Мой театр. По страницам дневника. Книга I - Николай Максимович Цискаридзе

Пока я до потери сознания плясал от Принца в «Щелкунчике» до спартаковцев и патрициев в «Спартаке», в театре наступило очень тяжелое время. Эра Григоровича подходила к концу. Все шушукались в кулуарах, друг с другом то дружили, то не дружили. Молодежь вообще мало что понимала. Мне спросить, кроме как у Марины Тимофеевны и Аллы Михальченко, было не у кого. Алла к этому моменту уже не особенно откровенничала. Опытная Марина затаилась и повторяла: «Коля, мы танцуем при любом режиме».

5 марта 1995 года труппе объявили, что Ю. Н. Григорович, В. Я. Левенталь и А. Н. Лазарев написали заявления об уходе и что генеральным директором и художественным руководителем ГАБТа назначен В. В. Васильев.

10 марта шел спектакль «Ромео и Джульетта», я был в запасе Меркуцио. Сижу в гримерке, слышу, по внутренней связи объявляют: «Пожалуйста, артисты балета, спуститесь на сцену». Спускаюсь, а на сцене идет чуть ли не потасовка между сторонниками и противниками Григоровича. До начала спектакля минуты три осталось. На сцене появился Жюрайтис, который в тот вечер дирижировал спектаклем. И тут открывается занавес. Зрительный зал битком. Из толпы на сцене выходит один артист и без микрофона, громко, зачитывает обращение в защиту Григоровича. А я стою рядом с Бессмертновой в первой линии, одетый во все цивильное, на ногах угги, привезенные из Австралии, – в общем, «кино и немцы». Смысл обращения заключался в том, что Григорович «хамским образом был доведен до увольнения и мы отказываемся танцевать».

Зал замер, к такому повороту событий публика не была готова. Занавес закрылся, и потасовка на сцене продолжилась. Не помню, как я до дома дошел. Мне тут же позвонили и сказали, что нужно срочно приехать в театр, подписать письмо, что я был против забастовки. Я ответил, что это письмо подписывать не буду. «Ну, ты же понимаешь, – сказал недовольный голос, – тебя же уволят после этого». «Ну и пусть, – уперся я и вдруг добавил: – Меня любой театр возьмет!» Потом оказалось, что я был единственным из солистов, кто не подписал эту бумагу. В этот момент я не чувствовал страха, хотя по мне, конечно, могли проехаться. Но я был, так сказать, несерьезная фигура в этой партии для тяжеловесов.

У меня есть фотография, когда часть труппы, и я в том числе, стоит на сцене Большого театра во время забастовки. Она переснята из японского журнала, маленькая такая. Все, кто стоял в первом ряду, кроме меня и артистки кордебалета Юли Чичевой, были уволены из ГАБТа как зачинщики забастовки. В их числе: Н. Бессмертнова, М. Былова, Н. Архипова и другие. Жюрайтиса уволили! Дело дошло до суда, который длился около года, только тогда «забастовщиков» в театре восстановили.

Не тронули и Р. К. Карельскую, она тоже на сцене находилась. В тот вечер ее ученица Надежда Павлова танцевала Джульетту и, естественно, там тоже присутствовала. Но Павлова вскоре сама написала заявление об уходе, потому что Васильев назначил ее бывшего мужа и партнера В. М. Гордеева на пост художественного руководителя балета ГАБТа.

В театре, в СМИ оказалось много сторонников В. В. Васильева. Григорович занимал пост главного балетмейстера Большого театра с 1964 по 1995 год. Он, как настоящий Хозяин, жестко держал труппу, его авторитарное правление многим было не по нраву.

Григоровича упрекали во многом. Например, в том, что он не давал ставить в ГАБТе другим хореографам. Это неправда. Он первым в СССР показал «Блудного сына» Дж. Баланчина. В театре ставил Р. Пети, шел вечер старинной хореографии А. Бурнонвиля. Говорили, что Юрий Николаевич якобы не пустил в театр С. Лифаря. Его не Григорович, а советская власть не пустила. Лифарь же был коллаборационистом, на много лет был изгнан из Франции. То, что Григорович не давал А. Алонсо ставить «Кармен-сюиту» для Плисецкой, вообще вранье. В СССР, как было объявлено во всеуслышание, не было секса, а в спектакле Алонсо он был, так же как в «Легенде о любви». Юрию Николаевичу многое в этом балете пришлось поменять. В репертуаре ГАБТа постоянно шли балеты В. Васильева, «Анюта» вообще не сходила с афиши.

В общем, после целого ряда скандалов Григоровича вынудили уйти из Большого театра. Заступая на должность художественного руководителя и директора Большого театра, Васильев озвучил новые творческие планы, от них у многих дух захватило. Ожидались М. Бежар, Ф. Дзеффирелли и другие громкие, мирового уровня имена. Владимир Викторович говорил, что видит свою главную задачу в руководстве коллективом и что сам ставить не собирается. Кроме того, Большой театр был выведен из ведомства Министерства культуры РФ. При новом генеральном директоре он оказался подвластен только двум людям – президенту РФ Б. Н. Ельцину и П. П. Бородину, занимавшему должность главы Управления делами Президента.

После смены руководства театр продолжал бурлить. Через несколько дней со своего поста был снят Ю. Ю. Ветров, и, когда его жена, еще неделю назад «хозяйка» балетной труппы, Мария Былова шла по коридору, те, кто еще недавно заискивал перед ней, теперь просто шарахались в разные стороны. Она шла и в полный голос, в лицо им говорила: «Ну что, радуетесь, можете не здороваться, да?!» Очень многие артисты взяли тогда больничный лист и долго на нем сидели, пережидая революционную ситуацию дома. Я же с Симачёвым продолжал готовить «Сильфиду», премьеру назначили на мое любимое число – 13 апреля.

…Это произошло еще до снятия Григоровича. «Сильфиду» я должен был танцевать с Ананиашвили. Прибегаю на класс, Нина тоже у Семёновой занималась: «Нинуля, представляешь, нас поставили в спектакль вместе, я так счастлив!» Через полчаса меня к себе вызывает Ю. Ю. Ветров и говорит: «Ананиашвили отказалась с тобой танцевать. Она сказала, что ты еще не дорос до этой роли, что с тобой надо много возиться, у нее нет времени». Конечно, я с Нинкой перестал здороваться.

А когда Марины Тимофеевны в театре не было, класс всегда давала старшая из присутствующих балерин. В тот день его вела Семизорова, она задала какую-то комбинацию, я сделал. Ананиашвили на меня неодобрительно посмотрела и сказала: «Ты это неправильно делаешь! Посмотри, как надо прыгать…» Она прыгнула и упала… Я на руках нес бедную Нину в раздевалку.

13 апреля 1995 года я с Аллой Михальченко танцевал «Сильфиду», а Нина поехала делать операцию, у нее случился разрыв крестообразной связки.

Когда мы с Михальченко готовили «Сильфиду», с нами репетировал только Симачёв. Уланова после смерти Татьяны Агафоновой стала редко появляться в театре, часто ложилась в ЦКБ, чтобы как-то себя поддержать.

Так случилось, что мы с Галиной Сергеевной одновременно потеряли самых близких людей. Она – Таню, я – маму. Вернувшись из Тбилиси после похорон, я встретил Галину Сергеевну около балетной канцелярии. Мы давно не виделись, я выразил ей соболезнования относительно