Волнолом - Владимир Прягин

- Стихи? - изумился Генрих. - С каких пор ты склонна к романтике? Или это так проявляется твоя вторая, еще не отравленная натура?

- Научный интерес. У меня тут баллада о храбром рыцаре, которого красотка-колдунья заманила в свои владенья. Автор, правда, неизвестен. Фольклор.

- Рыцарь там, насколько я помню, спасся.

- Да, спасся, - кивнула Сельма. - Прямо как в жизни. Вырвался из этого треклятого Дюррфельда. И больше никогда туда не вернулся. Нашел себе в столице жену и жил с ней долго и счастливо.

Генрих долго молчал, переваривая услышанное. Сельма глядела куда-то мимо него, рассеянно водя пальцем по переплету. Ветер за окном уже не завывал непрерывно, а лишь вздыхал, как охрипший пес.

- Ладно, - произнес Генрих. - Раз мы опять подняли эту тему, поговорим конкретно. Я, по традиции, расскажу тебе, что я понял. А ты будешь комментировать.

- Начинай.

- Итак, ты решила изменить прошлое. Выяснила, что переместиться туда материально - нельзя. Можно только воздействовать на чье-то сознание. Да и то в редких случаях. Объект воздействия не пойдет против своей натуры. Человек в прошлом сделает то, что нужно тебе, только если и сам готов был так поступить. Да, вот именно. Надо выбрать момент, когда история уже готова была свернуть. Оставалось лишь подтолкнуть ее аккуратно. Или даже не подтолкнуть, а подуть, пошептать на ушко.

- Да. Но это все - прописные истины. Зачем ты их повторяешь?

- Это преамбула. Далее. По каким-то критериям ты сочла, что ключевой момент - это встреча Роберта с травницей. Они поболтали пару минут, и у них возникла симпатия. Но, видимо, был какой-то крошечный штрих, из-за которого все могло пойти по-другому. Случайное слово в момент знакомства, способное разрушить идиллию. В исходной реальности это слово уже готово было сорваться с губ, но так и не прозвучало. Теперь же, образно выражаясь, ты дернула кого-то из собеседников за язык. В результате, они разругались, разошлись по своим делам, и никакого романа не получилось. Это я, конечно, утрирую. Просто ради примера.

- Я поняла.

- Что это было за волшебное слово? Какой конкретно штрих изменился? Данный вопрос мы пока отложим. У меня еще нет ответа. В любом случае, эта парочка, барон с травницей - объект твоего воздействия. Цель, по которой ты бьешь из будущего. Тут, по-моему, сомнений нет.

- Давай дальше.

- Дальше - выбор оружия. Тебе нужны были 'лупы', чтобы направить через них поток света. Пришлось найти для этого подходящие жертвы. Проще говоря, решить, кого убивать. Да, Сельма, да! Обойдемся без эвфемизмов, и не сверкай на меня глазами! Убийство - именно так это называется!

- Будешь читать мне проповеди?

- Нет. Все равно бесполезно. Поэтому вернусь к фактам. Поначалу я недоумевал, какая между жертвами связь, но постепенно все прояснилось. Первый убитый - кучер. Это пристрелка. Требовался очевидец событий в Дюррфельде, чтобы задать потоку общее направление. Следующий шаг - тонкая настройка. Привязка к цели, к нашей влюбленной парочке. Кто для этого подойдет идеально? Конечно же, общий ребенок этих двоих. Аптекарь. С его смертью дорога в прошлое открывается.

- Верно.

- Далее. История, как мне сегодня напомнили, осознается и закрепляется через текст. Значит, нужен ученый, работающий с архивными документами. Тут, наверно, был выбор. Но главным специалистом конкретно по той эпохе считался профессор Штрангль. Ты ему позвонила, убедилась, что он подходит. И нанесла удар. Ну и, наконец, верховный хронист. Здесь все очевидно. Окончательное и полное закрепление. Четыре жертвы по формуле: 'Первый подскажет, второй откроет, третий поймет, четвертый запишет'.

- В логике тебе не откажешь.

- В новом мире эти люди тоже мертвы. Профессор, кучер, хронист. Правда, с аптекарем непонятно. Его аналог тут даже не существует. Он попросту не родился, ведь травница осталась бездетной. Значит, симметрия нарушается. Вся конструкция, по идее, должна рассыпаться...

- Не рассыплется, не волнуйся. Аналог есть.

- То есть как это?

Сельма, обернувшись через плечо, позвала негромко:

- Покажи себя, Нерожденный.

Генрих почувствовал, как шевельнулись волосы на затылке. Человек-клякса, выйдя из полутьмы, остановился прямо у него за спиной. Во всяком случае, в зеркале это выглядело именно так. Усилием воли Генрих подавил желание обернуться.

Сгусток, обозначавший у кляксы голову, уплотнился и стал обретать черты. Прорезался рот, проступили скулы, обозначились глазницы и нос. Генрих с трудом, но узнал лицо - видел его несколько дней назад на фотографии из аптеки.

