Время прощаться - Джоди Пиколт

Сначала во время наших обедов на свежем воздухе я отвечала на его поцелуи. Но однажды его рука скользнула мне под рубашку, нащупывая застежку на бюстгальтере.

– Томас! – прошептала я. – Мы же не одни.

И дело не только в том, что мы сидели в тени сарая, куда в любой момент мог подойти кто-нибудь из смотрителей. На нас смотрела Дженна. Вот она встала на ножки и нетвердой походкой двинулась к нам – крошечная зомби.

– Томас, она ходит! – выдохнула я.

Томас лицом зарылся мне в шею. Рука легла на грудь.

– Томас! – оттолкнула я его. – Смотри!

Он раздраженно отпрянул. Глаза за очками стали почти черными, и, несмотря на то что он промолчал, я совершенно четко услышала: «Как ты смеешь…» Но тут ему на колени упала Дженна. Томас подхватил ее на руки, поцеловал в лоб и обе щеки.

– Совсем большая девочка, – сказал он, когда Дженна залепетала у него на плече. Он поставил ее на землю и подтолкнул в мою сторону. – Интересно, это счастливая случайность или вновь приобретенный навык? – спросил он. – Может быть, стоит еще раз провести эксперимент?

Я засмеялась.

– Эта девочка обречена, у нее оба родителя ученые. – Я протянула руки. – Иди ко мне! – позвала я.

Я обращалась к дочери. Но могла бы позвать и Томаса.

Несколько дней спустя я помогала Грейс готовить еду для азиатских слонов и поинтересовалась, ссорятся ли они с Гидеоном.

– А что? – неожиданно насторожилась она.

– Просто кажется, что вы так хорошо между собою ладите… – ответила я. – Даже немного обескураживает.

Грейс расслабилась.

– Он не опускает стульчак в туалете. Злюсь ужасно.

– Если это его единственный недостаток, я бы сказала, что тебе невероятно повезло. – Я подняла большой нож, которым разрезала дыни пополам, внимательно следя, чтобы из них не вытекало много сока. – У него есть от тебя тайны?

– Например, что он подарит мне на день рождения? – Она пожимает плечами. – Конечно.

– Я имею в виду не такие секреты. Я говорю о тех, которые заставляют думать, что он что-то скрывает. – Я откладываю нож и смотрю ей прямо в глаза. – В ночь, когда погиб детеныш… ты же видела Томаса в кабинете, верно?

До этого мы ни разу не обсуждали ту ночь. Но я знала, что Грейс не могла не видеть, как он раскачивается на кресле – глаза совершенно пустые, руки дрожат. Я знала, что именно поэтому она не захотела оставлять с ним Дженну.

Грейс опустила глаза.

– У каждого свои демоны, – пробормотала она.

И по тому, как она это произнесла, я поняла, что уже не в первый раз она видела Томаса в подобном состоянии.

– Подобное ведь и раньше случалось?

– Он всегда приходил в норму.

Неужели я единственная в заповеднике, кто этого не знал?

– Он заверил меня, что такое произошло только один раз – когда умерли его родители, – заметила я с пылающими щеками. – Я-то думала, что брак – это союз, понимаешь? В горе и в радости. В болезни и в здравии. Почему он меня обманывал?

– Хранить тайну – не значит лгать. Иногда это единственный способ защитить того, кого любишь.

Я усмехнулась.

– Ты так говоришь только потому, что никогда не была по ту сторону баррикады.

– Нет, – негромко согласилась Грейс. – Я как раз из тех, кто хранит тайны. – Быстрыми, ловкими движениями она принялась лопаткой накладывать арахисовое масло в половинки дынь. – Я люблю присматривать за твоей дочерью, – добавила она ни с того ни с сего.

– Я знаю и очень тебе благодарна.

– Я люблю присматривать за твоей дочерью, – повторила Грейс, – потому что своих детей у меня никогда не будет.

Я посмотрела на девушку, в эту секунду она напомнила мне Мору – в ее глазах залегла какая-то тень, которой я раньше не замечала. Я списывала все на молодость и неуверенность, но это могло быть и свидетельство утраты того, чего она, по сути, и не имела.

– Ты еще очень молода, – успокоила я.

Грейс покачала головой.

– У меня бесплодие, – уточнила она. – Какой-то гормональный сдвиг.

– Можно обратиться к суррогатной матери. Можно усыновить. Вы с Гидеоном обсуждали варианты?

Она не сводила с меня глаз, и я поняла: Гидеон ничего не знает. Именно эту тайну она от него хранила.

Грейс неожиданно схватила меня за руку, да так крепко, что стало больно.

– Ты же ему не скажешь?!

– Нет, – пообещала я.

Она успокоилась, взяла нож и продолжила резать фрукты. Несколько минут мы работали молча, а потом Грейс опять заговорила.

