Легко (сборник) - Сергей Малицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Из толпы зимней бабочкой выпорхнула Софья Ивановна.
— У вас телевидение было?
— Да, Илья Петрович.
— Ну и как?
— Злятся. Репортер сказал, что снимать пустые койки и палатки не будет. Неинтересно.
— Видели? — усмехнулся Грядищев. — Неинтересно! Им трупы подавай. Кровь. Скандалы! Ну, уж извините. Чего нет, того нет!
— А как же, — Владлен прокашлялся. — У меня есть информация, что представитель МЧС выпал из вертолета?
— Выпал? — Илья Петрович расхохотался. — Ничего подобного. Спрыгнул! Метров с пяти. Служебное рвение. Излишнее служебное рвение. Тоже думал, что у нас тут проблемы. Мы за ним в бинокль наблюдали. Кажется, даже ногу повредил. Нога не голова, заживет, и не заметишь. Главное, чтобы человеком хорошим остался в памяти потомков. А вот и аттракционы!
Илья Петрович остановился у карусели и довольно засунул руки за ремень. Весело визжали детишки. Сновали замученные, но счастливые курсанты в белых халатах с молодыми девчонками, от которых приятно пахло ванилью и шоколадом. Откуда-то сбоку тянуло запахом шашлыка и ароматом каких-то чудесных азиатских яств. Танцевали цыгане с побитым молью или кнутом медведем. Врезались в толпу остервенелые затейники. Все шло своим чередом. Как счастливый режиссер массовых представлений, которому доверили морочить голову большому количеству людей и при этом щедро профинансировали, Илья Петрович отдавал незаметные и внешне бессмысленные указания, и праздник продолжался, рос, разрастался и под влиянием горячительных напитков, заразительного веселья и контраста с суровой реальностью постепенно превращался в чудный карнавал и разрешенное всеобщее легкое помешательство. И вот, когда энергия веселящейся толпы накопилась и достигла апогея, грозя плеснуть беспределом, когда загудели конденсаторы тысяч душ и пошли вразнос моторы тысяч сердец, когда набухли шаровые молнии грозящего разряда, Илья Петрович шевельнул плечом, взял за одну клешню Гусева, за другую Семенова и рванулся сквозь толпу! Гусев схватил за руку Владлена, Семенов — Василия Николаевича, те, повинуясь гипнотическому зову далеких языческих предков, еще кого-то, и вот поползла, полетела через толпу, скручиваясь спиралью, диковинная двойная змея, замыкая в единый проводник, разряжая и успокаивая наполненную первобытным экстазом сумятицу человеческих тел.
— Вы шаман! Точно шаман! — задыхаясь, прохрипел слюнявыми губами Владлен на ухо Грядищеву. — Вас! Вас туда надо! Вас надолго хватит! Только вы там выживете! Я что? Я пыль, грязь! Там все, как вы, но… — и безвольно заткнулся, снова почувствовав себя кроликом.
— Не время, Владлен, — улыбнулся Илья Петрович. — Сила придет, когда мерзость себя растратит, даже если тратит себя она не попусту. А вот и наши гражданские добровольцы — «серафимы».
Через толпу теле и радиокорреспондентов и представителей печатного слова, окруживших Илью Петровича плотным кольцом, наконец, пробрались Федоткин и Вангер.
— На самом деле пора, — сказал Федоткин.
— Если быть точнее, пора на самом деле, — подтвердил Вангер.
— Ну, если пора, значит, пора, — согласился Грядищев, залез на хлипкие деревянные мостки, достал из ладони радиомикрофон и выдохнул. — Друзья мои!
Толпа стихла.
— Друзья мои! Некоторые астрономы тут говорят нам, что сегодня в наш зарождающийся городской праздник на наш город с неба упал метеорит. Правда ли это?
Толпа сдержано засмеялась.
— Случай, конечно, заурядный. Тысячи тонн метеоритного вещества ежегодно падают на планету, и пусть почти все сгорает в атмосфере, почему бы одному кусочку не долететь до нашего города?
Толпа засмеялась громче.
— Конечно! У нас минимизирована преступность. У нас вовремя зарплата и пенсия. У нас не умирают от СПИДа. Поезда у нас не сталкиваются и самолеты не падают. Несправедливо! Пусть хоть камень с неба!
Толпа раскатилась хохотом.
— Так был он или не был? Или это удачная или неудачная шутка? Или чей-то недобрый умысел? Убедимся в этом сами. За мной, друзья мои!
С этими словами Илья Петрович спрыгнул с трибуны, натянул на лицо маску Арлекина, схватил за руку Владлена и шагнул в зону. Захрустели под ногами опавшие лепестки. Задрожали тропические ветви. Курсанты растащили часть заграждения, и наряженная толпа, выстроившись тупой свиньей, как это сделали согласно недостоверным источникам немецкие рыцари на льду Чудского озера, двинулась в открывшиеся ворота вслед за Грядищевым.
— Споемте, друзья! — громко сказал в микрофон Грядищев, и толпа дружно подхватила торжественную песню, которая начиналась с этих же самых слов. И вот, напевая и вдохновляясь собственным единодушием и единомыслием, толпа шла по зоне, все сметая на своем пути. Она вытаптывала диковинную траву и сносила удивительные живые заборы. Она шла, горланя в тысячу глоток, не замечая и не видя ничего вокруг, и жалкие проблески сознания, возникающие в мозгу ступающих на цветущую волшебным ковром траву, тут же аннулировались напором и бескомпромиссностью задних рядов. Вот и улица Емельяна Пугачева. Отчаянно лопались зеленые почки на бревенчатых срубах домов. Колосились крыши, крытые позеленевшей дранкой и заросшим лишайником шифером. Цвело сено в копнах и валках. Но смог бы увидеть кто это, даже если бы были сорваны шутовские карнавальные маски? Вот уже и забор у дома Семена Пантелеева вздрогнул и повалился, вздымая черные оборванные корни.
— Пришли, — сказал Грядищев, остановившись на краю воронки.
Воронка была пуста. Протирали глаза сонные пожарные, сидящие на траве. Плакала Наташка. Молчала мама Павлика, обнимая и прижимая к себе сына и Наташку. Вздыхала бабушка. Застыл в напряженном молчании постовой Борискин. Нервно курил сидящий на краю воронки Семен Пантелеев. Тревожно ворочался лежавший в тачке майор Калушенко.
— Где? — спросил негромко Грядищев, зажав микрофон ладонью.
Постовой Борискин пожал плечами, развел руками и легонько дунул на ладонь, давая понять, что все испарилось, исчезло, улетело, как пух.
— Друзья мои! — голос Грядищева преисполнился силой и величием. — Кажется, это действительно был всего лишь маленький административный розыгрыш. Шутка удалась?
— Да! — проревела толпа.
— Не будем грустить! И если небо забыло о нас, давайте напомним ему о себе! Салют!
Сухой треск разорвал вечереющее небо. Цветы могучего, затмевающего даже дневной свет, фейерверка расцвели и завяли над головами. И еще, и еще, и еще!
— Ура! — понесся над толпой дикий клич, заимствованный в незапамятные времена у остервенелых кочевников. — Ура! — завертелись в водовороте толпы тонущие характеры, личности и души.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});