Перед лицом Родины - (Бирюк) Петров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он позвонил, вызывая солдата из надзора. Когда тот пришел, Картавых велел отвести Виктора в камеру.
После этого Виктор никогда больше не видел Картавых. Ходили слухи, что его освободили от работы в органах НКВД.
XXIII
После ареста жены профессор Мушкетов сразу же как-то потускнел. Куда только и девалась его молодцеватость. Он по-стариковски ссутулился, похудел, в волосах его засеребрилась обильная седина. Всегда, бывало, щепетильно, с неким щегольством, одевавшийся, чистоплотный и опрятный, теперь он стал небрежен в своей одежде, неряшлив. Иногда даже забывал вовремя побриться. И что особенно бросалось в глаза со стороны, так это то, что он стал какой-то рассеянный, невнимательный к своей работе. Сотрудники клиники, в которой он работал, с удивлением замечали, что профессор стал делать непростительные ошибки и промахи, иногда влекшие к серьезным последствиям, как, например, смерть одного оперируемого. Если б профессор не ошибся, то, возможно, больного еще можно бы спасти.
И, видимо, только то, что Аристарх Федорович пользовался огромным авторитетом и уважением среди сотрудников, ему все его ошибки и промахи прощались. Все понимали, что он был душевно надломлен арестом своей жены.
Да, профессор сильно переживал. Ночами он спал плохо. Он все расхаживал и расхаживал по кабинету, все думал о Наде, о милой своей жене. Но и не только одни лишь думы о жене заставляли его не смыкать очей всеми ночами напролет. Он ждал: не подъехал ли к подъезду дома "воронок"? Профессор был убежден, что должны арестовать и его... На всякий случай он подготовил небольшой узелок с бельем, сухарями, мылом, полотенцем и тремя сотнями рублей...
Вины за собой Аристарх Федорович никакой не чувствовал. Он во всем был чист перед Советской властью, предан ей, но ареста своего ждал.
- Да уж скорее бы свершилось это, - тяжко вздыхал профессор, вышагивая бессонной ночью по кабинету. - Я измучился от ожидания.
А тут еще угнетали страдания дочери. Лида извелась от тоски по Воробьеву. С того вечера в станичном клубе, откуда он исчез бесследно, словно провалился сквозь землю, она никаких известий о нем не получала. Она даже точно не знала, арестован ли он?.. Может быть, и не арестован, а убит или похищен. Кто-то из станичников видел, что его какие-то люди увезли на машине. Но что это за люди и куда они могли его увезти?..
От переживаний Лида даже как-то почернела. Ее лицо, когда-то такое прелестное, такое розовое и цветущее, сейчас стало желто-зеленым с землистым оттенком. Под глазами и у висков появились преждевременные морщинки. А в глазах такая тоска, такая печаль.
Но, однако, несмотря на свое такое большое горе, она прилежно ходила на лекции, заканчивала университет.
...Однажды утром, проводив Лиду на занятия, Харитоновна нерешительно подошла к кабинету профессора:
- Можно к вам, Аристарх Федорович?
- Пожалуйста, Харитоновна, пожалуйста... Входите.
Профессор одевался, собираясь уходить на работу. Старуха переступила порог кабинета с каким-то таинственным видом.
- Садитесь, Харитоновна, - подвинул ей кресло Аристарх Федорович и сам сел на другое. - Вы что-то хотели мне сказать? - с тревогой спросил он. - Что-нибудь неприятное, наверное?.. Сейчас ведь столько горя, столько горя... Радостного ничего и не ждешь...
Старуха вместо ответа, жалостливо глянув на него, всхлипнула.
- Ну, что такое?.. Не томите ж ради бога.
- Родимый вы мой, Аристарх Федорович, душа моя изболелась, глядючи на вас... Пожелтели из себя ажно, похудели... Сколько уж годов я живу у вас, родными вы мне все стали...
- Успокойтесь, голубушка, - стал утешать старуху Аристарх Федорович, - не плачьте...
- Да не хотела я вас расстраивать, родной мой, своими слезами... У вас их и своих много... Да что поделать, видно, глаза у меня на мокром месте, - попробовала пошутить старуха. - Хочу вам, Аристарх Федорович, об одном деле рассказать, да уж и не знаю, с какого конца и начать.
- Ну, уж рассказывайте с какого удобнее.
- Да дело-то такое уж...
- Ничего... Какое бы ни было, рассказывайте.
- Убивается наша Лидушка уж очень, - вздохнув, сказала старуха. Зеленая вся стала... Глаза красные от слез... И уж невдомек мне, отчего бы так?
- Не хитрите, Харитоновна, - укоризненно сказал Аристарх Федорович. Вы отлично знаете, отчего... Зачем вы так говорите?.. А говорите, вы родная нам...
- Уж простите, Аристарх Федорович, меня, старую, - стыдливо проговорила Харитоновна. - Ну, конешно же, я знаю, отчего она страдает и убивается так, голубушка. Давно я смикитила, в Чем дело... Да навроде неудобно мне вам об этом говорить... А раз вы об этом тоже знаете и догадываетесь, то нам с вами об этом легче будет и поговорить... Гляжу я на Лидушку, и у меня прямо сердце кровями обливается... Потому как я ее ж, чадушку, своими руками выпестовала.
