Лёха - Николай Берг

От этого вспомнившегося потомку как-то подурнело, замутило. Глянул на разукрашенную щедро йодом ладонь артиллериста — еще хуже стало.

— Зря так много льете — кожа потом лоскутами отвалится, жжет же йод-то — проглатывая дурноту, сказал Лёха.

— Это ничего, главное, чтобы не загноилось, тут у нас клиник нету — отозвался бледный Середа. Все-таки разбередили ему рану, а она была не ссадинкой, как ни крути.

Тут в голову потомку пришло, что вообще-то опять все собрались в кучу, и никто на часах не стоит. Потому он, как и положено уже взрослому мальчику, тем более не занятому ничем полезным, взял карабин, не без натуги вставил туда обойму, клацнул затвором (трое покосились на его действия не без опаски) и, пояснив, что посторожит, пока они тут это, отправился на свой первый в жизни караул.

Начало получилось не слишком удачным. Лёха прекрасно понимал, что он должен засесть так, чтобы увидеть непрошеных гостей, а они, чтобы его не заметили. В конце концов, даже в тех же танчиках отлично было показано — важно заметить врага первым. И маскировка там была важной фичей, Лёха в этом быстро убедился и всегда старался замаскировать свой танк. Но, то в игре. На деле получалось как-то нескладно — если хорошо получалось спрятаться в этих дурацких кустах, то нифига было не видно, а если видно — получался и сам как на витрине. В конце концов, изрядно побродив, нашел примятое место, явно лежал кто-то из своих — не бурят, так дояр. Прилег и обнаружил, что снизу в кустах листьев меньше и потому по-над травой видать достаточно далеко. Осторожно отмахиваясь от свирепых комаров, менеджер пообвыкся к месту, пообжился. Уверенная тяжесть карабина, его продуманность и странное ощущение силы и мощи в своих руках приободрили. Когда совсем недавно Лёха припрятал в карман сиявшие золотом патрончики из вскрытого цинка, сделал он это из сугубого мальчишества, просто понравились блестючие цацки, если уж честно. Сейчас он поймал себя на мысли о том, что думает об оружии и патронах иначе. Патроны были консервированной смертью, а трофейная винтовка таким же символом власти и силы, как царский скипетр. Странное это было чувство, непривычное, пугающее, но почему-то приятное.

Неприятным было другое — оказалось, что человеческие глаза так расположены, что все время остается полно места, которое не видишь. Не видишь, что по бокам и особенно — что сзади. И как ни верти головой — мертвое пространство не уменьшается. Лес все время шелестел, перешептывался, издавал всякие звуки и чем дальше, тем больше казалось, что кто-то подло подкрадывается именно оттуда, откуда не видно. Лёха рассердился сам на себя за такую внезапную паранойю и постарался отвлечься. Подумал о том, как оно там сложилось на берегу озера после его исчезновения. Попробовал вспомнить какие соски были у Лильки, но с этими мыслями не срослось, потому, как сразу же понял, пока он тут в 1941 году — там на озере никакого лагеря для тренинга нет и быть не может. И Лилькины груди в узеньком лифе тоже как-то не вспоминались, заслоненные роскошным бюстом первой в его жизни женщины, отдававшейся ему так страстно, что виденные ранее куклы порнофильмов жалко заплакали на задворках памяти. Вот и, поди ж ты, простая колхозница, а такая страстная фемина. Нет. Чего уж перед собой-то дурака валять, не годится это пошловатое слово. Женщина. Именно так — с большой буквы. Лёха мечтательно задумался, но тут его блаженное состояние было грубо нарушено недвусмысленным топотом в кустах совсем рядом. Попаданец подхватился. Направил карабин в сторону шума, и растерянно подумал — кто ж это может так громыхать? Ну не немец же? Не человечий топот вроде.

Из — под кустов, смешно подергивая кожаным носиком, выкатился крупный ёж. Остановился, близоруко вытаращился на торчащий перед его мордочкой ствол винтовки и определенно выругался по-ежиному. Не удержавшись, менеджер легонько ткнул дулом в полосатые иголки и еж, фыркнув, тут же свернулся в колючий клубок.

— Сраное ежище! — усмехнулся облегченно Лёха.

— Это еще фигня — сказал за его спиной знакомый голос, и артиллерист присел на корточки, глядя на гостя.

— А что не фигня? — спросил очень недовольный тем, что Середа подошел незаметно, потомок.

— Кошки. Ночью. На посту. Где неделю тому назад было нападение на часового с плохим исходом. Вот они могут напугать ого как — со знанием дела отозвался южанин. И сказал без подначки, просто сообщил хорошо проверенный факт.

— Ты что ли поговорить пришел? — намекающее спросил менеджер.

