я вас ждала, искала, а…
Она остановилась на полуслове, пораженная глубокой грустью пажа, отпечатавшейся на его лице. Ссутулившись, опустив голову, с дрожащими уголками губ, так что казалось, он сейчас заплачет, Беранже являл собой само воплощение скорби.
— Боже мой! Но что с вами?! Можно подумать, что вы потеряли близкого человека.
— Оставьте, моя дорогая, — перебил Тристан. — Мне кажется, я знаю, в чем дело!
И обратился к «несчастному» мальчику:
— Вы пришли слишком поздно? С ним случилась… какая-нибудь неприятность?
Беранже отрицательно помотал головой и сказал с сожалением в голосе:
— Ничего, мессир! Все прошло очень хорошо. Я вручил письмо, которое вы мне дали, и его немедленно отпустили.
— Ну? Вы должны быть довольны?
— Доволен? Да… конечно! О! Я доволен, мессир, и я вам так благодарен, но…
— Вы можете сказать, о чем идет речь? — спросила Катрин, с удивлением следившая за разговором, тема которого была ей совершенно не ясна.
— Об этом неугомонном студенте, некоем Готье де Шазее, чей арест вы вчера видели и которым заинтересовался мальчик…
Тристан рассказал, как накануне вечером, когда он пришел в гостиницу доложить Катрин об аудиенции у коннетабля, молодой Рокморель робко поведал ему о стычке, свидетелями которой он и его госпожа явились за несколько часов перед этим в окрестностях Малого Шатле. Он сказал, что мадам де Монсальви заинтересовалась судьбой рыжего студента и обещала постараться вытащить из истории этого паладина, так доблестно и преданно сражавшегося за дам. Обещание, которое, вполне естественно, вытеснило из ее головы другие более важные заботы, но о котором он, Беранже, охваченный внезапным восхищением «светочем мира», не забыл.
— Думая доставить вам обоим радость, — заключил Тристан, — я сегодня утром отправил с этим мальчиком приказ об освобождении, чтобы он мог сам при нем присутствовать. Мессир де Тернан подписал мне приказ по дружбе. Поэтому я был несколько удивлен вытянутым лицом вашего пажа. Я был уверен, что он явится сюда или отправится в какой-нибудь другой кабачок, чтобы со своим новым другом отпраздновать событие.
— Беранже, пора объяснить нам, что случилось на самом деле, вместо того чтобы смотреть на нас полными слез глазами. Этот юноша был не рад, что его освободили?
— О, напротив! Он был счастлив. Он спросил меня, кто я такой и как это мне так ловко удалось его вытащить из тюрьмы! Я ему ответил. Тогда он меня расцеловал… и бросился удирать со всех ног, на ходу крича: «Большое спасибо, друг! Может быть, мы еще встретимся! А пока что, будь так любезен, извини, но я бегу к кумиру Марион. Она мне кое-что должна, а с обязательствами никогда не следует затягивать». И исчез по направлению улицы Сен-Жак.
— Да, — проворчал Тристан, — маловато для благодарности. Вот и хлопочи после этого за людей. И что же вы делали, что вернулись так поздно?
— Ничего… Гулял по берегу реки, смотрел, как проходят баржи и шаланды. Я чувствовал себя совсем одиноким… немного потерянным. Мне хотелось видеть людей. Потом я пошел по направлению больших коллежей…
— И потом, — продолжила, улыбаясь, Катрин, — поскольку вы не встретили того мальчика, который вам так запал в душу, вы все-таки решили вернуться. Не переживайте, Беранже, вы совершили доброе дело, и совершенно бескорыстно, раз вам не предложили дружбы, которой вы так желали.
— Это правда! Я бы так хотел стать его другом! Я хорошо знаю, что рядом с парижским студентом — я только ничтожный деревенский невежда…
— Вы прежде всего храбрый мальчик, который сделал даже слишком много для неблагодарного фанфарона. Забудьте его, как забыла о нем я. Я заинтересовалась им только потому, что он напомнил мне потерянного друга. Не будем думать об этом! Завтра, как только откроют ворота, мы уезжаем в Тур.
— В Тур?
— Ну да. У вас не получилась дружба с мятежным школяром, но вы, возможно, увидите короля, — сказала Катрин с меланхолической улыбкой. — Это стоит того… хотя наш государь и не славится своей красотой.
— Короля? Да… конечно! — вздохнул без всякого воодушевления Беранже, которого было действительно трудно утешить.
Однако его безразличие к земным делам не влияло на его аппетит, и он с такой же прожорливостью, как и накануне, уничтожил свой обед. После ухода Тристана Эрмита Катрин отправилась в церковь Сент-Катрин-дю-Баль-дез-Эколье, где долго молилась, а паж позволил себе снова долгую прогулку по Парижу. И поскольку эта прогулка должна была стать последней, он продлил ее, как только мог.
С наступлением вечера Золотой Орел наполнился шумом и гамом. Трактир у освободителей сразу приобрел такую же славу, как и у оккупантов. Как только на город стали спускаться сумерки, множество солдат расселись вокруг закапанных вином и воском столов, чтобы поужинать, осушить кувшины и поиграть в кости.
Катрин и Беранже предусмотрительно заказали себе ужин в комнату, и, когда был проглочен последний кусок и служанка убирала остатки еды, Катрин отослала пажа и стала готовиться ко сну.
Отъезд был назначен на раннее утро, и надо было выспаться. Тристан будет здесь со звоном первых колоколов, так как собирался сопровождать путешественников до Лонжюмо.
Катрин спокойно совершила свой ночной туалет. Долгое время, проведенное в сумерках церкви, вернуло ей полное самообладание. Священник, которому она исповедалась, освободил ее от неприятного воспоминания о временном опьянении и о сцене соблазнения несчастного Тристана. Наконец ей удалось успокоить свою душу.
Теперь она могла относительно спокойно подумать над той задачей, которую ей предстояло выполнить в Type и которая в конечном счете не представлялась ей очень трудной. Она была полностью уверена в своих друзьях при Дворе; разве можно было усомниться в том, что ей удастся получить помощь королевы Иоланды, своей вечной покровительницы?
Что же касается положения, в котором оказался Арно, ее тревоги утихли. Она хорошо знала рыцарей из Верхней Оверни и особенно этих неустрашимых Рокморелей, чья смелость и упрямство могли свернуть горы.
В течение всего дня она мысленно следила за их скачкой по следу беглецов и думала о том, что, возможно, к этому часу они уже настигли Арно