- Тороплюсь я, Харитоновна, - сказал профессор. - Что вы мне хотели сказать?..
- Хочу я вам сказать, Аристарх Федорович, что скоро вам придется быть дедом...
- Что-о? - привскочил профессор. - Дедом?.. Каким дедом?..
- Ну, каким дедом бывают... Самым обыкновенным дедом... Дедушкой.
- Что вы этим хотите сказать? - схватил за руку старуху Аристарх Федорович.
- Ну, что вы, не понимаете, что ли, Аристарх Федорович?.. Лидушка-то скоро родит... Скоро опростается... Поглядите, какая она тяжелая-то ходит...
- Вон оно в чем дело, - в изумлении протянул профессор. - А я-то даже и не замечал... Да-да, Харитоновна, вы правы... Теперь я представляю себе ясно, что она беременна... Вот это так новость! Что же теперь делать?
- Теперь что же делать, Аристарх Федорович, надобно принять вовремя ребеночка...
- Ну, как Лида-то к этому относится?
- Шьет, - сказала Харитоновна. - Тайно, урывками, шьет детеночку-то своему распашоночки... Готовит пеленочки...
- Ох, бог ты мой! - всплеснул руками расчувственно Аристарх Федорович. - Значит, готовится?.. Надо ж и нам, Харитоновна, подготовиться к встрече новорожденного.
- Да я уж готовлюсь, - усмехнулась старуха. - Она там тайно готовит, а я себе тоже... Уж кое-что и купила... Простыночки так какие, одеяльце...
- Покупайте, покупайте, Харитоновна. Я вам дам денег...
- Да что там говорить, сочтемся... Только вы уже, Аристарх Федорович, покуда ничего Лиде не говорите... А то ж она, милушка, вас застесняется...
- А чего ж ей стесняться? - удивленно пожал плечами профессор. - Дело это вполне естественное, причем весьма важное... Тут уж никаких стеснений не может быть. А все-таки, Харитоновна, очень, наверное, радостно быть дедом, а?.. Дед!.. Интересно.
Профессор достал из письменного стола деньги, дал старухе.
- Покупайте, Харитоновна, все, что надо для маленького... Да и для Лиды...
- Ему сейчас мало что надо...
- Ну, хорошо, Харитоновна, я буду делать вид, что ничего не замечаю... А вы поговорите с Лидушкой, поговорите начистоту, а то ведь трудно ей одной все это в тайне содержать.
- Поговорю, Аристарх Федорович, - наклонила голову старуха. Обязательно поговорю.
Мгновение она молчала, смотря на профессора, словно обдумывая, стоит ли говорить ему то, что собиралась сказать, или не стоит. А потом все-таки решилась.
- Аристарх Федорович, есть у меня к вам одно дельце. Только уж не знаю как и приступить... Страх прям берет... - И она испуганно оглянулась на дверь, будто боясь, что там кто-то стоит и подслушивает.
- Что там у вас еще такое? - насторожился Аристарх Федорович.
- А вот уж послухайте, - стала рассказывать старуха. - Это дело было давно, почитай, должно, годов так семь-восемь назад... Иду я как-то с рынка, взбираюсь по лестнице, гляжу, из нашей квартиры как вышмыгнет какой-то человек, лет, должно, сорока... Черный такой из себя, горбоносый, в черных очках, в шляпе... Прошмыгнул он мимо меня, пробарабанил ногами по ступенькам и скрылся... Стою я и думаю, а может, это не от нас?.. Думаю, чего бы это нужно тому человеку к нам заходить?.. Одежина-то на нем ненашенская... Постояла я да подошла к двери нашей квартиры, постучалась... Надежда Васильевна открыла мне... Поглядела я на нее. Ну, она прямо-таки сама не своя... Вся какая-то побледневшая, глаза в слезах... Ну, ничего я не сказала ей тут, только чую дух-то табачный по комнатам разносится, приятственный такой. Значит, курил кто-то. А кто же?.. Надежда Васильевна не курит. Вы - тоже... Значит, этот горбоносый курил... А опосля я и окурок в пепельнице нашла...
- И что же дальше? - спросил заинтересованный рассказом старухи Аристарх Федорович.
- А дальше, что ж, - продолжала старуха. - Я, грешным делом, извините меня старуху только ради бога, нехорошо тогда подумала о Надежде Васильевне... Дюже нехорошо. Думаю, что не полюбовник ли это ее был?.. Да только, конешно, зря я тогда о ней так подумала. Никогда не могу ничего плохого сказать о ней... Порядочная она женщина... Да так потом я об этом случае и забыла... Забыть-то забыла, да ден пять тому назад мне об этом напомнили...
- Кто же вам напомнил?
- Ой, страшные люди мне напомнили, - зажмурившись, закачала головой старуха. - Страшные... Приехали они за мной на машине, повезли... Думала, ну, все, жизни моей конец. Привезли в какой-то огромадный дом каменный... Не знаю и не ведаю, где это... Привели к какому-то плюгавенькому... Злющий-презлющий... Матерно ругается... Ногами стучит, кулаками по столу бьет... Я перед ним как осиновый лист дрожала... Как уж меня ни обругивал... И такая-то ты и рассякая... Сгною, говорит, тебя в казематке...