Красная волчица - Николай Кузаков

— Вы институт окончили? — спросил Димка.

— Нет. При институте есть специальное отделение, которое готовит кадры для северных народов. Оно приравнено к педагогическому училищу. Вот это отделение я в прошлом году и окончила. Сюда попала по распределению. А вы думаете по отцовской линии пойти?

— Нет. Хочу стать журналистом.

— Это вы хорошо придумали. О нашем крае почти ничего еще не написано. Что бы вы хотели почитать?

— Шишкова что-нибудь есть?

— Рассказы.

— Запишите.

Димка взял два томика рассказов.

— Заходите, — пригласила Хаикта.

— Обязательно приду. До свидания.

Димка сбежал с крыльца. К школе подходила Ленка.

— Я тоже в библиотеку.

— Иди, я тебя подожду…

Он спустился к реке. День уже набрал силу. Припекало. Над протоками с криком метались чайки. За рекой, пониже яра, пламенели заросли шиповника.

— А я стихи Пушкина взяла, — сообщила Ленка.

Димка, глядя на реку, прочитал:

Прощай, свободная стихия!В последний раз передо мнойТы катишь волны голубыеИ блещешь гордою красой.

Некоторое время они шли молча. Ленка была под стать Димке, высокая, гибкая. Глаза большие карие. Такая бровью поведет, пойдешь за ней хоть куда.

— Ты как будто не рада, что домой вернулась? — Димка вопросительно посмотрел на Ленку. Та потупилась.

— Дима, скажи, ты Томку Поморову любишь?

— С чего это ты взяла? — удивился Димка.

— Ты же на Громовом полустанке ее поцеловал.

Димка почувствовал, как к его щекам прилила кровь. Он ничего не обещал Ленке и тем не менее сейчас испытывал чувство вины перед нею.

— Мы с ней поспорили, кто знает больше названий цветов, — оправдывался Димка. — Я проспорил. Томка и говорит: «Раз проспорил, поцелуй меня». Я и поцеловал.

— Правда?

— Я тебе никогда не врал.

— А я бог знает что подумала. — Ленка сразу повеселела, дотронулась до Димкиной руки.

— Пойдем завтра утром на луга. Я знаю, где много жарков растет.

— Пойдем.

На угоре показались Андрейка, Вадим Зарукин, Тамара Поморова и Светка Круглова.

— А мы их ищем… Пошли на Матвееву гору, — позвал Андрейка.

— Пойдем? — спросил Димка Ленку.

— Пойдем.

— Подождите, я книги отнесу.

Дома на крылечке сидели Семеновна и тетя Глаша.

— Далеко собрались? — спросила Димку Семеновна.

— В лес.

— Глядите там, осторожней.

Семеновна с тетей Глашей смотрели вслед ребятам. Димка был выше своих сверстников. Его походка напоминала Семеновне молодого Василия.

— Давно ли сыновья наши табунились, а вон уж и внуки оперились.

— Бежит время, — вздохнула тетя Глаша. — Дима у них за коновода.

— Он, — кивнула Семеновна.

— Ох и хватит он в жизни горюшка, — протянула тетя Глаша.

Семеновна с удивлением посмотрела на нее.

— Ты, девонька, че мелешь-то? Сплюнь!

— Уж шибко красивый, — не слушая Семеновну, продолжала тетя Глаша. — Ты только погляди, как на него девчонки зыркают.

— Если любо им, пусть зыркают. Дело молодое. А тебе-то какая печаль?

— Как не печалиться? Не чужой, поди. Испортят парня. А какая за него выскочит, вволю наплачется.

— Вот заладила. С чего бы она плакала? Не урод, и умом бог не обидел, — защищала внука Семеновна.

— Я тебе об чем и толкую: шибко красивый. А у них, у красивых, сердце-то и бывает непутевое.

— А ты почем знаешь? — начинала сердиться Семеновна. — Или любила красивых-то?

— Как не знать, поди, среди людей век-то прожила, всего насмотрелась.

— А твой-то Ганя скоро жениться? — переменила неприятный разговор Семеновна.

— Кто его знает.

— Поди, и невеста есть.

— Как не быть: молодой, видный, орден имеет.

— Вот горе-то, — сокрушалась Семеновна. — Че ей теперь, век в девках куковать?

— И не говори, — безнадежно вздохнула тетя Глаша.

— Подождет-подождет да и выйдет за другого.

— Знамо, выйдет.

Расстроенная тем, что невеста Гани может выйти замуж за другого, тетя Глаша поднялась.

— Засиделась я у тебя.

— Ты куда? — удивилась Семеновна. — Ятока домоет полы, да чаевать будем.

— Побегу я. Курки бы в огород не залезли.

— Вот ты такая супротивная и есть, — обиделась Семеновна. — Дались тебе эти курки.