– Дело не в том, что он недостаточно сильно тебя любит и поэтому не говорит правду, – произнесла она. – Дело именно в том, что он любит тебя так сильно, что не может потерять твою любовь.

После полуночи Томас выскользнул из спальни, я сделала вид, что сплю. Подождала, когда услышу шум льющейся в душе воды, встала с кровати и осторожно, чтобы не разбудить Дженну, вышла из дома. Когда глаза привыкли к темноте, я промчалась мимо домика Грейс и Гидеона – свет у них не горел. Представила, как они спят, обнявшись, крепко-крепко прижавшись друг к другу.

Винтовая лестница была выкрашена в черный цвет. Я оцарапалась о нее и поняла, что уже достигла дальнего угла сарая с африканскими слонами. Двигаясь тихо, чтобы не разбудить животных, а те не подняли тревогу, я стала взбираться по лестнице, прикусив губу от боли. Дверь наверху была заперта, но в заповеднике все открывалось одним ключом, поэтому я знала, что смогу попасть внутрь.

Первое, что я увидела там, как Томас и предсказывал, – это невероятный вид на залитые лунным светом просторы. Он еще не установил окна, но вырезал и вставил в отверстия куски прозрачного пластика. Через них я и могла видеть каждый метр заповедника, который освещала полная луна. Я представила себе смотровую площадку, обсерваторию, куда люди приходят полюбоваться удивительными животными, которых мы приютили, не нарушая их покоя и не заставляя быть частью зрелища, как это происходит в цирке или зоопарке.

Может быть, я слишком бурно реагирую? Может быть, Томас просто пытается сделать то, что и говорил: спасти наше предприятие? Я принялась шарить по стенам, пока не нащупала выключатель. Помещение залил такой яркий свет, что на мгновение я ослепла.

Комната была пуста. Ни мебели, ни ящиков, ни инструментов, ни одной щепки. Стены, пол и потолок были выкрашены в ослепительно белый цвет. Но каждый сантиметр был исписан буквами и цифрами, надписи наслаивались друг на друга в каком-то петлеобразном коде.

C14H19NO4C18H16N6S2C16H21NO2C3H6N2O2C189H285N55O57S.

Казалось, ты в храме, где на стенах кровью нарисованы каббалистические знаки. У меня перехватило дыхание. Стены надвигались на меня, цифры расплывались перед глазами. Опустившись на пол, я поняла, что плачу.

Томас болен.

Томасу нужна помощь.

И хотя я не психиатр и раньше никогда не сталкивалась ни с чем подобным, мне было ясно, что на депрессию это совсем не похоже. Зато очень похоже на… сумасшествие.

Я встала, попятилась и выскочила из комнаты, не заперев дверь. Времени было мало. Но вместо того, чтобы пойти к себе, я отправилась к домику, где жили Гидеон и Грейс, постучала в дверь. Дверь открыла Грейс. На ней была только мужская футболка, волосы падали на лицо.

– Элис? – удивилась она. – Что случилось?

«Мой муж психически болен… Заповедник умирает… Мора потеряла детеныша…»

Сами выбирайте.

– Гидеон дома? – спросила я, хотя знала, что дома. Не у всех муж тайком ускользает среди ночи и пишет всякую абракадабру на потолке, полу, стенах пустой комнаты.

Гидеон показался в двери в одних шортах с голым торсом. Рубашку он держал в руке.

– Мне нужна твоя помощь, – сказала я.

– Проблемы с кем-то из слоних? Что-то не так?

Я ничего не ответила, только развернулась и зашагала к сараю с африканскими слонами. Гидеон, натягивая футболку, поспешил за мной.

– Кто?

– Со слонами все в порядке, – дрожащим голосом ответила я. – Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал и при этом не задавал вопросов. Можешь?

Гидеон взглянул на меня и кивнул.

Я поднималась по винтовой лестнице, как на эшафот. Оглядываясь назад, я понимаю, что, наверное, так оно и было. Возможно, это были первые ступеньки к длинному, фатальному падению. Я открыла дверь, чтобы Гидеон увидел интерьер.

– Черт побери! – выдохнул он. – Что все это значит?

– Не знаю. До утра нужно все это закрасить.

И тут ниточки хладнокровия лопнули, я согнулась пополам – не могла дышать, не могла больше сдерживать слезы. Гидеон потянулся ко мне, но я отшатнулась.

– Поторопись! – прохрипела я и побежала вниз по лестнице назад, в наш домик.

Успела я как раз вовремя – Томас, весь в клубах пара, открывал дверь ванной.

– Я тебя разбудил? – спросил он и улыбнулся той особой, неправильной улыбкой, которая в Африке заставляла меня ловить каждое его слово и которая всегда стояла передо мной, когда я закрывала глаза.

Если у меня были шансы спасти Томаса ради него самого, то я должна была заставить его поверить, что я ему не враг. Он должен верить, что я верю в него. Поэтому я постаралась улыбнуться в ответ.