Маги и мошенники - Елена Долгова

Рихард по прозвищу Лакомка, наемный солдат роты капитана Конрада, отбившись от своих, видел, как некий человек, вооруженный мечом-полуторником, с непокрытой головой, вывел из начинавшего уже тлеть дома старуху во вдовьем покрывале, но Рихард не знал Бретона в лицо, а поэтому не посчитал нужным вмешиваться – незнакомец показался ему не столь мятежным, сколько небезобидным.

– Пропади вы все пропадом! Тут такой чад, что окончательно перестаешь понимать, кто свой, а кто чужой…

Высокий владелец меча тем временем, почтительно поддерживая старую женщину под руку, проводил ее к маленькой пристани, где их уже ждала лодка и гребцы. Здесь и состоялся последний разговор матери и сына:

– Прощайте, матушка, залив с этой стороны пуст, Бог поможет вам пристать к берегу, возвращайтесь в столицу. Вы знаете, что наше имущество конфисковано в казну, мне очень жаль, что я оставляю вас без средств…

– А мне жаль только тебя, Клаус. Прошу тебя – брось свой безнадежный бунт, беги, пока не поздно, садись в эту лодку вместе со мной.

– Вы предлагаете мне исключительно позорный выход. Я уже сказал – нет.

Старуха ссутулилась на лодочной скамье.

– Жаль, что я не умерла раньше и теперь вынуждена видеть, как мой младший сын, вслед за старшим, погибает в ереси…

– А вы всегда любили нас меньше, чем ложную церковь и деспота-императора.

Бретон повернулся и пошел прочь, ловко перепрыгивая с камня на камень, лодка с беззвучно плачущей старухой отчалила и под ударами весел заскользила к отдаленному берегу, разрезая зеленую гладь залива. Женщина неловко попыталась встать со скамьи, суденышко опасно качнулось.

– Клаус!

Крик долетел до пристани и мятежник обернулся.

– Прощай, Клаус! Пусть Небо поможет тебе!

Бретон поднес руку к губам, а потом поднял ее прощальным жестом. Возможно, он что-то кричал в ответ, но внезапно, после совершенно безветренного дня налетевший бриз унес его слова, и их не расслышал никто. Лодка быстро уходила в сторону берега Империи…

Мятежники, собравшиеся близ ратуши, пребывали в угрюмом озлоблении, переходящем в отчаяние, и когда, спустя некоторое время, ересиарх появился среди скопища вооруженных людей, встреча эта оказалась почти враждебной.

– Где наши братья?! – кричали одни.

Другие, занятые своими или чужими ранами, не тратили сил на крики. Они просто молчали, отводя взгляды, это молчание говорило лучше слов. Бретону казалось, что его спину обжигают взгляды ненависти, и, как это бывает в моменты поражений, прежняя преданность людей обернулась лишь более яркой и насыщенной ненавистью. К ненависти примешивалась изрядная доля злой насмешки.

– Будь ты проклят, – услышал он лишь слегка приглушенный голос. – Ты отправил нас на смерть, так будь же проклят сам, или тоже умри.

– Нет, брат, – ответил проклинающему второй голос. – Он не умрет: когда быдло запросто умирает, лица благородные находят лазейку для себя.

Ересиарх обернулся, но не увидел лица говорившего – вместо лиц были серые пятна. Спорить оказалось не с кем, люди отводили взгляды или поворачивались спиной. Клаус раздвинул плечом толпу и прошел к крыльцу, пытаясь успокоиться.

– Брат, дорога на форт отрезана, – обратился к нему седоусый, в помятом железном колпаке пикинер. – Мы упустили время.

– Остается подземный ход. Сколько здесь людей?

– Я не считал, но ты сам видишь, что их не меньше пяти сотен. Пока первые будут брести лазом, остальные полягут – и никто не хочет быть последним.

– Никто?

– Никто. А ты бы разве захотел?

– Поставь людей с арбалетами к бойницам и окнам – они прикроют отход. Постой… Пусть это будут добровольцы. Нам не нужны перепуганные стрелки. Я остаюсь вместе с ними.

Пикинер помедлил.

– Брат…

– Что?

– Да так, ничего… Прости, если что сказали не так… Желаю тебе удачи и спасения.

– Всем войти укрыться в стенах! – крикнул Бретон.

Его голос разнесся по площади, заставляя людей опомниться.

– В ратушу! Оттуда прямая дорога в форт.

Вереница людей поспешно втянулась под своды массивного, сложенного из бутового камня здания. Через некоторое время площадь опустела, на ее булыжнике остались лишь следы костров, окровавленное, разбросанное тряпье и несколько забытых всеми мертвых тел.