- Как? - пробормотал он. - Как ты его...

- Давай не будем вдаваться в технические детали. Главное, что он существует. Завтра познакомитесь ближе. Ступай, Нерожденный. Когда надо, я позову.

Клякса отступила куда-то в угол и пропала из поля зрения. Генрих сидел, утратив дар речи. Сельма невозмутимо осведомилась:

- Ну что же ты замолчал? Продолжай, будь добр. Аудитория заждалась.

Генрих разозлился - не столько даже на ведьму, сколько на себя самого. Чего он замешкался, в самом деле? Мало видел за эту неделю страшных чудес? Да плевать он хотел на все эти фокусы! Никакая клякса ей не поможет...

- Продолжаю, - сказал он. - Помимо прямых последствий, твоя вивисекция над историей вызвала еще... ну, скажем так, незапланированное эхо. Чертополох пророс на местах убийств. Его запах распространился во времени. Учуял даже несчастный проходчик Йохан, твой подопытный в Жженом Логе...

- Йохан? - теперь удивилась Сельма. - Откуда ты про него узнал?

- Есть источники, - многозначительно сказал Генрих. - Не отвлекайся. Цветы, запахи - это материальное эхо. А было еще информационное. К примеру, твоя баллада, которую сочинил неизвестно кто. Герб у 'стекольщиков', на котором появились колючки, хотя никто их не рисовал. Мои вещие сны о Дюррфельде, твои - о знакомстве с будущим мужем.

- Эхо, - кивнула она задумчиво. - Да, можно и так назвать. Принимаю. Куда нас теперь ведет твоя логика?

- Она возвращает нас к основному вопросу. Какая деталь рассорила барона с девчонкой? Что ты им нашептала? Впрочем, круг поиска можно сузить. Ты утверждаешь, что не копалась в мозгах у Роберта. Похвальная щепетильность...

- Дело не в щепетильности. На кого мне проще воздействовать через разум и чувства? На того, кто более или менее похож на меня. В идеале, это должна быть женщина с сильным чернильным зрением...

- ...но сойдет и с талантом знахарки. Так? Ведь это две стороны одной и той же медали, как ты однажды заметила.

Она посмотрела на Генриха с уважением:

- Да, совершенно верно.

- Значит, объект воздействия - травница! Еще один кусочек мозаики! Давай же, Сельма, признайся - что она там сболтнула с твоей подачи, если барон от нее сбежал?

- Ты молодец, Генрих, - сказала Сельма. - Почти обо всем уже догадался. Правда, тебе немного мешает инерция мышления, свойственная всем людям. Сделай один шаг в сторону, сойди с наезженной колеи, и тебе откроется вся картина. Я уверена, ты сумеешь. Жаль только, что все душевные силы, всю энергию ты тратишь на то, чтобы разрушить мою работу.

- А на что еще мне их тратить? Мир, возникший по твоей милости, очень болен. И дело не только в крушениях и авариях. Неужели не видно, что получилось совсем не то, к чему ты стремилась?

- Ладно. И где же я ошиблась, по-твоему?

Сельма смотрела на него, не мигая, и Генрих не мог понять - шутит она или спрашивает всерьез. Но почувствовал, буквально ощутил кожей, что должен ответить если не по уму, то хотя бы по совести. Потому что сейчас ему задали самый главный вопрос за все эти безумные дни. А может, и за последние четверть века.

- Я не историк и не философ, - сказал он, подбирая слова. - Я боюсь делать обобщения, потому что рискую сморозить глупость. Упомяну лишь то, что видел собственными глазами. Я родился и вырос в стеклянном веке. Был тогда юношей, но уже вполне понимал - что-то идет не так. Экономика не справлялась. А великая идея насчет того, что источник силы - сам человек, поблекла... Стоп, нет. Сформулирую по-другому. Идея-то осталась великой. Просто ее заболтали и замусолили так, что почти перестали воспринимать. И она уже не могла заслонить собой экономическую нелепицу.

Он сделал паузу, но Сельма не торопила.

- Потом была 'перекройка'. Болтовни стало еще больше - Его Величество просто не умолкал. Но конкретные вопросы решал не он, а новый канцлер от Железного Дома. Все заполонили машины. В быту стало лучше, а вот на идею плюнули окончательно. Тогда и вмешалась ты.

Она все так же сидела молча.

- Ты вернула стеклянный век из небытия. Но это - лишь суррогат. Подделка. Потому что история не терпит насилия над собой. В одну реку не входят дважды. Идею из отжившего мира не приколотишь гвоздями к новому. Она, идея, осталась где-то там, в прошлом. А без нее можно только орать в 'беседке' про былое величие. Забавно, кстати: громче всех орут почему-то те, кто настоящий стеклянный век и в глаза не видел. Потому что родились, когда он уже закончился.