— Нет, подменить. Я ж последнее время не караулил ни разу. Так что возмещаю. А ты иди, помогай с добром разбираться. Нам с места двигаться надо скоро, так что готовь татайку. Ну и вообще перед маршем водиле отдохнуть надо — разумно ответил Середа.

Потыкал веточкой в еще туже свернувшегося ежика и спросил:

— Bist Du frappiеrt?

К удивлению Лёхи еж, словно понимая вопрос, возмущенно захрюкал-зафырчал.

— Das ist Krieg, Du, scheisse Igel! — поучительно ответил ежу артиллерист и стал устраиваться поудобнее.

— Чего это ты? — несколько испуганно спросил менеджер, которому в этом сюрном диалоге померещилось, что для Середы вчерашняя наркота не прошла даром.

— Так спокойнее — рассудительно ответил часовой — спросят немцы этого ежика:

— Видел кого в лесу? А ежик честно ответит — ходили тут ваши, веткой в меня тыкали, немцы и не будут нас искать.

Полюбовался на Лёхину физиономию и тихо заржал, довольный произведенным эффектом.

Поняв, наконец, что его банально разыграли, как детку малую, менеджер отправился к своей машине, вроде бы и долг исполнив, и чувствуя, что был он на посту не в своей тарелке.

Смешанный запах табака и вкусный дымок от костра вывели прямо к тому месту, где хозяйственный Жанаев готовил что-то съедобное, попыхивая сигареткой.

— Ищо не, намайе хулисыт — вежливо сказал ему, не повернув головы бурят.

Вообще-то жрать уже хотелось, но раз не готово, так не готово. Чтобы не стоять глупым столбом, пуская вожжой слюни, менеджер отошел в своему вездеходу, еще раз проверил бензин, получил тот же результат — на донышке, не прибавилось. Повозился с рукоятками, поставил на ручной тормоз, что видимо, забыл сделать, когда сюда приехал, посожалел, что нет колес с резиной — можно было бы попинать, как полагается всякому уважающему себя пацану, ритуальное что-то было в этом действии. Осмотрел пулевые дыры в бочине и блестящие отметины от пуль, зацепивших колеса. Поежился, представив, что если б вовремя не переполз на другую сторону — вполне могло бы зацепить, низко пули немец покойный послал. В общем, с деловым и значительным видом занимался тем, чем должен заниматься уважающий себя мехвод перед маршем.

Как проверить системы — и какие, именно системы — Лёха не очень себе представлял, даже толком не понимал, где тут спрятан мотор и как к нему добираться. Нет, понятно, что есть соответственный лючок и так далее, но, во-первых, машина была завалена изрядно всяким добром, во вторых открыв для себя мотор, вряд ли бы потомок хоть что-то в нем понял. Работает и ладно.

Развернул и посмотрел немецкий мундир, брезгливо держа его на относе. Постарался найти затаившихся вшей, но не нашел. Потрогал пальцем награды.

Опять ж странное впечатление — какие — то они одновременно и дешевые и пугающие, что ли. Три похожие медальки на затрепанных ленточках еще не так злые, а вот два железных жетона — один со слезшей черной краской, а другой словно цинковый, как-то попугивали. Может быть скрещенными мечами штыком и гранатой. Может просто своим дизайном. Тут Лёха не к месту вспомнил, что в германской армии к дизайну относились всерьез, кто-то из известных модельеров вроде коллекцию одежды делал, но вспомнить, кто именно не получилось. Потом в голову закралась ехидная мысля, что каков дизайн — такова и армия и вот нелепые образцы одежки для российской армии, сделанные кутюрье Юдашкиным ни к черту не годились, вспомнилось вдруг. Потом подумал, что если бы не прошел вермахт, словно орды орков и не пролил столько крови, то может и не котировались бы так немецкая форма с наградами. Кто помнит про румынскую или там итальянскую армии? Хотя ведь тоже вон до Волги дошли, в Сталинграде их прищучили уже. Да никто про них не помнит. А может у них форма была и похлеще. И награды не жестяные, а серебряные и золотые. Да что с того толку? Не за то вояк ценят, в конце-то концов.

— Любуешься? — спросил из-за спины подошедший неслышно Семенов.

Лёха по возможности незаметно вздрогнул, подумав про себя, что больно уж все подкрадываются ловко, надо за этим делом следить. Впрочем, дояр ладно, он вообще как этот Чингачгук ходит, с ним не так обидно.

— Не, проверял насчет вшей, да заодно вот медальки глянул. Интересно за что?

— А пес его знает. Но вот эта черная бляха ниже всех, наверное, самая убогая. А медали… наверное за взятие разных городов, вона и на пластинке латунной какой-то город. Красивый!