Бретон последним скрылся за дверью и ее тяжелые створки накрепко захлопнулись. Солдаты, верные Империи, роты капитана Конрада и гвардейцы, вышли к площади всего через несколько минут, но не застали на площади никого. Впрочем, развязка близилась, и день Волка подходил к концу, хотя до вечера еще оставалось время. Жирный дым, растрепанный морским ветром, стлался над крышами, редким мутным облаком окутывал площадь. Несмотря на это, голое пустое пространство насквозь простреливалось арбалетчикам. Время от времени выстрел из окон ратуши валил очередного нападавшего – полтора десятка тел застыло в неестественных позах мертвецов, двое раненых слабо шевелились. Кунц Лохнер жестом подозвал Хайни Ладера.

– Ты все еще не убрался отсюда, бездельник?

– Я здесь, капитан.

– Возьми мессира Адальберта и вместе с ним марш вон в то здание. Да-да туда, где стены потолще. Последи, чтобы он не совался на площадь, если что – отвечаешь головой.

Хронист растерянно озирался, солдат грубо ухватил его за плечо.

– Пойдемте, сударь мой. Нечего пялиться по сторонам.

– Капитан!

Кунц Лохнер нехотя обернулся на окрик Россенхеля.

– Что еще?

– Поймите, мессир Кунц, я хронист, я должен это видеть…

Лохнер захохотал, стальной перчаткой растирая сажу по покрасневшим от солнца и огненного жара щекам, плохо выбритым и грубым, как свиная кожа.

– Дрот святого Регинвальда! Да вы не умеете отличить рукоять от острия меча, а туда же – лезете на рожон. Мне и моим солдатам не нужны ученые ослы, которые путаются под ногами.

– Я прошу вас…

– Ладер!

– Да, капитан!

– В том доме с толстыми стенами хорошие окна – что те бойницы. Если мессир ученый пожелает, пусть пялится в окно, этому занятию не препятствуй.

– Слушаюсь.

Хайни наполовину увел, наполовину уволок растерянного Хрониста. Кто-то из гвардейцев неосторожно высунулся на площадь – залп из пяти арбалетов сбил его с ног, три стрелы вошли в грудь, две в живот, неудачник остался лежать на спине, мертвые глаза рассматривали подернутое дымом небо.

– Унеси их всех дьявол! Сколько же стрел у этих еретиков, а, лейтенант?

– Наверняка, связками болтов набита вся ратуша.

– Расставь своих людей, пусть бьют из луков по окнам, не давайте святошам высовываться. И пришли ко мне капитана Конрада.

Командир наемников отыскался быстро, султан на его шлеме почти сгорел, франтоватые латы запятнала сажа.

– Хей, Кунц, что будем делать?

– Собери своих мерзавцев, старый медведь, по соседству я видел дровяной склад – он набит кипарисовым хворостом. Хорошие факела найдутся.

Конрад, оценив задумку друга, ухмыльнулся.

– Жаровня во славу Господа Бога.

Лучники стреляли без передышки, первый же неосторожный мятежник получил длинную стрелу под ключицу, она пробила тело насквозь, убитый перекинулся через подоконник и с вытянутыми руками повис в проеме, тяжелый арбалет со стуком упал на булыжники мостовой. Пехотинцы Конрада уже мчались через площадь с вязанками хвороста, кто-то падал, попав под ответный залп, кто-то прикрывался ношей от арбалетных стрел.

Нагромождение дров подпалили брошенным издали факелом. Сизые спирали дыма, еще робкие и колеблющиеся, заплясали над завалом кипарисовых веток.

– Эй, еретические собаки, не хотите ли сдаться?

Ратуша молчала, стрельба из окон прекратилась, пламя над завалом медленно разгоралось, пахло паленым деревом и горячей горькой смолой.

Конрад подошел к Кунцу Лохнеру, оба они встали плечом к плечу.

– Мне не нравится это затишье. Сдается, мятежники полезут наружу, как только припечет…

– Посмотрим.

Шли минуты, огонь нехотя потрескивал, хвоя кипариса осыпались горячим пеплом, корчились сучья, сажа оседала на старом камне стен, в отдалении истошно кричали перепуганные пожаром чайки.

– Никого.

– Дело нечисто.

– Святое копье! Наверное, на этой жаре мой рассудок помутился.

– О чем ты, Кунц?

– В подвале когда-то был подземный ход. Этакий лисий отнорок, который тихо и незаметно ведет в форт. Должно быть, они нашли секретный проход и воспользовались им, когда добрались до Беро.

– Так что ж ты молчал до сих пор?

– Ты не поверишь – забыл. Хотя моя забывчивость быдлу мало поможет. Еретиков набилось в ратушу что вшей в бороду ретивого монаха. Пока первый десяток бредет узким лазом, возьмем остальных – огонь не даст им стрелять из окон, но развлечения ради придется войти внутрь, а там может оказаться жарковато.

Конрад снял помятый шлем и вытер пот с коротко стриженой головы и висков.

– Не стоит. Они сгорят сами.