— И собачонка Юлька не кормлена. Спозаранку куда-то унеслась.

— Куда она денется? Утром с нашими собаками бегала.

— Нет, я уж догляжу…

По угорному закрайку поскотины на дальние луга вела узкая тропинка. Над горами размашисто горела заря.

На реке, точно подкрашенные брусничным соком, набегали одна на другую волны. Ятока шла неторопливо. У куста черемухи она присела на валежину. Вдали горы. Кто сказал, что они не живые? У каждой горы, как и у человека, свой характер, свой голос, свое лицо. Вот и Гора Матерей. На голове ее шаль из вечных снегов. С плеча спадает накидка из темного стланика, к груди припал ребенок из серого гранита. Величава и неприступна таежная женщина…

У подножья горы чаша с золотистой каемкой песков. Со дна ее голубыми кругами поднимается горячая вода. Ятока с крохотным Димкой прожила возле горячего ключа около трех недель. И Гора Матерей послала им здоровье и силу.

Погасла заря. Над заречными горами распласталась серая тучка. Задымилась река. Из прибрежных кустов донесся нервный крик какой-то птицы и тотчас оборвался. Он напомнил Ятоке смех Загорской. И сердце будто обдал снежный колючий вихрь, выхолодил душу. «А Ирина шибко похожа на Васю. Глаза его. Губы его, — думала Ятока. — Пошто от меня все скрыл? Как-то неладно жить Вася стал. Один раз обманешь — поверят, в другой раз правду скажешь — не поверят».

Ятока поднялась и побрела к деревне. В небе зажглись звезды, на траву упала роса.

— Ты это где, моя-то, потерялась? — на крыльце Ятоку поджидала Семеновна.

— У Жени была. Потом на луга ходила.

Ятока села рядом с Семеновной.

— Тянет в лес? — посочувствовала Семеновна.

— Охота родные места посмотреть.

— Есть-то будешь?

— Нет, не хочу.

— Хоть молочка выпей.

— Дима спит?

— Спит. Намаялся за день-то. Где-то сейчас Вася? — вздохнула Семеновна.

— Ондатров отловили ему в соседнем районе. За ними уплыл.

— Все время так мается?

— Много ездит. Дома совсем мало бывает. Больше в тайге живет.

— Как охота мотаться по чужим краям? — сокрушалась Семеновна. — Охотник он добрый. Жил бы дома и горюшка не знал.

— Я тоже так думаю, — согласилась Ятока. — А Вася говорит, тайгу разорили, кто о ней, кроме нас, позаботится? Вот он и ходит, смотрит, какого зверя промышлять можно, а какого разводить надо. Тайга большая, забот много.

— Дима какое-то себе чудное дело нашел.

— Журналистом хочет быть.

— Во-во. Тоже, поди, весь свой век мотаться по белу свету будет?

— Дима — мужик, пусть сам себе дорогу выбирает.

— И што за молодежь пошла, все из своих гнезд бегут, будто на чужбине их медом кормят. — Семеновна подняла глаза на Ятоку. — Пошто еще ребеночка не заведете? Или Вася не хочет?

— Вася шибко девочку ждет. Однако, нет больше детей, — виновато ответила Ятока.

— Не печалься, будут, — успокоила ее Семеновна. — Молодые еще.

На лугу заржала лошадь. По деревне прокатился разноголосый лай и оборвался.

— Засиделись мы с тобой, — Семеновна, придерживая рукой поясницу, встала. — Пора на покой.

— Я в амбар схожу, Диму погляжу, — поднялась следом и Ятока.

Ленка не могла понять, что с ней происходит. То ей было весело и хотелось петь, смеяться, то вдруг наваливалась тоска и никого не хотелось видеть. Вот и сегодня она одна ушла в поле за диким луком. И не заметила, как вечер подошел. Ленка спохватилась и заторопилась домой. Тропинка петляла среди прибрежных зарослей. Над низиной поплыла росистая прохлада. Ленка вышла к черемушнику и замерла: с темно-коричневых кустов бесшумно осыпался цвет, и среди густой травы вилась белая тропа. С давних времен у забайкальцев существует поверье: если летом охотник пройдет по белой тропе, то ему весь год будет сопутствовать удача. А если девушка ступит на нее, то ее любовь будет счастливой. «Пойду позову Димку, — мелькнула у Ленки мысль. — И мы вместе с ним пройдем по белой тропе. Только он пусть ничего не знает. Скажу я ему об этом… когда мы поженимся… в день свадьбы. Как он удивится. Потом назовет меня как-нибудь ласково. Как он меня будет звать? Северяночка… Зоренька…» Ленка подошла к домам, но так и не могла решить, как ее будет звать Димка.

На угоре она догнала Андрейку с Димкой.

— Вы это куда?

«На Золотую поляну, — ответил Димка. — Только за Вадимом зайдем. А ты придешь?